люби меня застенчиво боязно

01. 05. 2018 Люби меня! Римма Казакова

***
Люби меня!
Застенчиво,
боязно люби,
словно мы повенчаны
богом и людьми.

Люби меня уверенно,
чини разбой —
схвачена, уведена,
украдена тобой!

Люби меня бесстрашно,
грубо, зло.
Крути меня бесстрастно,
как весло.

Люби меня по-отчески,
воспитывай, лепи,—
как в хорошем очерке,
правильно люби.

Люби совсем неправильно,
непедагогично,
нецеленаправленно,
нелогично.

Люби дремуче, вечно,
противоречиво.
Буду эхом, вещью,
судомойкой, чтивом,

подушкой под локоть,
скамейкой в тени.
Захотел потрогать —
руку протяни!

Буду королевой —
ниже спину, раб!
Буду каравеллой:
в море! Убран трап.

Яблонькой-дичонком
с терпкостью ветвей.
Твоей девчонкой.
Женщиной твоей.

Усмехайся тонко,
защищайся стойко,
злись,
гордись,
глупи.

Люби меня только.
Только люби!

Другие статьи в литературном дневнике:

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Источник

Римма Казакова Стихи

Ты меня любишь, яростно, гордо, ласково.
Птицей парящей небо судьбы распластано.
Ты меня любишь. Болью моей испытана.
Знаю, не бросишь и не предашь под пытками.

Ты меня любишь.
Лепишь, творишь, малюешь!
О, это чудо!
Ты меня любишь.

Ночью дневною тихо придёшь, разденешься.
Узнан не мною вечный сюжет роденовский.
Я подчиняюсь. Радость непобедимая
Жить в поцелуе, как существо единое.

Ты меня любишь и на коне и в рубище.
Так полюбил я, что меня просто любишь ты.
Я забываюсь, я говорю: «Прости, прощай!»
Но без тебя я вечною гордой мукой стал.

Ты меня любишь.
Лепишь, творишь, малюешь!
О, это чудо!
Ты меня любишь.

Но, хоть воздастся, может быть,
любовью за любовь едва ли,
безмерная, как эти дали,
не устаёт душа любить.

И затеряться страха нет,
как незаметная песчинка,
в глубинке города, починка,
села, разъезда, вёрст и лет.

Поослабли наши узы,
нет тепла в народе.
Как какие-то французы,
мимо мы проходим.

В переходах тянут дети:
«Есть хочу. Подайте!»
Что стряслось на белом свете?
Люди, отгадайте!

И жалеть я разучаюсь,
фактор неуместный.
И помалу превращаюсь
в часть картинки мерзкой.

Наступил медведь на ухо.
И на сердце, вроде.
На земле лежит старуха.
Мимо жизнь проходит.

Бьют кремлёвские куранты.
Шторм качает сушу.
А слепые музыканты
Всё терзают душу.

Я полюбила быт за то,
что он наш общий быт,
что у меня твоё пальто
на вешалке висит.

За тесноту, за тарарам,
где всё же мы в тепле,
за то, что кофе по утрам
варю лишь я тебе.

За то, что хлеб или цветы, —
привыкла я с трудом! —
приносишь вечером и ты,
как птица в клюве, в дом.

Пускай нас заедает быт,
пускай сожрёт нас, пусть, —
тот, где в твоих ладонях спит
мой очумелый пульс.

Тот, где до нас нет дела всем,
где нет особых вех,
где по-московски ровно в семь
он будит нас для всех.
[1980]

Люби меня!
Застенчиво,
боязно люби,
словно мы повенчаны
богом и людьми.

Люби меня уверенно,
чини разбой —
схвачена, уведена,
украдена тобой!

Люби меня бесстрашно,
грубо, зло.
Крути меня бесстрастно,
как весло.

Люби меня по-отчески,
воспитывай, лепи, —
как в хорошем очерке,
правильно люби.

