ночую там где меня любят
Популярные группы
Ночую там, где меня любят
Сегодня на рынке видел паренька в майке с эпатирующей надписью: «Ночую там, где меня любят». Торговал он какой-то ерундой, которой сковородки от нагара очищают — «Чудо-губка», кажется. Рыжий, крепкий, лицо и спина напряженные, в глазах — вызов. Стоит, словно на выставке, выпятив грудь, и внимательно следит, как публика реагирует на его замечательную майку. Заметил мой взгляд и тут же отвернулся.
А я вспомнил сразу два периода в своей жизни. В юности гулеванил я порой совсем уж необузданно. И хотя майки такой у меня не было, но как уж я тогда ночевал, ох как ночевал… И любили меня, дурня, бедные девчонки то тут, то там, то еще невесть где. Без всяких надписей. Когда такое блудливое кредо запечатлено в уме и в сердце, то писать его на майке в общем-то совсем не обязательно. Кому надо – все в глазах прочитают и напоят, и накормят, и спать уложат.
Хорошо помню, как после нескольких месяцев такой беспредельной ночной жизни я себя почувствовал словно бы обугленным изнутри. Как дом после пожара: снаружи все почти целое, а внутри – одни вонючие головешки и погасшие угли.
И еще вспомнил, как после этого своего «обугленного» периода я пришел в Церковь, крестился, женился, стал работать на стройке, чтобы прокормить семью. В основном, это были подмосковные краткосрочные шабашки. Где мне только не приходилось ночевать в ту пору… Строящиеся дома, как правило, не отапливались. Поэтому ночлег на объекте иногда бывал весьма экзотическим. Однажды пришлось на чердаке зарываться ночью в керамзит, чтобы хоть немного согреться. В другой раз мы с еще двумя бедолагами три недели ночевали в абсолютно темном подвале, где я впервые в жизни испытал легкий приступ клаустрофобии. Были еще ночевки в вагончиках, где кроме меня проживало три десятка ребят-таджиков. Про ночи, проведенные просто на бетонном полу в спальнике, я даже не говорю: обычное это дело для шабашек. И каждый раз, укладываясь на такой импровизированный ночлег, я думал лишь об одном. О том, как мне хотелось бы ночевать сейчас не здесь, а там, где меня любят, где без меня скучают, где любовь и радость моя считает дни до моего
Вспомнилось все это при взгляде на рыжего парнишку с рынка.
И как-то вдруг стало его очень жалко. Потому что надпись-то эта, ежели разобраться, совсем о другом. Тут ведь вовсе не самецкий призыв доморощенного мачо. На самом деле, здесь спрятавшаяся за бравадой тоска по дому, стремление оказаться там, где тебя всегда ждут и всегда примут таким, какой ты есть. Встретят, нальют горячего чая, погладят по голове, и назовут не просто по имени, а — ласково, как мама в детстве звала. Вот это о чем. И рыжий парняга с рынка тоже, наверняка, именно этого жаждет в глубине души. Только не понимает еще, потому что молодой и бестолковый. Дай Бог тебе действительно — всегда ночевать только там, где тебя любят и ждут, дорогой человек! В жизни совсем немного есть вещей, важнее этой простоты. Которая, увы, достается не каждому.
Вы ночуете там, где вас любят, или где прийдется.
+100500 аккаунт. Но уйти с прокта не могу.
Я здесь стою один, как тень на полустанке.
Закутанный в халат на лавке спит узбек.
Эй, кто-нибудь, прошу, откликнитесь, гражданки,
Последний раз прошу, пустите на ночлег!
Откройте дверь, я очумел от перелетов.
Во всех портах обледененье полосы.
Вы что, обляденели, эй вы, кто там?
Давно за полночь пробили часы!
По улице иду, заглядываю в окна.
Вдруг женский голос тихо просит закурить.
Я всем своим нутром, до самых пяток екнул,
И с перепугу сердце вдруг начало шалить.
Косметикой в меня пахнуло дуновенье,
Как свежий ветер в растворенное окно.
Уж если есть на свете чудное мгновенье,
Я сразу понял: это именно оно!
Пока свечой горела спичка, мы молчали.
Когда ж ее огонь беспомощно погас,
Я ей сказал, что в ней души уже не чаю,
И эта ночь, увы, свела навеки нас!
