ночь самое вероятное время душевных мук
30+ цитат Иосифа Бродского, сражающих наповал своей честностью
Один из самых значимых поэтов XX века Иосиф Бродский родился в Ленинграде, но был вынужден эмигрировать в США. В жизни ему довелось перенести многое: непонимание, преследования, лишение советского гражданства, ссылку. Литератор пробовал обратиться к высшему руководству страны, чтобы ему позволили остаться на родине, но тщетно.
За пределами Советского Союза Бродский получил признание и широкую известность. В 1987 году ему присудили Нобелевскую премию, а в СССР развернулась перестройка. Наконец о Бродском заговорили в России и даже приглашали вернуться. Увы, но поэт скоропостижно умер за пределами своей родины. Но, будучи американским гражданином, он все равно оставался русским поэтом.
Бродский был автором удивляющим. Он умел честно сказать о том, что давно вертелось на языке у тысяч. Метко выражал мысль так, что читателю казалось, будто это его собственное суждение. Сочинения Бродского до сих пор затрагивают души людей всех возрастов. Честный и искренний, поэт стал кумиром для нескольких поколений читающей публики.
Мы увлекаемся творчеством и восхищаемся личностью Иосифа Бродского за его бесконечную любовь к родине, слову и котикам. И хотим вместе с вами вспомнить самые яркие высказывания талантливого писателя.
Когда так много позади
Всего, в особенности — горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
И глубже. Это превосходство —
Не слишком радостное. Но
Уж если чувствовать сиротство,
То лучше в тех местах, чей вид
Волнует, нежели язвит.
Пока есть такой язык, как русский, поэзия неизбежна.
Боюсь, тебя привлекает клетка,
и даже не золотая.
Но лучше петь, сидя на ветке;
редко поют, летая.
Я рад, что на свете есть расстояния более немыслимые, чем между тобой и мною.
Знаю по своему опыту, что чем меньше информации получает твой мозг, тем сильнее работает воображение.
© Sergey Bermeniev / commons.wikimedia
Единственная правота — доброта.
Ночь — самое вероятное время душевных мук.
Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д. В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить.
Человек есть то, что он читает.
Всего удивительнее во Зле — его абсолютно человеческие черты.
Любовь сильней разлуки, но разлука длинней любви.
Истина заключается в том, что истины не существует.
На каждого месье существует свое досье.
Жить просто: надо только понимать, что есть люди, которые лучше тебя.
Когда-то я знал на память все краски спектра.
Теперь различаю лишь белый, врача смутив.
Но даже ежели песенка вправду спета,
от нее остается еще мотив.
И не могу сказать, что не могу жить без тебя — поскольку я живу.
Человек — сумма своих поступков.
Что губит все династии — число наследников при недостатке в тронах.
То, что делают ваши неприятели, приобретает свое значение или важность оттого, как вы на это реагируете. Поэтому промчитесь сквозь или мимо них, как если бы они были желтым, а не красным светом.
Дурак может быть глух, может быть слеп, но он не может быть нем.
Сколько льда нужно бросить в стакан, чтоб остановить Титаник мысли?
Когда меня в первый раз в жизни привели в камеру, то мне очень там понравилось. Действительно, понравилось! Потому что это была одиночка.
Именно в минуту отчаянья и начинает дуть попутный ветер.
Прощающий всегда больше самой обиды и того, кто обиду причиняет.
Чтобы начать другую жизнь, человек обязан разделаться с предыдущей, причем аккуратно.
Приехать к морю в несезон,
помимо матерьяльных выгод,
имеет тот еще резон,
что это — временный, но выход.
Верность стоит чего-то лишь до тех пор, пока она есть дело инстинкта или характера, а не разума.
Только пепел знает, что значит сгореть до тла.
Мы уходим, а красота остается. Ибо мы направляемся к будущему, а красота есть вечное настоящее.
Все будут одинаковы в гробу. Так будем хоть при жизни разнолики!
Бонус
Иосиф Бродский в знак особого расположения к гостю предлагал разбудить кота. В одном интервью он рассказывал: «Кота, что ли, разбудить? Замечательная история в связи с разбуженным котом. Где-то в шестидесятых годах в Югославии к моему другу приехала какая-то дама. Он колоссально воодушевился. У него был свой собственный зоопарк на том острове, где он жил, и вот, чтобы продемонстрировать ей свою страсть, он сказал: „Хотите, я для вас разбужу медведя?“ Дело было зимой. И медведя разбудили. Ха-ха. Хотите, я разбужу для вас кота?»