Люби совсем неправильно,
непедагогично,
нецеленаправленно,
нелогично.

Люби дремуче, вечно,
противоречиво.
Буду эхом, вещью,
судомойкой, чтивом,

подушкой под локоть,
скамейкой в тени.
Захотел потрогать —
руку протяни!

Буду королевой —
ниже спину, раб!
Буду каравеллой:
в море! Убран трап.

Яблонькой-дичонком
с терпкостью ветвей.
Твоей девчонкой.
Женщиной твоей.

Усмехайся тонко,
защищайся стойко,
злись,
гордись,
глупи.
Люби меня только.
Только люби!
[1980]

Кто-то ночью хлопает, лопочет.
То ль сверчки настроили смычки,
то ли это, вылупясь из почек,
листья разжимают кулачки?

У природы есть своё подполье —
как людей, её не обвиню:
то девчонкой принесёт в подоле,
то дурнушкой сохнет на корню.

Жаль травы, которая завязла
в страхе, чтоб метели не смели.
Жаль травы, которая завяла,
слишком рано выйдя из земли.

Слишком рано или слишком поздно.
Но, ни в чём природу не виня,
не хочу ни мудрости обозной
и ни скороспелого огня.

Побывав в дозоре и в разведке,
испытав судьбу на сто ладов,
лето, подожги зелёным ветки!
Безгранично. Прочно. До плодов.
[1980]

Источник

Римма Казакова о себе

***
Мы не знаем сами- как они, откуда гены поколений могут проявится-
только это мало- гением родиться- гений без усилий- что без крыльев птица:
может ниже плинтуса спиться, опуститься.
Трудно пересилить- прыгнуть выше планки- и алмаз- стекляшка,без труда- огранки!
***
Видно были в поколеньях гены те повенчаны.
И какой мужчина о любви скажет лучше женщины!

Римма Казакова: «Я женщина не юная, но еще надеюсь на любовь»Комментарии: 20Легендарная поэтесса скончалась сегодня на 77-м году жизни [видео: песни на стихи Казаковой]

Широкому кругу поэтесса известна как автор любовной лирики. Песни о любви на ее стихи исполняли Александр Серов («Мадонна», «Ты меня любишь»), Алла Пугачева, Филипп Киркоров и Ирина Аллегрова.

По словам врачей, 76-летняя поэтесса скончалась внезапно, по предварительной версии из-за оторвавшегося тромба. В подмосковный санаторий Римма Федоровна приехала отдохнуть и поправить здоровье.

Любовь и самоирония: эти две вещи всегда отличали Римму Казакову. Фото ИТАР-ТАСС

. о своей моложавой внешности

Загадка для меня самой. Думаю, дело в охотничьем инстинкте. Я женщина не юная, но еще надеюсь на любовь. На то, что кто-нибудь на меня посмотрит и поймет, что всю жизнь ждал и искал. Это меня не только держит на плаву, но и ведет. Так и напишите.

До замужества я сильно увлеклась одним летчиком, но он предпочел жениться на местной Дуньке. Они обычно женились на официантках или библиотекаршах. Я никогда не выбирала мужчину по принципу: умный, добрый, благородный. Все это у меня было у самой. Я всегда выбирала себе мужиков самых таких поганеньких. Мне их было жалко. А еще мне нравились красивые дубины.

. о современной эстраде

. о сыне Егоре Радове, увлекшемся наркотиками

Но что теперь говорить, воля Божья, что называется.

. о Донцовой, Акунине и Сорокине

В литературе сегодня все решает рыночная стоимость. Я не понимаю, почему дорогая Дашенька Донцова имеет миллиардные тиражи? Я знаю Грунечку с детства, тепло к ней отношусь, она симпатичный человек, но пишет-то полную ерунду.

Хотя это и называется иронической прозой. Не знаю, почему власти с таким пристрастием и уважением относятся к нашим детективщицам? Ведь первые звезды у книжного маркета на Страстном бульваре зажгли Марининой и Донцовой.

