навигатор по книге научи меня прощать
Научи меня прощать. Глава 116
Баба Нюра полулежала на кровати в своей «лубяной избушке», как прозвали они маленький летний домик, выстроенный Павлом Ефимовичем на их большом земельном участке.
Входная дверь была открыта, в неё было видно, как по участку проходит то Полина, хлопочущая по хозяйству, то старший сын, опять без перерыва стучащий топором или молотком.
Вздыхая, она ворочалась с боку на бок, всё пытаясь удобнее пристроить на кровати больные ноги, но это не получалось. Как только удавалось утихомирить боль в одной ноге – начинала ныть другая.
Августовские дни радовали стойким, почти летним, теплом, хотя ночами уже чувствовалось приближение сентябрьской прохлады. Подкрадывалась осень. Незаметно, исподволь, то и дело оставляя в природе пока ещё едва уловимые отметки о своём присутствии.
Они были незаметны городским жителям, но ей, всю свою жизнь прожившей «на земле», эти отметки были хорошо знакомы.
Появились опята в перелеске – лето закончилось… Да и вправду говорят: в августе до обеда лето, после обеда – осень.
В этом году снова не дождались они городских гостей. Очень хотелось увидеть младшего сына, Виктора, невестку, внучек…
Вера уже студентка, Надюшке исполнилось пять.
Иногда она получала от Веры письма. Это были особые, радостные дни.
Получив письмо, она разворачивала лист и, подслеповато щурясь, принималась медленно читать написанное. Очки она категорически не признавала, хотя вынуждена была осознавать, что с годами зрение её стало хуже. В конце концов, дети чуть ли ни силком отправили её к окулисту, и очки были куплены.
Но упрямая старушка их всячески игнорировала, пользуясь «окулярами», как она их презрительно именовала, исключительно в полном одиночестве, когда её никто не видел.
Сегодня как раз был «день письма».
Водрузив очки на нос, баба Нюра подозрительно покосилась в сторону открытой двери и, убедившись в своём одиночестве, с нетерпением надорвала конверт.
Текст был написал крупными, ровными буквами. Вера, зная, что старушке тяжело разбирать мелкий почерк, нарочно писала так, что буквы выходили размером чуть не со всю строку.
Украдкой вытирая слёзы, чтобы их не увидел кто-нибудь из домашних, продолжала читать: «У нас всё хорошо. Я учусь, Надя ходит в детский сад. Мама и папа работают. В последнем письме ты спрашивала, бабушка, как у меня «дела на личном фронте». Могу тебе ответить пока, что никак. Я решила, что главное для меня сейчас – это учёба. Последние события в моей жизни показали мне, что для женщины очень важна самостоятельность. Можешь меня ругать за это, но сначала я стану независимой, а потом уже буду думать о личной жизни».
Во как… Баба Нюра задумалась.
Эх, внучечка, внучечка… Что же такое там у тебя произошло, чтобы у заневестившейся девушки такие мысли появились? Видать, кто-то обидел из «мужеского полу».
Баба Нюра покачала головой.
«Во все времена женщинам приходилось несладко. Я будущий историк и много читаю об этом. По сути, ситуация круто поменялась не так уж и давно. Всего каких-то сто лет. Раньше женщинами распоряжались как вещью, они не имели права ни на что в мире мужчин. Так называемое «приданое» поступало в полную собственность мужа, он мог просто растранжирить эти средства по своему усмотрению. Разве не так?».
Вот это рассуждения у внучки! Баба Нюра поправила очки и принялась читать дальше.
«Знаешь, бабуля, мне кажется, что мужская логика не слишком изменилась за эти сто лет. Осталось полным-полно людей, которые убеждены в том, что женщинам ни к чему независимость, потому что за них всё решают они, мужчины. Как им жить и что делать. А я не хочу, чтобы за меня решали, что я должна, а что я не должна. Я хочу нормальную семью. Когда решения принимают вдвоём, а не просто стучат кулаком по столу: «Потому что я так сказал». Я хочу семью такую, как у папы с мамой».
Прочтя это, старушка улыбнулась. Вот недаром она всегда говорила, что детям всё равно, что ты говоришь. Главное, что ты делаешь… Если слова с делом разнятся – да разве это дело…
Видимо, и вправду у внучки что-то произошло. Светлана вроде говорила, что встречается Вера с кем-то, первая любовь у неё. Ну что же… Первая любовь бывает и такая. С разочарованием.
Баба Нюра невольно задумалась. Перед глазами мелькали картинки её жизни.
Ей повезло когда-то, её первая любовь оказалось первой и последней, на всю жизнь.
Они познакомились с Ефимом перед самой войной. Она жила тогда в селе, только-только стала налаживаться жизнь. Отгремела революция, но этого времени она не помнила, а в 1939-ом ей исполнилось девятнадцать лет.