Он был старым и очень слабым,
А морозы порой жестоки.
У него замерзали лапы,
Точно так же, как стынут ноги.
Но его никогда не грели,
Не ласкали и не кормили.
Потому что его не жалели.
Потому что его не любили.
Потому что выпали зубы.
Потому что в ушах нарывы.
Почему некрасивых не любят.
Кто-то должен любить некрасивых.
А у вас есть любимые цитаты из Бродского? Поделитесь ими в комментариях.
Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Человек есть то, что он читает. Иосиф Бродский. Цитаты и афоризмы
Иосиф Бродский – один из известных поэтов прошлого столетия и вынужденный эмигрант. Лишённый Родины, он рвался и просился обратно. Но раз за разом ему отказывали. Он перенёс многое и всегда умел метко выражать свои мысли. О чём давно думали тысячи и боялись сказать, он смело выражал вслух и на бумаге. Сочинения Бродского многие читают до сих пор и находят что-то важное и особенное для себя.
А мы предлагаем почитать известные высказывания знаменитого литератора. Они о любви и о женщинах, о жизни и Петербурге, из стихов, лучшие цитаты и афоризмы. Может что-то вы возьмёте и для себя.
Одушевлённый мир не мой кумир
Лучшие цитаты Иосифа Бродского
До какой синевы могут дойти глаза? До какой тишины может упасть безучастный голос?
Человек есть то, что он читает.
Одушевлённый мир не мой кумир.
Я не верю в политические движения, я верю в личное движение, в движение души, когда человек, взглянувши на себя, устыдится настолько, что попытается заняться какими-нибудь переменами: в себе самом, а не снаружи.
Только рыбы в морях знают цену свободе.
Обычно тот, кто плюет на Бога, плюет сначала на человека.
День кончился. И с точки зренья дня всё было вправду кончено.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.
Наши изделия говорят о нас больше, чем наши исповеди.
Есть преступления более тяжкие, чем сжигать книги. Одно из них — не читать их.
Всякое творчество есть по сути своей молитва.
Если много мужчин собираются вместе, это, скорее всего, война.
Одиночество есть человек в квадрате.
Видимо, земля воистину кругла, раз ты приходишь туда, где нету ничего, помимо воспоминаний.
Если ты выбрал нечто, привлекающее других, это означает определенную вульгарность вкуса.
Свобода — это когда забываешь отчество у тирана.
Знаю по своему опыту, что чем меньше информации получает твой мозг, тем сильнее работает воображение.
Единственная правота — доброта.
Ночь — самое вероятное время душевных мук.
Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы.
Дурак может быть глух, может быть слеп, но он не может быть нем.
Сколько льда нужно бросить в стакан, чтоб остановить Титаник мысли?
Именно в минуту отчаянья и начинает дуть попутный ветер.
Прощающий всегда больше самой обиды и того, кто обиду причиняет.
Только пепел знает, что значит сгореть до тла.
Любовь сильней разлуки, но разлука длинней любви.
Нету разлук. Существует громадная встреча
Иосиф Бродский. Цитаты и афоризмы о любви
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
В темноте обнимает за плечи.
Мир состоит из наготы и складок.
В этих последних больше любви, чем в лицах.
Но придет еще время — расстанешься с горем и болью,
И наступят года без меня с ежедневной любовью.
Запоминать,
Как медленно опускается снег,
Когда нас призывают к любви.
Грубо говоря, нас меняет то, что мы любим, иногда до потери собственной индивидуальности.
Любовь, в общем, приходит со скоростью света; разрыв – со скоростью звука.
Любовь есть бескорыстное чувство, улица с односторонним движением.
Ты это – я; потому что кого же мы любим, как не себя?
Любовь есть предисловие к разлуке.
Любовь есть роман между предметом и его отражением.
Объект любви не хочет быть объектом любопытства.
Умеющий любить умеет ждать…
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.
Как хорошо, что некого винить,
Как хорошо, что ты никем не связан,
Как хорошо, что до смерти любить
Тебя никто на свете не обязан.
Иосиф Бродский. Цитаты и афоризмы о женщинах
И не могу сказать, что не могу жить без тебя — поскольку я живу.
Как жаль, что тем, чем стало для меня твоё существование, не стало моё существованье для тебя.