Я честно пыталась их читать, но не смогла. Это, с моей точки зрения, «не прет». Я лучше Чехова буду читать, что и делаю.

. о мужской и женской литературе

Использована подборка интервью с сайта Sevastopol.ws

Сборники стихов Риммы Казаковой

***
Не ходи за мной, как за школьницей,
ничего не сули.
И не хочется, и не колется —
не судьба, не суди.

Я еще ничуть не вечерняя,
я пока на коне.
Я еще такая ничейная —
как земля на войне.

Не держи на леске, на поводе,
на узде, на беде,
ни на приводе, ни на проводе,
ни в руках и нигде!

Все, что вверено, что доверено,
разгоню, как коня.
Ой, как ветрено,
ой, как ветрено
в парусах у меня!

Не кидайся лассо набрасывать —
я тебе не мустанг.
Здесь охота — дело напрасное
в этих вольных местах.

Сквозь вселенную конопатую —
чем бы ты ни смутил —
я лечу, верчусь и не падаю
по законам светил.

У меня свое протяжение,
крупных звезд оселки.
Ну а вдруг
твое притяжение —
не узлы, не силки?

И когда-нибудь мне, отважась, ты
скажешь так, что пойму, —
как тебе твоя сила тяжести
тяжела одному.

***
Люби меня!
Застенчиво,
боязно люби,
словно мы повенчаны
богом и людьми.

Люби меня уверенно,
чини разбой —
схвачена, уведена,
украдена тобой!

Люби меня бесстрашно,
грубо, зло.
Крути меня бесстрастно,
как весло.

Люби меня по-отчески,
воспитывай, лепи,—
как в хорошем очерке,
правильно люби.

Люби совсем неправильно,
непедагогично,
нецеленаправленно,
нелогично.

Люби дремуче, вечно,
противоречиво.
Буду эхом, вещью,
судомойкой, чтивом,

подушкой под локоть,
скамейкой в тени.
Захотел потрогать —
руку протяни!

Буду королевой —
ниже спину, раб!
Буду каравеллой:
в море! Убран трап.

Яблонькой-дичонком
с терпкостью ветвей.
Твоей девчонкой.
Женщиной твоей.

Усмехайся тонко,
защищайся стойко,
злись,
гордись,
глупи.

Люби меня только.
Только люби!

* * *
Мы молоды. У нас чулки со штопками.
Нам трудно. Это молодость виной.
Но плещет за дешевенькими шторками
бесплатный воздух, пахнущий весной.

Прощаются нам ситцевые платьица
и стоптанные наши каблучки.
Мы молоды. Никто из нас не плачется.
Хохочем, белозубы и бойки!

Как пахнут ночи! Мокрым камнем, пристанью,
пыльцой цветочной, мятою, песком.
Мы молоды. Мы смотрим строго, пристально.
Мы любим спорить и ходить пешком.

Ах, не покинь нас, ясное, весеннее,
когда к нам повзросление придет,
когда другое, взрослое везение
нас по другим дорогам поведет.

От лет летящих никуда не денешься,
но не изменим первым «да» и «нет».
И пусть луны сияющая денежка
останется дороже всех монет.

* * *
Постарею, побелею,
как земля зимой.
Я тобой переболею,
ненаглядный мой.

Я тобой перетоскую,-
переворошу,
по тебе перетолкую,
что в себе ношу.

Мой товарищ стародавний,
суд мой и судьба,
я тобой перестрадаю,
чтоб найти себя.

Я узнаю цену раю,
ад вкусив в раю.
Я тобой переиграю
молодость свою.

Переходы, перегрузки,
долгий путь домой.
Вспоминай меня без грусти,
ненаглядный мой.

* * *
. Ну и не надо.
Ну и простимся.
Руки в пространство протянуты слепо.
Как мы от этой муки проспимся?
Холодно справа.
Холодно слева.
Пусто.