Она была тогда статной, чернобровой, коса в руку толщиной. Довольно мелкие черты лица, тонкие губы, острый подбородок. Не писаная красавица, но несла она себя так, словно краше её на свете никого не было.
Ефим только приехал с матерью в село, работал трактористом. На первой же «вечёрке»* заприметил гордую девушку, отказывающей в «кадрили» всем подряд.
А «гордячка» вдруг не отказала. Взяла его руку, и, также высоко неся голову, пошла танцевать.
Свадьбу сыграли быстро, в 1941-ом родился старший сын – Павел. Потом началась война…
Она не любила вспоминать это время. Холод, голод, вечное ожидание письма с фронта. Паника, когда Ефим написал, что серьёзно ранен, находится в госпитале, и, возможно, не выживет.
Теперь сыновья – её гордость и опора.
Тяжёлая работа и лишения не оставили и следа от былой стати и красоты. С годами лицо покрылось морщинами, спина сгорбилась. И только коса осталась прежней, теперь уже почти совсем седой.
Но она не жалела о прожитой жизни.
Ефим ушёл из жизни рано, как многие выжившие на войне. Сказалось тяжёлое ранение. А вот она живёт. Радуется солнышку, помогает сыновьям, возится с правнуком.
Жаль только, что Виктор с семьей уехал из их городка, сразу, как только закончил институт. Потом она со старшим сыном и Полиной переехали в Сосновку. Теперь дочки Виктора бывают в гостях не часто, как и сам Виктор с женой.
Но такова жизнь. Разбросала, раскидала…
Вернувшись из омута воспоминаний, старушка посмотрела на листок в руке. Вот ведь, старость не радость. Ещё до конца не прочла, а уже мыслями куда-то улетела.
Она принялась читать дальше, невольно шевеля губами, словно шепча молитву.
«Бабуля, ты только не подумай, я не мужененавистница какая-нибудь. Просто решила, что сначала получу образование, чтобы не было так, как у других девчонок у нас на курсе. Одну, Марину, муж на сессии не отпускает, она уезжает из дома со скандалами. Ревнует жену, хотя сам сначала был совсем не против её учёбы. У второй, Женьки, недавно ребёнок родился, тоже насмотрелась я, как она между лекциями его кормить бегает. Ещё хорошо, что не приезжая, городская. Я так не хочу. Я точно для себя решила, что всему должно быть своё время. Как думаешь, я права?»
Баба Нюра снова растрогалась. Вот ведь какая у неё внучка! Совета бабушкиного спрашивает! Не то, что мальчишки. Сыновья её совета не спрашивали, когда невесток в дом приводили. Хотя, чего это она? Ей грех жаловаться. Что Полина, что Светлана – всем хороши оказались невестки. И к ней, Анне Степановне, относились всегда с уважением, а потом и с любовью.
Как раз в это момент и заглянула в домик Полина.
Баба Нюра вздрогнула и тут же стащила с носа очки. Полина, пряча улыбку, сделала вид, что не заметила поспешного жеста старушки.
— Мама! Ты как? Ужинать пора. Я тебя зову-зову, а ты и не слышишь.
Баба Нюра с трудом поднялась с кровати, опираясь на руку невестки.
— Пошли-пошли! Да письмо вот от Веруньки получила и зачиталась.
— Что Вера пишет? – тут же заинтересовалась Полина.
Баба Нюра важно приосанилась.
— Пишет, что хорошо всё у них, приветы вам с Павлом передаёт, и совета у меня спрашивает.
— Ого! Это хорошо. К старшим надо прислушиваться.
Баба Нюра приосанилась ещё больше.
— Отказала она, видать, кавалеру-то своему, про которого давеча Светлана по телефону говорила.
— А что тут думать-то, это по письму видно. Только правильно отказала. Знать, что не её это человек.
— То-то мне показалось, что Светлана чего-то недоговаривает.
— Правильно, не может же она о чужих секретах рассказывать.
Женщины поднялись на крыльцо дома и скрылись за дверью веранды.
Любовь сидела в комнате, и разглядывала зеленоватый цветок на обоях. Накрытый красивой скатертью стол постепенно заполнялся тарелками.
Алексей и его бывший однокашник Роман оживлённо разговаривали, а Наталья, жена Романа, суетилась, накрывая на стол и бегая на кухню и обратно.
Иногда она бросала многозначительные взгляды на гостью, как бы приглашая присоединиться к её суете, но Любовь на приглашения не реагировала.
В честь чего она должна бегать? Она в гостях.
Их пригласили в гости. Приглашение означает, что гости приходят к уже накрытому столу, а не вооружаются фартуком и прихваткой, чтобы помочь хозяевам готовить и накрывать.