Прощай, позабудь и не обессудь.
А письма сожги, как мост.
Да будет мужественным твой путь,
Да будет он прям и прост.
Глаза их полны заката,
Сердца их полны рассвета.
Прощай, позабудь и не обессудь.
Жить просто: надо только понимать, что есть люди, которые лучше тебя.
Иосиф Бродский
Не в том суть жизни, что в ней есть, но в вере в то, что в ней должно быть
Иосиф Бродский. Цитаты и афоризмы о жизни
Мы уходим, а красота остается. Ибо мы направляемся к будущему, а красота есть вечное настоящее.
Вообще система вас угробить может только физически. Ежели система вас ломает как индивидуума, это свидетельство вашей собственной хрупкости. И смысл данной системы, может быть, именно в том, что она выявляет хрупкость эту, сущность человека вообще, наиболее полным образом. Если, конечно, она его не уничтожает физически.
Не в том суть жизни, что в ней есть, но в вере в то, что в ней должно быть.
Старайтесь не обращать внимания на тех, кто попытается сделать вашу жизнь несчастной. Таких будет много — как в официальной должности, так и самоназначенных. Терпите их, если вы не можете их избежать, но как только вы избавитесь от них, забудьте о них немедленно.
Я давно пришел к выводу, что не носиться со своей эмоциональной жизнью — это добродетель.
Чтобы начать другую жизнь, человек обязан разделаться с предыдущей, причем аккуратно.
Когда меня в первый раз в жизни привели в камеру, то мне очень там понравилось. Действительно, понравилось! Потому что это была одиночка.
Жизнь — так, как она есть, — не борьба между Плохим и Хорошим, но между Плохим и Ужасным. И человеческий выбор на сегодняшний день лежит не между Добром и Злом, а скорее между Злом и Ужасом.
Жизнь на три четверти – узнавание Себя в нечленораздельном вопле
Иосиф Бродский. Цитаты и афоризмы о Петербурге
За этими величественными выщербленными фасадами — среди старых пианино, вытертых ковров, пыльных картин в тяжелых бронзовых рамах, избежавших буржуйки остатков мебели (стулья гибли первыми) — слабо затеплилась жизнь.
Камни или не камни, объясняйте это как хотите, но в Петербурге есть эта загадка — он действительно влияет на твою душу, формирует ее.
Канал туманный Грибоедов,
Сквозь двести лет шуршит вода,
Немного в мире переехав,
Приходишь сызнова сюда.
Теперь так мало греков в Ленинграде, что мы сломали Греческую церковь, дабы построить на свободном месте концертный зал.
Вот я вновь посетил
Эту местность любви, полуостров заводов,
Парадиз мастерских и аркадию фабрик,
Рай речных пароходов,
Я опять прошептал:
Вот я снова в младенческих ларах….
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.
Переживи крик.
Переживи смех.
Переживи стих.
Переживи всех.
Иосиф Бродский
Извини же за возвышенный слог…
Иосиф Бродский. Цитаты из стихов
Поздравляю себя
С этой ранней находкой, с тобою,
Поздравляю себя
С удивительно горькой судьбою…
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.
Боюсь, тебя привлекает клетка,
И даже не золотая.
Но лучше петь, сидя на ветке; редко
Поют, летая.
Извини же
За возвышенный слог:
Не кончается время тревог,
Но кончаются зимы.
Смерть — это брак, это свадьба в черном.
Это те узы, что год от года
Только прочнее, раз нет развода.
Когда так много позади
Всего, в особенности — горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.
Когда-то я знал на память все краски спектра.
Теперь различаю лишь белый, врача смутив.
Но даже ежели песенка вправду спета,
От нее остается еще мотив.
Ни тоски, ни любви, ни печали,
Ни тревоги, ни боли в груди,
Будто целая жизнь за плечами
И всего полчаса впереди.
Навсегда расстаёмся с тобой, дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри.
Смотри без суеты вперед.
Назад без ужаса смотри.
Будь прям и горд,
Раздроблен изнутри, на ощупь тверд.
На каждого месье существует свое досье.
Иосиф Бродский
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были
Иосиф Бродский. Смешные цитаты и афоризмы
И младенец в колыбели,
Слыша «баюшки-баю»,
Отвечает: «мать твою!»
Все будут одинаковы в гробу.
Так будем хоть при жизни разнолики!
Что губит все династии — число наследников при недостатке в тронах.