Звени,
дорогой колокольчик,
век девятнадцатый,-
снегом пыли!
Что ж это с нами случилось такое?
Что это?
Просто любовь.
До петли.
До ничего.

Как будто все узлы развязаны
и все, чем жить, уже в конце,-
ручьями светлыми размазаны
слезинки на ее лице.

То вспыхивает, не стесняется,
то вдруг, не вытирая щек,
таким сияньем осеняется,
что это больно, как ожог.

А руки их переплетенные!
Четыре вскинутых руки,
без толмача переведенные
на все земные языки!

И кто-то буркнул:- Ненормальные!-
Но сел, прерывисто дыша.
К ним, как к магнитной аномалии,
тянулась каждая душа.

И было стыдно нам и совестно,
но мы бесстыдно все равно
по-воровски на них из поезда
смотрели в каждое окно.

Глазами жадными несметными
скользили по глазам и ртам.
Ведь если в жизни чем бессмертны мы,
бессмертны тем, что было там.

И оказалась очень простенькой.
И некрасива, и робка.
И как-то неумело простыни
брала из рук проводника.

А мы, уже тверды, как стоики,
твердили бодро:- Ну, смешно!
И лихо грохало о столики
отчаянное домино.

Лились борщи, наваром радуя,
гремели миски, как тамтам,
летели версты, пело радио.

Но где-то,
где-то,
где-то там,
вдали, в глубинках, на скрещении
воспоминаний или рельс
всплывало жгучее свечение
и озаряло все окрест.

И двое, раня утро раннее,
перекрывая все гудки,
играли вечное, бескрайнее
в четыре вскинутых руки!

* * *
Мальчишки, смотрите,
вчерашние девочки,
подросточки — бантики, белые маечки —
идут, повзрослевшие, похудевшие.
Ого, вы как будто взволнованы, мальчики?

Ведь были — галчата, дурнушки, веснушчаты,
косички-метелки. А нынче-то, нынче-то!
Как многоступенчато косы закручены!
И — снегом в горах — ослепительно личико.
Рождается женщина. И без старания —
одним поворотом, движением, поступью
мужскому, всесильному, мстит за страдания,
которые выстрадать выпадет после ей.
О, будут еще ее губы искусаны,
и будут еще ее руки заломлены
за этот короткий полет безыскусственный,
за то, что сейчас золотится соломинкой.
За все ей платить, тяжело и возвышенно,
за все, чем сейчас так нетронуто светится,
в тот час, когда шлепнется спелою вишенкой
дитя в материнский подол человечества.
Так будь же мужчиной,
и в пору черемухи,
когда ничего еще толком не начато,
мальчишка, смирись, поступай в подчиненные,
побегай, побегай у девочки в мальчиках!

Источник

LiveInternetLiveInternet

Метки

Рубрики

Видео

Музыка

Поиск по дневнику

Подписка по e-mail

Статистика

Казакова Римма : Люби меня!

Казакова Римма : Люби меня!

Добрый воскресный вечер, мои друзья и гости)

Вчера ей исполнилось бы 80 лет. Римма Казакова. Писала искренние и смелые стихи..
Насладимся поэзией и вспомним поэта Римму Казакову.

люби меня застенчиво боязно. 1279. люби меня застенчиво боязно фото. люби меня застенчиво боязно-1279. картинка люби меня застенчиво боязно. картинка 1279. *** Люби меня! Застенчиво, боязно люби, словно мы повенчаны богом и людьми.

Люби меня!
Застенчиво,
боязно люби,
словно мы повенчаны
богом и людьми.

Люби меня уверенно,
чини разбой —
схвачена, уведена,
украдена тобой!

Люби меня бесстрашно,
грубо, зло.
Крути меня бесстрастно,
как весло.

Люби меня по-отчески,
воспитывай, лепи,—
как в хорошем очерке,
правильно люби.

Люби совсем неправильно,
непедагогично,
нецеленаправленно,
нелогично.