Она мне отвечала что-то в том же стиле
И прошептала тихо, сев на чемодан:
«В гостиницу меня сегодня не пустили.
И вот теперь согласна, хоть куда! «
Я прикусил язык совместно с сигаретой
И тоже, сев на свой раздувшийся портфель,
Доверчиво вещал: «Скажу вам по секрету,
Я пять минут назад стучался в ту же дверь! »
Мы хохатали заразительно и звонко
И подавали нежелательный пример.
Она была вполне приличная девчонка,
А я еще вполне приличный кавалер.
Ночуйте там, где вас любят
А я вспомнил сразу два периода в своей жизни. В юности гулеванил я порой совсем уж необузданно. И хотя майки такой у меня не было, но как уж я тогда ночевал, ох как ночевал… И любили меня, дурня, бедные девчонки то тут, то там, то еще невесть где. Без всяких надписей. Когда такое блудливое кредо запечатлено в уме и в сердце, то писать его на майке в общем-то совсем не обязательно. Кому надо – все в глазах прочитают и напоят, и накормят, и спать уложат.
Хорошо помню, как после нескольких месяцев такой беспредельной ночной жизни я себя почувствовал словно бы обугленным изнутри. Как дом после пожара: снаружи все почти целое, а внутри – одни вонючие головешки и погасшие угли.
И еще вспомнил, как после этого своего «обугленного» периода я пришел в Церковь, крестился, женился, стал работать на стройке, чтобы прокормить семью. В основном это были подмосковные краткосрочные шабашки. Где мне только не приходилось ночевать в ту пору… Строящиеся дома, как правило, не отапливались. Поэтому ночлег на объекте иногда бывал весьма экзотическим. Однажды пришлось на чердаке зарываться ночью в керамзит, чтобы хоть немного согреться. В другой раз мы с еще двумя бедолагами три недели ночевали в абсолютно темном подвале, где я впервые в жизни испытал легкий приступ клаустрофобии. Были еще ночевки в вагончиках, где кроме меня проживало три десятка ребят-таджиков. Про ночи, проведенные просто на бетонном полу в спальнике, я даже не говорю: обычное это дело для шабашек. И каждый раз, укладываясь на такой импровизированный ночлег, я думал лишь об одном. О том, как мне хотелось бы ночевать сейчас не здесь, а там, где меня любят, где без меня скучают, где любовь и радость моя считает дни до моего возвращения.
Вспомнилось все это при взгляде на рыжего парнишку с рынка.
И как-то вдруг стало его очень жалко. Потому что надпись-то эта, ежели разобраться, совсем о другом. Тут ведь вовсе не самецкий призыв доморощенного мачо. На самом деле, здесь спрятавшаяся за бравадой тоска по дому, стремление оказаться там, где тебя всегда ждут и всегда примут таким, какой ты есть. Встретят, нальют горячего чая, погладят по голове, и назовут не просто по имени, а — ласково, как мама в детстве звала. Вот это о чем. И рыжий парняга с рынка тоже, наверняка, именно этого жаждет в глубине души. Только не понимает еще, потому что молодой и бестолковый. Дай Бог тебе действительно — всегда ночевать только там, где тебя любят и ждут, дорогой человек! В жизни совсем немного есть вещей, важнее этой простоты. Которая, увы, достается не каждому.
Александр Ткаченко. Православный журнал «Фома».
Православная Жизнь
Сегодня на рынке видел паренька в майке с эпатирующей надписью: «Ночую там, где меня любят». Торговал он какой-то ерундой, которой сковородки от нагара очищают — «Чудо-губка», кажется. Рыжий, крепкий, лицо и спина напряженные, в глазах — вызов. Стоит, словно на выставке, выпятив грудь, и внимательно следит, как публика реагирует на его замечательную майку. Заметил мой взгляд и тут же отвернулся.
А я вспомнил сразу два периода в своей жизни. В юности гулеванил я порой совсем уж необузданно. И хотя майки такой у меня не было, но как уж я тогда ночевал, ох как ночевал… И любили меня, дурня, бедные девчонки то тут, то там, то еще невесть где. Без всяких надписей. Когда такое блудливое кредо запечатлено в уме и в сердце, то писать его на майке в общем-то совсем не обязательно. Кому надо – все в глазах прочитают и напоят, и накормят, и спать уложат.