Трагедия — это когда я порезал себе палец. Комедия — когда вы провалились в открытый канализационный люк и сломали себе шею.
Если президенты не могут делать этого со своими женами, они делают это со своими странами.
Век скоро кончится, но раньше кончусь я.
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.
Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай.
Человек привык себя спрашивать: кто я? Там, учёный, американец, шофёр, еврей, иммигрант… А надо бы всё время себя спрашивать: не говно ли я?
Ночь; дожив до седин, ужинаешь один,
Сам себе быдло, сам себе господин.
В эту зиму с ума я опять не сошел, а зима глядь и кончилась.
Мало того, что нужно жить, ежемесячно надо еще и платить за это.
Послушайте, как Иосиф Бродский говорит, что делает из человека человека, и как он говорит о себе.
Ночь самое вероятное время душевных мук
Fondamenta degli incurabili (Набережная Неисцелимых)
Много лун тому назад доллар равнялся 870 лирам, и мне было 32 года. Планета тоже весила на два миллиарда душ меньше, и бар той Стацьоне, куда я прибыл холодной декабрьской ночью, был пуст. Я стоял и поджидал единственное человеческое существо, которое знал в этом городе. Она сильно опаздывала.
Всякий путешественник знает этот расклад: эту смесь усталости и тревоги. Когда разглядываешь циферблаты и расписания, когда изучаешь венозный мрамор под ногами, вдыхая карболку и тусклый запах, источаемый в холодную зимнюю ночь чугунным локомотивом. Чем я и занялся.
Кроме зевающего буфетчика и неподвижной, похожей на Будду, матроны у кассы, не видно было ни души. Толку, впрочем, нам друг от друга было мало: весь запас их языка – слово «espresso» – я уже истратил; я воспользовался им дважды. Еще я купил у них первую пачку того, чему в предстоявшие годы суждено было означать «Merda Statale», «Movimento Sociale» и «Morte Sicura» [1] – первую пачку MS [2]. Так что я подхватил чемоданы и шагнул наружу.
Ночь была ветреной, и прежде чем включилась сетчатка, меня охватило чувство абсолютного счастья: в ноздри ударил его всегдашний – для меня – синоним: запах мерзнущих водорослей. Для одних это свежескошенная трава или сено; для других – рождественская хвоя с мандаринами. Для меня – мерзлые водоросли: отчасти из-за звукоподражательных свойств самого названия, в котором сошлись растительный и подводный мир, отчасти из-за намека на несовместимость и тайную подводную драму содержащегося в понятии. «Где камень темнеет под пеной», как сказал поэт. В некоторых стихиях опознаешь себя; к моменту втягивания этого запаха на ступенях Стацьоне я был уже большим специалистом по несовместимости и тайным драмам.
Привязанность к этому запаху следовало, вне всяких сомнений, приписать детству на берегах Балтики, в отечестве странствующей сирены из стихотворения Монтале. У меня, однако, были сомнения. Хотя бы потому, что детство было не столь уж счастливым (и редко бывает, являясь школой беззащитности и отвращения к самому себе, а что до моря, то ускользнуть из моей части Балтики действительно мог только угорь). В любом случае, на предмет ностальгии оно тянуло с трудом. Я всегда знал, что источник этой привязанности где-то не здесь, но вне рамок биографии, вне генетического склада, где-то в мозжечке, среди прочих воспоминаний о наших хордовых предках, на худой конец – о той самой рыбе, из которой возникла наша цивилизация. Была ли рыба счастлива, другой вопрос.
В конце концов, запах есть нарушение кислородного баланса, вторжение в него иных элементов – метана? углерода? серы? азота? В зависимости от объема вторжения получаем привкус – запах – вонь. Это все дело молекул, и, похоже, счастье есть миг, когда сталкиваешься с элементами твоего собственного состава в свободном состоянии. Тут их, абсолютно свободных, хватало, и я почувствовал, что шагнул в собственный портрет, выполненный из холодного воздуха.
Весь задник был в темных силуэтах куполов и кровель; мост нависал над черным изгибом водной массы, оба конца которой обрезала бесконечность. Ночью в незнакомых краях бесконечность начинается с последнего фонаря, и здесь он был в двадцати метрах. Было очень тихо. Время от времени тускло освещенные моторки проползали в ту или другую сторону, дробя винтами отражение огромного неонового Cinzano, пытавшегося снова расположиться на черной клеенке воды. Тишина возвращалась гораздо раньше, чем ему это удавалось.