Люби дремуче, вечно,
противоречиво.
Буду эхом, вещью,
судомойкой, чтивом,

подушкой под локоть,
скамейкой в тени.
Захотел потрогать —
руку протяни!

Буду королевой —
ниже спину, раб!
Буду каравеллой:
в море! Убран трап.

Яблонькой-дичонком
с терпкостью ветвей.
Твоей девчонкой.
Женщиной твоей.

Усмехайся тонко,
защищайся стойко,
злись,
гордись,
глупи.

Люби меня только.
Только люби!

Римма Фёдоровна Казакова родилась в Севастополе, в семье военнослужащего 27 января 1932 года. После окончания школы поступила на исторический факультет Ленинградского университета, который окончила в 1954 году.

Семь лет Римма Казакова жила в Хабаровске, работала на студии кинохроники редактором, а также лектором и преподавателем. В Хабаровске и вышел ее первый стихотворный сборник «Встретимся на Востоке» (1958). После переезда в Москву Казакова переводила стихи народов СССР на русский язык с абхазского, кабардинского, узбекского, каракалпакского, таджикского, азербайджанского. Много ездила по стране с выступлениями.

Римму Казакову по праву можно причислить к поколению знаменитых шестидесятников наряду с Евтушенко, Окуджавой, Вознесенским, Рождественским, Ахмадулиной.

В 1960-1980-х годах вышли сборники ее стихотворений «В тайге не плачут», «Помню», «Набело», «Русло», «Страна любовь», «Пробный камень», «Сойди с холма» и другие.

Главными мотивами стихов Казаковой являются любовь, дружба, верность, материнство, социальная тема. На стихи Риммы Казаковой написано немало популярных песен: «Мадонна», «Ненаглядный мой», «Ариадна», «Ты меня любишь», «Нет пути назад».

Она работала с А.Пахмутовой, В.Шаинским, И.Крутым и другими известными композиторами. Первая песня – «Ненаглядный мой» появилась как стихи в журнале «Юность», его прочитала А.Пахмутова – и родилась песня. Песни на стихи Казаковой пели Серов, Аллегрова, Пугачева, Лещенко, Киркоров, Распутина. Почти у каждой звезды в репертуаре были песни со словами Риммы Казаковой.

Но она еще успевала заниматься и общественной деятельностью. Пять лет проработала Римма Казакова на посту секретаря Правления Союза писателей СССР, организовывала повсеместные Пушкинские праздники поэзии, Дни литературы разных народов, способствовала возрождению поэтических вечеров в Политехническом музее.

Скончалась поэтесса 19 мая 2008 года. Похоронена на Ваганьковском кладбище в Москве

Источник

Римма Казакова

Любила, следила, скорбя:
все что-то во мне горько мечется.
Писала, спасала себя,
а думала, что человечество.

Были слова, но потом, а сначала
новорожденное счастье лучилось.
Смысла от вымысла не отличала,
не замечала: не получилось!

Верилось сложно, тревожно, несмело.
Нежно надежда надеждой лечилась.
Ты не сумел? Или я не сумела?
Больше не важно: не получилось.

Нынче тебя я прощаю, отступник,
завтра окажешь и мне эту милость.
Завтра, быть может, опомнится, стукнет
в сердце. Да поздно. Не получилось.

Стало единственное единичным.
Неомрачаемое омрачилось.
Дышит душа безнадежным, больничным.
Что приключилось? Не получилось.

Я за бронею, и ты уже в латах.
Церковь восторга от нас отлучилась.
Милый, не надо. Нет виноватых.
Это бывает. Не получилось.

Это бывает. Это бывает.
Как я убийственно обучилась,
что и любовь, и любовь убивает!
Милый, воскресни! Не получилось.

Римма Казакова
Я остров.

Я остров, я атолл, коралл,
и среди бела дня
мужчина, как большой корабль,
уходит от меня.

Уходит прямо, не тайком,
сияя и трубя!
А я мечтала о таком,
а я ждала тебя.