И потом, Люба надела своё любимое сиреневое платье. А вдруг она поставит на него жирное пятно? Конечно, может посадить пятно и за столом, к примеру, но тогда это будет не так обидно. Сама будет виновата.
Алексей, разговаривая с Романом, тоже несколько раз посмотрел в её сторону.
Она ответила лёгкой, ничего не значащей улыбкой.
Конечно, он видел, что жена откровенно скучала.
Когда они собирались в гости, Алексей предложил ей остаться дома. Но Люба категорически отказалась.
Если честно, она стала серьёзно подумывать о том, что их брак действительно трещит по швам.
Ей надоело рассматривать обои, и она переключилась на скатерть.
Скатерть была добротная, льняная, вышитая по краю крестиком. Любе стало интересно, она украдкой посмотрела изнанку вышивки. Изнанка была той самой, которую принято называть «идеальной».
От нечего делать она принялась считать крестики.
Хлопнула входная дверь, в коридоре раздались детские голоса. Наталья, которая поставила на стол очередную тарелку, вышла к детям.
— Лиля, помоги брату, проследи, чтобы он вымыл руки! – раздался её голос из прихожей.
Её лицо слегка нахмурилось и побледнело…
— Я ведь говорила, следи за братом! Опять он за стол сел с грязными руками!
Мать придирчиво осмотрела руки малыша и теперь смотрела на дочь так, словно та была преступницей.
Девочка за столом вздрогнула от неожиданно прилетевшего от отца подзатыльника.
Она съёжилась, сползла со стула, взяла за руку упиравшегося братишку и потащила его за собой в ванну.
Молча открыла кран с водой, попыталась сунуть руки малыша под струю.
Мальчишка заверещал так, что у неё заложило уши.
Девочка произнесла это бесцветным голосом.
Мальчик удивленно на неё посмотрел, но подчинился. Она вытерла ему руки серым, застиранным полотенцем, повела обратно за стол.
За столом сидели отец, мать и ещё двое её братьев. Девочка была старшей, ей исполнилось четырнадцать.
Братьям Антону и Андрею было восемь и семь лет, они были уже школьниками.
Младшему, Николеньке, исполнилось пять. Именно из-за него сейчас доставались Любе многочисленные тычки и шишки.
Например, сегодня она не попала из-за него на занятия биологического кружка. Ей снова пришлось забирать Кольку из детского сада.
Родители очень гордились сыновьями, отец часто повторял, что мол, дочь – это его «ошибка молодости», а «сыновья отцовское сердце радуют».
Как только родился Антошка, Люба сразу же получила статус «старшей», хотя ей было всего шесть лет. Но мать с отцом заявили ей, что она «уже большая» и должна выполнять определенные обязанности.
Когда она пошла в школу, родится второй брат, через два года – Николенька, «свет в окошке». А она так и утвердилась в роли вечной няньки для всех троих.
Когда братья подросли, пришлось особенно тяжело. Они быстро сообразили, что можно помыкать сестрой без какого-либо для себя ущерба. Виноватой всё равно посчитают Любашу. Поэтому без конца придумывали разные каверзы, за которые сестре доставались бесконечные подзатыльники.
Вот, например, сегодня ей предстоит перештопать кучу носков. В некоторых дырки были сделаны нарочно. Просто чтобы прибавить сестре работы.
Учительница биологии и химии Анастасия Сергеевна не на шутку забеспокоилась, когда Любаша почти перестала посещать биологический кружок.
Она поймала её на переменке.
— Люба, подожди, мне нужно с тобой поговорить.
Девочка стояла, опустив глаза и мяла в руках тетрадку.
— Почему тебя почти не видно на занятиях? Тебе стало неинтересно?
— Нет, Анастасия Сергеевна, что Вы. У Вас всегда очень интересно! Но…
Любаша немного помялась, не зная, как продолжить.
— Понимаете, у меня очень много дел дома, я ничего не успеваю. Занятия кружка вечером, а мне нужно забирать брата из детского сада. Потом ещё ужин готовить…
— Погоди, а как же родители? – учительница нахмурилась. – Почему кто-то из них не забирает брата?
Как объяснить, что это ещё далеко не все её обязанности? После школы она должна накормить братьев обедом, перемыть посуду, проследить, выучили ли Антон с Андреем уроки, убрать комнаты и проследить за порядком, забрать из сада младшего брата и приготовить ужин. Только потом у неё есть время на уроки. Иногда она засиживалась над книгами за полночь.
Анастасия Сергеевна нахмурилась ещё больше. Конечно, она знала семью своей ученицы, поскольку жила с ними в одном доме.
— Любаша, скажи, а в выходные у тебя есть свободное время?
Девочка подняла на неё глаза.
— Есть. В воскресенье.
Анастасия Сергеевна положила руку её на плечо.