Все отдавало приездом в провинцию – в какое-нибудь незнакомое, захолустное место – возможно, к себе на родину, после многолетнего отсутствия. Не в последнюю очередь это объяснялось моей анонимностью, неуместностью одинокой фигуры на ступенях Стацьоне: хорошей мишенью забвения. К тому же была зимняя ночь. И я вспомнил первую строчку стихотворения Умберто Сабы, которое когда-то давно, в предыдущем воплощении, переводил на русский: «В глубине Адриатики дикой…». В глубине, думал я, в глуши, в забытом углу дикой Адриатики… Стоило лишь оглянуться, чтобы увидать Стацьоне во всем ее прямоугольном блеске неона и изысканности, чтобы увидать печатные буквы: VENEZIA. Но я не оглядывался. Небо было полно зимних звезд, как часто бывает в провинции. Казалось, в любую минуту вдали мог залаять пес, не исключался и петух. Закрыв глаза, я представил себе пучок холодных водорослей, распластанный на мокром, возможно – обледеневшем камне где-то во вселенной, безразличный к тому – где. Камнем был как бы я, пучком водорослей – моя левая кисть. Затем ниоткуда возникла широкая крытая баржа, помесь консервной банки и бутерброда, и глухо ткнулась в причал Стацьоне. Горстка пассажиров выбежала на берег и устремилась мимо меня к станции. Тут я увидел единственное человеческое существо, которое знал в этом городе; картина была сказочная.
Впервые я ее увидел несколько лет назад, в том самом предыдущем воплощении: в России. Тогда картина явилась в облике славистки, точнее, специалистки по Маяковскому. Последнее чуть не зачеркнуло картину как объект интереса в глазах моей компании. Что этого не случилось, было мерой ее обозримых достоинств. 180 см, тонкокостная, длинноногая, узколицая, с каштановой гривой и карими миндалевидными глазами, с приличным русским на фантастических очертаний устах и с ослепительной улыбкой там же, в потрясающей, плотности папиросной бумаги, замше и чулках в тон, гипнотически благоухая незнакомыми духами, – картина была, бесспорно, самым элегантным существом женского пола, сумасводящая нога которого когда-либо ступала в наш круг. Она была сделана из того, что увлажняет сны женатого человека. Кроме того, венецианкой.
Так что мы легко переварили ее членство в итальянской компартии и попутную слабость к нашим несмышленым авангардистам тридцатых, списав это на западное легкомыслие. Думаю, будь она ярой нацисткой, мы алкали бы ее не меньше; возможно, даже больше. Она была действительно сногсшибательной, и когда в результате спуталась с высокооплачиваемым недоумком армянских кровей на периферии нашего круга, общей реакцией были скорее изумление и гнев, нежели ревность или стиснутые зубы, хотя, в сущности, не стоило гневаться на тонкое кружево, замаранное острым национальным соусом. Мы, однако, гневались. Ибо это было хуже, чем разочарование: это было предательством ткани.
В те дни мы отождествляли стиль с сущностью, красоту с интеллектом. Все-таки мы были публикой книжной, а в известном возрасте, веря в литературу, предполагаешь, что все разделяют или должны разделять твои вкусы и пристрастия. Поэтому если кто-то хорошо смотрится, то он свой. Незатронутые внешним миром, особенно западным, мы не знали, что стиль продается оптом, что красота бывает просто товаром. Поэтому мы считали картину физическим продолжением и воплощением наших идеалов и принципов, а всю ее одежду, включая прозрачные вещи, – достоянием цивилизации.
Отождествление это было таким прочным, а картина такой хорошенькой, что даже теперь, годы спустя, вступив в другой возраст и, так сказать, в другую страну, я невольно взял былую манеру. Притиснутый толпой на палубе вапоретто [3] к ее шубе из нутрии, я первым делом спросил, что она думает о только что вышедших «Мотетах» Монтале. Знакомое сверкание двадцати восьми жемчужин, повторенное на ободке карего зрачка и продленное до рассыпного серебра Млечного Пути, – вот и все, что я получил в ответ, но и это было не мало. Возможно, находясь в самом сердце цивилизации, спрашивать о ее последних достижениях было тавтологией. Возможно, я просто допустил бестактность, поскольку автор не был местным.
[1] «Государственное дерьмо», «Общественное движение», «Верная смерть» (ит.).