Хорошо помню, как после нескольких месяцев такой беспредельной ночной жизни я себя почувствовал словно бы обугленным изнутри. Как дом после пожара: снаружи все почти целое, а внутри – одни вонючие головешки и погасшие угли.
И еще вспомнил, как после этого своего «обугленного» периода я пришел в Церковь, крестился, женился, стал работать на стройке, чтобы прокормить семью. В основном, это были подмосковные краткосрочные шабашки. Где мне только не приходилось ночевать в ту пору… Строящиеся дома, как правило, не отапливались. Поэтому ночлег на объекте иногда бывал весьма экзотическим. Однажды пришлось на чердаке зарываться ночью в керамзит, чтобы хоть немного согреться. В другой раз мы с еще двумя бедолагами три недели ночевали в абсолютно темном подвале, где я впервые в жизни испытал легкий приступ клаустрофобии.
Были еще ночевки в вагончиках, где кроме меня проживало три десятка ребят-таджиков. Про ночи, проведенные просто на бетонном полу в спальнике, я даже не говорю: обычное это дело для шабашек. И каждый раз, укладываясь на такой импровизированный ночлег, я думал лишь об одном. О том, как мне хотелось бы ночевать сейчас не здесь, а там, где меня любят, где без меня скучают, где любовь и радость моя считает дни до моего возвращения.
Вспомнилось все это при взгляде на рыжего парнишку с рынка.
И как-то вдруг стало его очень жалко. Потому что надпись-то эта, ежели разобраться, совсем о другом. Тут ведь вовсе не самецкий призыв доморощенного мачо. На самом деле, здесь спрятавшаяся за бравадой тоска по дому, стремление оказаться там, где тебя всегда ждут и всегда примут таким, какой ты есть. Встретят, нальют горячего чая, погладят по голове, и назовут не просто по имени, а — ласково, как мама в детстве звала. Вот это о чем. И рыжий парняга с рынка тоже, наверняка, именно этого жаждет в глубине души. Только не понимает еще, потому что молодой и бестолковый. Дай Бог тебе действительно — всегда ночевать только там, где тебя любят и ждут, дорогой человек! В жизни совсем немного есть вещей, важнее этой простоты. Которая, увы, достается не каждому.
Ночую там, где меня любят
Приблизительное время чтения: 2 мин.
А я вспомнил сразу два периода в своей жизни. В юности гулеванил я порой совсем уж необузданно. И хотя майки такой у меня не было, но как уж я тогда ночевал, ох как ночевал… И любили меня, дурня, бедные девчонки то тут, то там, то еще невесть где. Без всяких надписей. Когда такое блудливое кредо запечатлено в уме и в сердце, то писать его на майке в общем-то совсем не обязательно. Кому надо – все в глазах прочитают и напоят, и накормят, и спать уложат.
Хорошо помню, как после нескольких месяцев такой беспредельной ночной жизни я себя почувствовал словно бы обугленным изнутри. Как дом после пожара: снаружи все почти целое, а внутри – одни вонючие головешки и погасшие угли.
И еще вспомнил, как после этого своего «обугленного» периода я пришел в Церковь, крестился, женился, стал работать на стройке, чтобы прокормить семью. В основном, это были подмосковные краткосрочные шабашки. Где мне только не приходилось ночевать в ту пору… Строящиеся дома, как правило, не отапливались. Поэтому ночлег на объекте иногда бывал весьма экзотическим. Однажды пришлось на чердаке зарываться ночью в керамзит, чтобы хоть немного согреться. В другой раз мы с еще двумя бедолагами три недели ночевали в абсолютно темном подвале, где я впервые в жизни испытал легкий приступ клаустрофобии. Были еще ночевки в вагончиках, где кроме меня проживало три десятка ребят-таджиков. Про ночи, проведенные просто на бетонном полу в спальнике, я даже не говорю: обычное это дело для шабашек. И каждый раз, укладываясь на такой импровизированный ночлег, я думал лишь об одном. О том, как мне хотелось бы ночевать сейчас не здесь, а там, где меня любят, где без меня скучают, где любовь и радость моя считает дни до моего возвращения.
Вспомнилось все это при взгляде на рыжего парнишку с рынка.