— Тогда давай договоримся. Ты будешь приходить ко мне в воскресенье, скажем… в два часа дня. И я буду с тобой заниматься. Хорошо?
— Правда? – девочка с надеждой посмотрела на учительницу.
— Правда. Я поговорю с твоими родителями.
— Не надо! – Любаша испуганно подняла на неё глаза.
— Не бойся. Я поговорю так, как надо.
Учительница не обманула и действительно о чем-то переговорила с её отцом, остановив того во дворе, когда он возвращался с работы.
В этот день отец за ужином объявил:
— По воскресеньям будешь ходить на занятия к Анастасии Сергеевне. Она сказала – бесплатно. Поможет тебе в медицинское училище поступить. Станешь медсестрой, будешь уколы ходить делать, копейку в семью зарабатывать. Не всё время тебе на моей шее сидеть.
Любаша не верила своим ушам.
Главное – дождаться восемнадцатилетия. Тогда она уедет! Навсегда уедет.
Никогда больше не вспомнит, что у неё где-то есть отец и мать, есть братья.
Наконец-то она перестанет быть «Любкой-нянькой» и станет просто Любой.
Она будет весёлой, будет жить только своей жизнью, не оглядываясь ни на кого.
Часы, проведённые у Анастасии Сергеевны, казались Любе посещением рая. Она ждала этих воскресений, с нетерпением хватала сумку с книгами и неслась в соседний подъезд.
Закончив медучилище, Люба собрала свои небольшие пожитки, уместившиеся в два чемодана, и уехала из дома, не оставив записки. Она просто исчезла навсегда из жизни людей, которые были её семьёй.
С тех пор она всем говорила, что родителей у неё нет. Обычно, из вежливости, больше никаких вопросов никто не задавал.
Она осталась одна, но она была свободна…
Алексей тоже не знал о её прежней жизни. Она сказала, что родителей у неё нет, для неё это больной вопрос, и лучше на эту тему разговоров не вести. Деликатный Алексей так и сделал.
И вот теперь эти дети…
Снова стать «Любкой-нянькой»?! Ни за что!
Не для того она сбежала из дома, разорвала все связи с семьёй, чтобы в результате прийти тому же самому, от чего она убежала четырнадцать лет назад.
Только как теперь объяснить это Алексею?
Как рассказать, что на самом деле её родители живы, что у неё есть ещё трое братьев, которых она не видела почти пятнадцать лет?
На эти вопросы Любовь ответа не знала…
_______________
Научи меня прощать. Глава 114
Валерия поднималась по лестнице на свой этаж. Настроение было не слишком радостным.
Вчера позвонила Зина, расстроенная и вздыхающая. Рассказала «по секрету», что у отца снова проблемы с сердцем. Он запретил об этом детям говорить, а как она скроет такое?
— Думаю, из-за Женьки всё. Неладно у них с Ириной. Мне кажется, Лерочка, что у Жени кто-то появился. Понимаешь, эта его ресторанная работа… Ирина не зря беспокоилась и была против неё. Слишком много там соблазнов. Ресторан – место людное, женщины все красивые, а Евгений – видный мужчина, весь в отца, ещё и творческая личность, эмоциональная. Одно слово – музыкант.
— Зина, я видела Женьку недавно, он разговаривал со мной как-то странно, как будто нехотя, раньше такого не бывало. Поэтому подозреваю, что ты права. Хотя верится мне в такое с трудом. Женька хороший, семья у него замечательная. Но теперь… Ира ходит мрачнее тучи, Наташка нервничает, а ведь ей пятнадцать уже, подросток. Переходный возраст и всё такое… Кстати, как она? Я её давно не видела, она всё время где-то пропадает.
Зина вздохнула в трубку.
— За неё тоже сердце болит. И у деда, и у меня. Родительские отношения видит, переживает. Но ты не волнуйся, она часто у нас ночует, мы с ней хорошо ладим, так что я в курсе её секретов. Мальчик у неё в друзьях появился, Антоном зовут. Хороший мальчик, спортсмен, на год её старше, учатся в одной школе.
— Вот так вот… У неё уже мальчик, а я узнаю об этом от тебя. Мне ведь Наталка ни словечка не сказала.
— Я понимаю, мама Зина. Отцу передавай привет, я постараюсь забежать к вам на будущей неделе, мы обо всём поговорим.
Теперь, поднимаясь по лестнице, нагруженная сумкой с картошкой и морковью, Лера погрузилась в свои мысли так глубоко, что очнулась только тогда, когда уже открыла входную дверь и почувствовала, что кто-то настойчиво тянет сумку у неё из рук.
Она удивлённо подняла глаза и встретилась взглядом с прищуренным, немного насмешливым взглядом мужских карих глаз.
— Ау! Девушка, Вы где? – мужчина вдруг хитро улыбнулся. – Вы Лера?