Но, гордо брызгами пыля,
исчезнешь ты вдали
с запасом хлеба и угля,
с теплом моей земли.

О, эта женская беда
горька и высока;
суда уходят без суда,
куда?- В моря, в века.

Прощай, мой берег, мой корабль.
Ни слезоньки из глаз.
К тебе, как к дереву кора,
прильну в последний раз.

. Ну и не надо. Ну и простимся.
Руки в пространство протянуты слепо.
Как мы от этой муки проспимся?
Холодно справа.
Холодно слева.
Пусто.

Звени, дорогой колокольчик,
век девятнадцатый,- снегом пыли!
Что ж это с нами случилось такое?
Что это? Просто любовь. До петли.
До ничего.

Римма Казакова
Забытое

. Так вот и живу я без тебя,
тихо нетерпимое терпя.

Так вот без тебя он и живет,
твой раскоп,- как вспоротый живот.

Все наружу, и мешает боль
вспомнить лоном про твою любовь.

Вспомнить кожей, родинкой, ребром
гром признанья, поцелуев ром.

если грудь ребенок не берет.
Знал ли ты об этом наперед?

Знал ли ты, что это будет так,
как на веко мертвого пятак,

как петля у самого лица
в миг, когда ни мига до конца?

И вливалось, мучая, хмеля,
тело твое млечное в меня.

Под колеса, под валун во рву.
Так вот и живу я. Как живу?!

Римма Казакова
Ненаглядный мой
Музыка: А. Пахмутова

Постарею, побелею,
как земля зимой.
Я тобой переболею,
ненаглядный мой.

Я тобой перетоскую,-
переворошу,
но тебе перетолкую,
что в себе ношу.

Мой товарищ стародавний,
суд мой и судьба,
я тобой перестрадаю,
чтоб найти себя.

Я рискну ходить по краю
в огненном краю.
Я тобой переиграю
молодость свою.

Переходы, перегрузки,
долгий путь домой.
Вспоминай меня без грусти,
ненаглядный мой.

И многое в жизни смею,
и с этой звездой во лбу,
как целый народ, имею
историю и судьбу.

Музыка неведомых высот,
первая, пропетая с листа,
как узнать, он тот или не тот,
как понять, я та или не та?

Музыка неистовых глубин,
грохни, гоготни, спаси свой _Рим_!
От того, кто любит и любим,
слепоту опасную отринь.

Безответная любовь.
Тихий звон зари.
Настоящею ценой
все оплачено!
Ты себя не береги,
ты себя дари.
Так навек тебе судьбой
предназначено.

Как просто быть счастливой в этом мире,
когда всю слякоть ливни с улиц смыли!
И душу поскорее ты омой
свободным смехом, светлыми слезами,
и мир впервые жадными глазами
открой кому-то и себе самой.

Как просто быть счастливой, и не надо
печалиться земным подобьям ада:
измене друга, гибели любви.
Опять учись терять, искать, сражаться
и в зеркале надежды отражаться
отвагою каракулей: «живи!»

Вести себя как твеновский мальчишка
и замечать восторженно почти что,
как бабушки качают головой,
с беспечным бескорыстием трудиться
и обществом ребенка насладиться,
пока он мал, пока еще он твой.

В какую-то шальную полночь,
в какой-то полдень без тепла
ты разговоры наши вспомнишь
и дом, где жизнь твоя текла.

И пусть обид немало было,
ты, вдруг счастливым став навек,
поймешь, что я тебя любила,
ты был любимый человек!

В тех сумерках московских, вьюжных,
чуть различимые впотьмах,
о, поцелуя два воздушных,
двух рук прощающихся взмах!

Ты будешь помнить, будешь помнить
необъяснимый тот покой,
которым можно жизнь наполнить
лишь материнскою рукой.

И даже с той, кого полюбишь,
познав любви восторг и скорбь,
моей любовью мудр ты будешь,
моей любовью будешь добр.