— Что? – растерянно спросила Валерия, всё ещё не понимая, что происходит и откуда в её квартире взялся посторонний человек.
— Я спрашиваю, Вы – Валерия? – мужчина слегка посторонился, пропуская женщину в общий коридор. – Соседка родителей?
Только после этих слов Лера догадалась, что это тот самый Алексей, сын Лидии Николаевны, который должен был приехать в гости к родителям.
— Вы, вероятно, Алексей?
Мужчина был высокого роста. Он был худой, про таких говорят – «жилистый». Но даже по виду было видно, что он «ладно скроен» и крепок. Лицо правильной формы, открытый взгляд, довольно тонкие губы. Не красавец, но вполне симпатичный. Хорошо, что волосы у него были мамины, густые и с еле заметной волной. Если бы ему досталась такая же непослушная шевелюра, как у отца, вид у него был бы нелепый. Хотя у Фёдора Петровича шевелюра смотрелась весьма приемлемо. Но, может быть, Лера просто привыкла к его экстравагантному виду.
Она, наконец, выпустила из рук сумку, и мужчина аккуратно поставил её возле стула, около вешалки.
— Угадали! – мужчина снова улыбнулся. – Мама с женой на кухне, я вас позже познакомлю. Зачем же Вы такие тяжести сами таскаете? Неужели помочь некому?
— Некому. – Валерия кивнула. – Приятно познакомиться.
— Мне тоже! – Мужчина искренне кивнул.
Она быстро сняла туфли, расслабила гудевшие от напряжения ноги. Странно, почему он спрашивает? Наверняка родители говорили ему, что она живёт одна.
Подхватив сумку, она направилась на кухню. Алексей не успел её опередить, и был вынужден последовать за ней порожняком.
За кухонным столом, вместе с Лидией Николаевной, сидела миловидная миниатюрная женщина. Её губы алели яркой помадой, а тёмные волосы были очень коротко подстрижены, начёсаны и обильно политы лаком.
Она, со своей несколько старомодной, аккуратной «ракушкой» на затылке, проигрывала этой женщине, явно следившей за модой.
На вид той было лет тридцать. Алексею, по словам его родителей, уже почти сорок. Наверняка, эта Люба с ней, Лерой, одного возраста.
Незнакомка невозмутимо поднесла к губам чашку, сделал глоток, снова поставила чашку на стол, улыбнувшись улыбкой светской дамы, принимающей гостей в собственном салоне. На чашке остались следы губной помады.
— Лерочка! Хорошо, что ты пришла пораньше! – Лидия Николаевна поднялась ей навстречу.
Лере хихикнула про себя, потому что теперь картина напоминала ей какую-то полузабытую картинку из детской книжки со сказками, где за столом сидит царица, а челядь стоит вокруг.
Однако «царица» подняла на неё глаза и вежливо улыбнулась.
Лидия Николаевна торопливо заговорила:
— Вот, Лерочка, это Люба, наша невестка.
Она почему первой представила ей жену сына, хотя сам Алексей топтался позади Леры.
— С Алексеем вы уже познакомились?
— Познакомились! – Валерия кивнула. – Наше знакомство началось с того, что он пытался похитить у меня сумку с картошкой.
Она произнесла это так серьёзно, что от неожиданности лицо у стоявшего позади мужчины вытянулось.
— Не поняла? – Лидия Николаевна оторопело посмотрела на Леру.
— Да шучу я, Лидия Николаевна! Очень приятно, Любовь, я – Валерия, соседка ваших свёкров.
Она поставила свою сумку возле кухонного шкафа, в котором у неё прятался специальный ящик для картошки и овощей.
— Просто я так сильно задумалась о своём, что поначалу, когда Алексей решил мне помочь, решила, что кому-то очень понадобилась моя картошка, и меня хотят ограбить на пороге собственного дома.
Алексей расхохотался, Лидия Николаевна тоже рассмеялась.
«Царица» снова растянула яркие губы в вежливой улыбке.
— Люба! – одновременно повернулись к ней Алексей и Лидия Николаевна.
— А что такого? – Любовь пожала плечами. – Это правда! В картофеле много крахмала.
Валерия мысленно закатила глаза. Только этого ей не хватало… «Аристократка» местного разлива. Кажется, отношения с этой Любашей у неё будут сложные.
Хотя, это ведь ненадолго. Закончится отпуск, уедут Алексей с женой восвояси.
— А я люблю драники! – На Валерию напало веселье, и она весело подмигнула Лидии Николаевне. – Дёшево и сердито, а главное – вкусно. Если ещё лучка добавить, да со сметаной…
— Что?! – перебила её Любовь, брови которой неудержимо поползли вверх. – Вы что, ещё и жарить её будете?
— Конечно! – Лера, искренне веселясь, снова утвердительно кивнула. – Непременно буду жарить. На растительном масле. Вот, кстати, сейчас переоденусь, и займусь готовкой. Я же не помешаю, Лидия Николаевна?
— Что ты, Лерочка, что ты? – Замахала та руками. – Ты у себя дома, что ты спрашиваешь?
— Вот и хорошо. Потом приглашаю всех на драники. Картошки много, на всех хватит.
Миловидное лицо Любови сморщилось, как печёное яблоко, она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Алексей вдруг её опередил:
— Лера! Это отличное предложение! А мы в свою очередь приглашаем вас к нам – отметить наш приезд и начало отпуска. Верно ведь, Любаша?
Лицо Любаши было таким, словно она села целую дольку лимона. Без сахара. Однако она нашла в себе силы в очередной раз вежливо улыбнуться.
— Конечно. Мы приглашаем.
Особенного энтузиазма в её голосе Лера не услышала.
— Спасибо, я обязательно загляну к вам на огонёк, только закончу с готовкой. Вы только, пожалуйста, не ждите меня. Картошку надо натереть, это процесс долгий.
Алексей, всё это время стоявший где-то в районе двери, неожиданно предложил:
— Так давайте, Лера, я вам помогу? Так будет намного быстрее. В конце концов, если вы всех угощаете, то можете рассчитывать на посильную помощь?
Валерии показалось, что во взгляде Алексея читалась просьба.
Ну что же, помощь ей и вправду не помешает.
— Спасибо, от помощи не откажусь. Как только почищу картошку – можно приступать.
— Зачем ждать? Вы чистите, а я на тёрке тру. Это производительнее.
— Лёша! – вдруг подала сердитый голос Любовь. – У тебя же руки!
— И что руки? – Алексей улыбнулся жене. – Руки у меня, когда я у операционного стола стою. А сейчас я на отдыхе. И потом, я не топором в лесу работать буду.
Всего лишь картошку на тёрке натру.
— Как знаешь! Но я тебя предупреждала! – Любовь величественно поднялась из-за стола, даже не подумав убрать за собой чашку, и направилась к выходу из кухни. – Лидия Николаевна, вы мне хотели фотографии новые показать, так может быть, сейчас посмотрим?
Лидия Николаевна встрепенулась.
— Точно! Конечно, Любаша, пойдём! – она поспешила в комнату вслед за невесткой.
Алексей и Валерия остались на кухне одни. Алексей молча подошел к столу, взял со стола чашку, оставленную женой, аккуратно и быстро вымыл, поставил на сушилку.
— Фёдора Петровича ещё нет? – Лера задала вопрос, пытаясь сгладить возникшую неловкость.
— Нет, отец ещё не пришёл. – Алексей с интересом посмотрел на Валерию.
— А я вас себе не так представлял.
— Каким образом вы могли меня себе представлять? Мы же только познакомились.
Мужчина принялся пояснять.
— Мама очень много о вас писала. Вы же знаете, она человек старой закалки, и письма – её слабость. Она очень часто мне пишет. Надо сказать, что в её лице пропадает неплохой писатель. Она так живо рассказывала о вас в письмах, что я даже могу сказать, что невольно знаю довольно много. Но вот внешность сложно представить, хотя мама довольно точно её описала. В жизни вы намного красивее. Это не лесть, и даже не комплимент, это констатация факта. Всё-всё, переодевайтесь, а то я вас совсем заболтаю!
Лера улыбнулась и вышла.
Она открыла дверь в свою комнату. Натянула удобное домашнее платье. Распустила волосы, уставшие от «ракушки», довольно встряхнула головой. Тихо щелкнула заколкой, скрепляя их в длинный «хвост». Посмотрела на себя в зеркало.
«В жизни намного красивее»… Да, наверное. Но почему-то красивой женщине труднее построить лично счастье. Она попыталась, только ни к чему хорошему её попытка не привела. Хотя привела. Ведь Дмитрий изменился после встречи с ней. Теперь он живёт очень-очень далеко, где-то в забытом людьми месте, в монастыре. Как он там? От него уже давно не было известий. Надо бы сходить на почту, проверить, вдруг есть от него письмо.
Валерия снова посмотрела на своё отражение в зеркале.
Безупречный овал лица, гладкая кожа, темные завитки волос. Наверное, просто потерялось где-то её женское счастье…
Валерия вздохнула, но тут же мысленно одёрнула себя.
Это не повод грустить! У неё есть семья. Отец, брат, мама Зина, маленькая Наталка, хотя, похоже, уже вовсе не маленькая… Есть друзья, есть работа, которая ей неожиданно понравилась. Это немало.
Она решительно отправилась на кухню.
Там никого не было.
Ну что же… Если помощников не будет, она справится сама.