Болтаешь, думаешь, молчишь ли,
загадываю наперед,
как из любимого мальчишки
мужчина любящий растет.

Римма Казакова
Помпея

В конце печальной эпопеи,
перевернувшей жизнь мою,
я на развалинах Помпеи,
ошеломленная, стою.

В нас человек взвывает зверем,
мы в гибель красоты не верим.
Жестокость!
Парадокс!
Аабсурд!
В последний миг последней боли
мы ждем предсмертной высшей воли,
вершащей справедливый суд.

Но вот лежит она под пеплом,
отторгнутым через века,
из огненного далека
с моим перекликаясь пеклом.

И негодуя, и робея,
молила, плакала, ждала.
Любовь, заложница, Помпея,
зачем, в стихи макая перья,
такой прекрасной ты была?

Вернусь домой к одной себе я,
найду знакомого плебея
по телефону, доложив,
что хороша была Помпея!
А Рим. Рим, Вечный город, жив.

Чем измеряется любовь,
что там в основе,
когда родство, что входит в кровь,
совсем не в крови?

Хоть на сто осколков разделись,
каждым только мой басок услышишь!
Мы с тобой друг в друге родились,
а замены родине не сыщешь.

Ты где-то вечером опять.
Не поворотишь время вспять.
Предоставляю многоточью
распорядиться за меня,
где ты и с кем на склоне дня.
А что ты будешь делать ночью?

В какой покой, в какой полет
ночь черной лебедью плывет
и в душу обращает тело.
Как каждый к каждому прирос!
И отпадает сам вопрос:
а что ты ночью будешь делать?

А что ты будешь делать днем,
коль мы с себя ее стряхнем,
коль я забуду, ты забудешь?
И на просторе ледяном
незаходящим, вечным днем
что вообще ты делать будешь.

Римма Казакова
Три ночных плача

В тихом, спокойном домашнем тепле
эти досадные
первые слезы мои о тебе,
первые самые.

Не вытираю, покорна судьбе,
глупая, слабая,-
первая в жизни тоска по тебе,
первая самая.

Что я могу? В мирозданье, в толпе
день дорисовываю
плачем глухим по тебе, по тебе
ночью бессонною.

Плачу, что чувству-ребенку не лгу,
как Богородица,
плачу, что жить без тебя не могу,
а ведь приходится.

Предрассветный час. Ты спишь.
Свет в окне заплатами.
И не знаешь, что лежишь
мною весь заплаканный.

Мужики или сыны,
жаль, доходит поздненько:
если нет чему цены,
так уж этим слезонькам.

Я люблю тебя! Живи
под любыми флагами,
горечью моей любви
наперед оплаканный.

Разберусь потом, разберусь,
кто ты: айсберг в ней или щепка!
Что вымаливала так тщетно?
Слезы вытру, ветром утрусь.

Вспыхнули страсти
и откипели.
Замкнут бессмысленный круг.
До воскрешенья.
До.
до купели
чьих-то врачующих рук.

Не хочу лелеять старую печаль,
не могу поверить в то, что нет возврата
в миг счастливый бесконечности начал,
отпустивших, отступивших виновато.

Нервы памятью не стану оголять.
Думать буду о тебе, когда взгрустнется:
как ребенка, отпустила погулять.
И ребенок обязательно вернется!

Забыть тебя решим или вернуть,
тоскою или счастьем ослепило,
всегда сказать мы можем: «Это- было!»-
и вознести или перечеркнуть.

Храни меня, прошедшая любовь,
во благо обрати мой горький опыт,
от нежности храни, которой топят
и обращают в нищих и рабов.

Храни меня всей памятью моей.
Не дай застыть с протянутой рукою.
Скажи, неужто, испытав такое,
мы все же не становимся мудрей?

Храни меня, прошедшая любовь,
храни!- как заклинанье повторяю.
Пусть снова, как тебя, все потеряю,
но не успеет стать всесильной боль.