Обычно дверь кухни всегда была открыта, но сейчас Лера закрыла её. Почему-то ей не хотелось, чтобы её, стоящую у раковины, было видно из общего коридора.
Когда она принялась за вторую картофелину, дверь приоткрылась, в кухню заглянул Алексей.
Увидев её, он тут же вошёл, под удивлённым взглядом молодой женщины снял с крючка кухонный фартук Лидии Николаевны с рисунком из крупных ромашек, невозмутимо повязал его, и повернулся к Валерии.
— Готов выслушать ценные указания и приступить к работе!
Валерия, спрятав улыбку, кивнула головой на тёрку. В фартуке Алексей выглядел забавно.
-Картофель трёте на средней тёрке, натёртый выкладывайте в дуршлаг, я специально его приготовила.
— Зачем? – Алексей удивился.
— Чтобы стекал сок. Потом натертый картофель нужно будет ещё отжать.
— Да? А я всегда прямо так жарил… Всегда думал, почему так много воды в тесте? Это же картошка, а не арбуз?
— Значит, неправильно жарили. – Валерия принялась ловить в раковине картофелину, которая неожиданно выскользнула у неё из рук. Поймав непослушный овощ, она продолжила:
— Лук тоже нужно натереть на этой же тёрке. Или можно мелко-мелко нашинковать.
— Я лучше натру! – Алексей уже справился с первой картофелиной и плюхнул натёртую массу в дуршлаг. – Так быстрее!
— А что делают дамы? – поинтересовалась Валерия у Алексея, покосившись на дверь.
Тот заговорщически ей подмигнул.
— Дамы заняты! На самом деле, я вам очень благодарен. Потому что маменька и меня хотела засадить за просмотр новых фотографий. Я сказал ей, что с меня достаточно того, что я вижу их сейчас воочию. И удрал. Всё благодаря вам!
Валерия не удержалась и тихонько засмеялась.
— Родители просто давно вас не видели. Они ведь пожилые люди, очень скучают.
Знаете, как ваша мама говорит?
— И как же? – Алексей даже перестал тереть картофель.
— Что девочек воспитывают для того, чтобы они остались в семье. А вот мальчика мать воспитывает для другой женщины. И что, по большому счету, в чем-то правы матриархальные порядки, когда продолжателем рода является женщина. Ну… когда и фамильное имя передаётся по женской линии…
— Как-то не ожидал я таких идей от матушки.
— Да? И напрасно. – Валерия передала ему очередную очищенную картофелину. – Я, кстати, с ней согласна. И хотя пока у меня нет детей, я бы хотела двоих. Мальчика и девочку.
Мужчина понимающе кивнул, неожиданно отвернувшись.
На кухню заглянула Любовь.
— Лёша, ты скоро? Сколько можно тебя ждать?
Её тон был капризным и настойчивым.
Алексей прикрыл глаза.
— Любаша, мы с тобой на эту тему говорили. Ты сама захотела ехать со мной. Поэтому сейчас ты отдыхаешь, а я делаю то, что считаю нужным.
Валерии показалось, что выражение его лица ожесточилось, говорил мужчина, едва скрывая раздражение.
— Ну, хорошо, хорошо. – Любовь примирительно изменила тон. – Но мы тебя ждём!
Она скрылась в комнате, выделенной им родителями.
— Простите, Лера… Можно мне вас так называть?
— Конечно. Можете не извиняться.
Алексей задумчиво покрутил в руке последнюю картофелину. Лера аккуратно мыла раковину.
— Понимаете, у нас женой сложные отношения.
Мужчина сказал это оттенком грусти в голосе.
— Когда мы поженились, я искренне считал себя самым счастливым человеком на свете. Родители говорили мне, что я тороплюсь со свадьбой, что мы ещё плохо знаем друг друга. Но я был ослеплён, мне казалось, что это та самая любовь, что на всю жизнь. Да и возраст у меня был уже не маленький, затянул я как-то с женитьбой, сначала учился, потом ординатура, я много работал…
Помолчав, Алексей принялся тереть на тёрке крупную луковицу.
— Понимаете, поначалу всё было так хорошо… Пока не выяснилось, что детей иметь она не хочет. Начались скандалы. Несколько раз собирались разводиться, но Люба каждый раз уверяла меня, что передумала, и я верил.
Лера продолжала деликатно молчать. Она понимала сейчас Алексея.
Говорят, что есть такой «эффект попутчика». Некий психологический феномен, когда люди проще рассказывают о своих чувствах и делятся мыслями с незнакомцами, чем с близкими людьми.
Это и понятно. Случайно встретились, потом разбежались. И больше уже никогда не встретятся.
— Вот и в этот раз, после очередного выяснения отношений я хотел ехать к родителям один. Но Любаша снова извинилась, снова обещала, что всё будет хорошо… Только будет ли?
Вдруг он заплакал. По щекам покатились крупные слёзы.
Валерия стояла, остолбенев, в полном шоке смотрела на рыдающего мужчину, и не знала, что ей делать. Броситься утешать? Или не обращать внимания? Может быть, позвать Лидию Николаевну?
Она не сразу поняла, что Алексей хохочет сквозь слёзы, глядя на её застывшую в ступоре фигуру.
— Лера! – хохотал он. – Это же лук!
Он махнул рукой в сторону натёртой горки в глубокой тарелке.
Тут только Валерия поняла, что он имеет виду и, распахнув кухонное окно, тоже засмеялась.
Они так громко хохотали, что на кухню заглянула удивлённая Лидия Николаевна.
Позади неё маячила Любаша.
— Что у вас тут происходит?
Посмотрев на неё, Алексей с Лерой снова зашлись в приступе хохота. Они смотрели друг на друга и никак не могли остановиться.
— Ничего страшного, мама, просто очень смешной анекдот.
— Всё, всё, дамы, я иду к вам. Валерия теперь тут и без меня справится.
Он снял фартук, весело посмотрел на Леру и удалился вслед за женщинами.
Валерия покачала головой.
Ну и происшествие… Как она могла подумать, что он по-настоящему заплакал? Конечно, всё, что он рассказал о своей жизни с женой, не слишком весело. Но не до слёз же?
Браня саму себя за недогадливость, Лера отжала картофельную массу, добавила яйца, соль, лук, немного муки…
Вскоре по всей квартире расползся дразнящий аромат жареной картошки.
Пришедший домой Фёдор Петрович, едва вымыв руки, тут же устремился на кухню.
— Лерочка, я учуял этот божественный запах ещё на лестнице! Это же ваши замечательные драники?! Не разочаровывайте меня!
Лера, аккуратно переворачивая на сковороде последнюю порцию румяных кругляшей, утвердительно кивнула.
— Ну что вы! Я вас не разочарую. Это именно драники!
— Надеюсь, вас догадались позвать на наш скромный семейный ужин? – Голос мужчины перешёл на шёпот.
— Не волнуйтесь, Фёдор Петрович, я непременно буду!
Через полчаса все сидели за столом в бывшем кабинете Фёдора Петровича.
На белой скатерти рубиновым цветом отсвечивало вино, разлитое по рюмкам, привезенные гостями деликатесы как-то не смотрелись рядом со скромным видом картофельных оладий, тарелку с которыми Фёдор Петрович безапелляционно водрузил во главе стола, несмотря на протесты невестки.
— Икра – это хорошо, Любочка. Но в нынешнее время это баловство. А у нас по-простому, щи да каша – пища наша. Одной икрой сыт не будешь.
Женщина обиженно надулась.
Валерия чувствовала себя не совсем уютно, поскольку постоянно ощущала на себе пристальный взгляд недобрых темных глаз Любови.
Когда выпили по первой, а потом и по второй, отдав должное драникам, икре, и наготовленным заранее салатам, Фёдор Петрович поинтересовался:
— Кстати, как у тебя с зарплатой, сын?
Алексей пожал плечами.
— Как везде, отец. Бюджетникам легче, ты же знаешь.
Фёдор Петрович коротко взглянул на сына.
Алексей прямо посмотрел на отца.
Тот хмыкнул, но промолчал.
— Если деньги суют, то всегда отказываюсь, ты знаешь мою позицию. Если традиционные коньяк с шоколадом приносят (он кивнул головой на стол, на красиво разложенные бутерброды) или икру, к примеру, то беру. Не у всех, конечно. Тот же коньяк или конфеты всегда можно обменять. Потому и не бедствуем.
Фёдор Петрович посуровел, но кивнул понимающе.
— Знаю, сын, что лишнего ты себе не позволишь.
— Не позволю. Видно всегда, когда человек искренне благодарен от щедрот своих, как говорится, а когда последнее несёт.
— Вот поэтому и живём мы, как нищие! – вдруг сверкнув глазами на мужа, вставила Любовь. – У него, видите ли, честь и совесть… Много ты заработал с этой совестью? А всё туда же, ребёнка подавай. Как ты содержать будешь этого ребёнка, ты подумал?
— Люба, либо ты сейчас замолчишь, либо уйдешь из-за стола.
Мужчина сказал это тихо и абсолютно спокойно, но Валерия почувствовала, как тяжело ему даётся это спокойствие.
Оживлённой обстановки за столом, несмотря на выпитое вино, не получилось. Валерия вскоре встала, извинилась и ушла к себе, сославшись на усталость.
Из комнаты, где проходило застолье, ещё долго раздавались голоса.
Засыпая, Валерия обдумывала слова Лидии Николаевны.
Права была соседка, когда говорила, что её невестка – «сложный человек»…