Храни до той, что может в миг любой
произойти, последней-первой встречи,
до тех небес, что не согнут мне плечи,
храни меня, прошедшая любовь.

До музыки, свободной как прибой,
без томной канители патефонной,
до той руки, надежной, путеводной,
храни меня, прошедшая любовь.

До той тропы, оставленной тобой,
где безысходно прозябала я лишь,
где мне себя живой любовью явишь,
храни меня, прошедшая любовь.

Поверила опять,
но верою иною,
готовою признать,
что было все напрасно,
готовой отступить,
и не считать виною,
и не считать бедой
короткий дерзкий праздник.

Ведь если опыт мне
еще не изменяет,
не угадать, как дни
и ночи повернутся.
И никогда никто
доподлинно не знает,
о чем шумит камыш,
куда деревья гнутся.

Как давно я не летала!
Каюсь, маюсь, наверстаю.
Все опять понятным стало.
Возвращаюсь в стаю.

Дни летящие листаю.
Мало ль чем была томима?
Этот поезд, шедший мимо.
Возвращаюсь в стаю!

Стая свой спектакль ставит
над морями, над лугами.
Сны сумбурные солгали.
Возвращаюсь в стаю!

Но, крыло свое пластая
в небесах, теряя перья,
затоскую по тебе я,
и при чем тут стая?

Только нет пути иного.
День ко дню крылом верстая,
стану просто птицей снова.
Возвращаюсь в стаю!

Свяжу судьбу свою с тобой.
Мы будем счастливы, быть может.
Любовь на музыку положит
любого дня сюжет любой.

. Перестрадаю, пойму.
Все, что сжигало, сжигаю!
Но никому, никому
этого не пожелаю.

все еще в тоске о мертвом грузе
утонувших навсегда иллюзий.
Жизнь моя прекрасна и пуста.
Все в ней встанет на свои места.

Римма Казакова
Мадонна
Музыка: И. Крутой

Снова дождь рисует мне
На заплаканном окне
Твой печальный силуэт,
Мадонна!
Вижу, словно в первый раз,
Грусть твоих печальных глаз.
Точно пишем твой портрет,
Мадонна!

Припев:
Но лишь коснусь стекла рукой,
И тут же тает образ твой,
Мадонна!

Но небесный образ твой,
И бесплотный, и живой,
Зря рисует этот дождь,
Мадонна!
Как прекрасен этот сон:
Сквозь безмолвие времён
Ты всю жизнь ко мне идёшь,
Мадонна!

Римма Казакова
Белые турманы

Римма Казакова
ПРО ТЕХ, КТО В ДУШЕ ЖИВЕТ

Ты была любимей всех.
От тебя осталась только боль.
Ты ушла, как прошлогодний снег,
Горькая моя любовь.

Нет к тебе дороги никакой.
Отчего же столько лет и дней
Я стою с протянутой рукой
У жестокой памяти моей.

Я не здесь.
Я там, где ты.

В парках строгие цветы.
Строгий вечер.
Строгий век.
Строгий-строгий первый снег.

В первом инее Нева.
Беспредельность. Синева.
Чьи-то окна без огня.
Чья-то первая лыжня.

Опушённые кусты.
Веток смутные кресты.
И, медвяна и седа,
вся в снежинках резеда.

Длинных теней странный пляс
и трамваев поздний лязг.
Сладко-талая вода.
Сладко-тайная беда.

Неразменчиво прямой,
ты идешь к себе домой,
на заветное крыльцо,
за запретное кольцо.

Там тебя тревожно ждут,
электричество зажгут,
на груди рассыпят смех
и с ресниц сцелуют снег.

В ваших окнах гаснет свет.
Гаснет четкий силуэт.
Гаснет сонная волна.
Остается тишина.

Остается навсегда
в тихих блестках резеда,
строгий вечер,
строгий век,
строгий-строгий первый снег.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *