В чем вы видите развитие традиций русской литературы в повести карамзина

Начало какой традиции русской литературы положено карамзиным

Вся наша литература имеет Карамзина в качестве источника: журналистика, критика, повесть-роман, историческая повесть, публицизм, исторические исследования.
В. Г. Белинский

Мне кажется, в вашем случае речь идет о сентиментализме.

Зима поет — предвещает,
Лес шелковым покровом аккуратно покрывает,
Столько словно ёлкой удаляет
Кругом тихо поплылают
Серые облака.

А во дворе метель раскидистая
Персы двор сизым покрывая,
Очень ледяные.
Игривые воробьи,
Как утраченные детики,
У прихожей прислоняются.

Маленькие птички замерзлишь,
Голодны, усталы,
Сжавшись поближе друг к другу.
А буран — перед гневом
Дверям гремит оглушительный
И становится еще сильнее.

А сон животных нежных
Под этими снежными вихрями
У окна, замерзшим.
И представляет себе красиво,
С улыбками солнышка ясно
Красотка весна.

Метель продолжает играть, уже бушует в деревне. Снежное покрытие неровное, одинаково белое, но похоже на встряхиваемый шелковый ковер, то есть белое, с переливами и тенями.

А противопоставление зимы и будущей весны вызывает представление о желтом«солнечном» цвете, который порождает целый спектр, если смотреть на солнце с прищуром.

Источник

Презентация по литературе 11 класс «Традиции Карамзина в современной литературе»

«Управление образовательным учреждением: современные направления и инновационные технологии»

Каждый участник получит свидетельство и скидку на обучение

Обзор презентации по слайдам:

В этом докладе рассказывается о «Традициях Карамзина в произведениях современных писателей» от Натальи Валерьевны Чекушкиной, учителя русского языка и литературы из Муниципального Бюджетного Общеобразовательного Учреждения Средней Школы № 22 в Ульяновске.

В. Распутин делит свое мнение о значении литературы: «Литература потеряла свою духовную функцию и превратилась в коммерческий продукт».

Т. Толстая отмечает важность прошлого: «Прошлое является единственной реальностью, а настоящего и будущего нет».

Критики пишут о главном герое нашего времени: «Он является «лишним человеком» и его характеризует маргинальность и аморфность».

М. Ремизова говорит о типичном герое современной прозы, который характеризуется юношеской амбициозностью и отсутствием цели в жизни.

Повесть Н. Карамзина «Бедная Лиза» (1792 год)

«Чувствительная повесть» В. Астафьева «Людочка» (1989 год)

Рассказ В. Распутина «Женский разговор» (1994 год)

Какое произведение из этих указанных имеется в виду? Автор говорит о событиях, которые произошли несколько лет назад, но влечут его сердце и продолжают нервировать его. Автор касается проблем «маленького человека», рока и обстоятельств, природы и человека, города и деревни, отношений между отцом и ребенком, любви и горя, любви и счастья. Что такое женское счастье? Как стать счастливой? Что ждет Россию?

Сюжет и композиция. Система образов. 1. Виды местности, естественная природа, которые играют важную роль в жизни персонажей. 2. Семья, состоящая из любящих родителей (отец — примерный работник, мать — чувствительная женщина), воспитавшая красивую душой и телом девушку Лизу, трудолюбивую и готовую жертвовать ради любви. 3. Город, который скрывает опасности и где вырос Эраст — добрый по натуре, но слабый и непостоянный, всегда заботящийся только о своем удовольствии. 4. Светлая река, которая связывает и разделяет город и деревню, ставшую местом роковой любви между Эрастом и Лизой, а также спасшая раскаявшуюся грешницу. 5. Важный элемент повествования — первая нежная любовь, зародившаяся на берегу реки и растворившаяся в ее водах.

История жизни без любви

Сюжет и композиция. Система образов. 1. Виды местности, вымирающая деревня, которые играют важную роль в жизни персонажей. 2. Отсутствие семьи (отец-алкоголик, исчезнувшая мать, отчаянно стремившаяся устроить личную жизнь), в результате воспитавшая девушку Людочку, которая не полностью удержала патриархальные представления о нравственных ценностях, но сохранившая трудолюбие, кротость и скромность. 3. Город, который таит в себе опасности и породил Артемку, человека, доброго по натуре, но слабого и непостоянного, всегда думающего только о своем удовольствии. 4. Канава, на берегу которой совершается нечто непристойное, а в ее водах осуществляется наказание для того, кто не раскаялся в своих грехах. 5. Трогательная картина насилия, которая впечатляет зрителя.

История жизни и любви

Героини

Перед нами раскрываются три героини, принадлежащие не только к разным поколениям, но и разным эпохам. Карамзин выбрал крестьянскую девушку в качестве главной героини, которая поддерживает патриархальные представления о нравственных ценностях. Людочка уже до половины потеряла эти представления, но сохранила трудолюбие, кротость и скромность. У Вики же такие представления полностью отсутствуют, и бабушка старается внушить ей эти ценности.

Перед нами искусствовед Карамзин и философ Карамзин. Он описал любовь как преобразующее чувство, которое отображается на его полотнах. Писатель объясняет, что миг любви — прекрасен, но долгую и стабильную жизнь обеспечивает только разум и разумные решения. Главная мысль повести Астафьева заключается в идее, что без Бога, природы и людей мы подвержены ужасу. Распутин говорит, что истинное счастье и радость в жизни человека можно найти только в любви, но эта любовь также страшна, потому что обязывает сильнее, чем любая другая сила в мире. Идея

«Мы, перебравшиеся в город, не обрели его нравы, но утратили деревенские. Русские люди вам новых русских, объясните мне, откуда взялся этот новый человек? … Как мы все изменились?» (В. Астафьев, «Человек к концу века стал еще более одиноким» // Литературная газета. 1997, № 27)

Интернет-ресурсы:

— Чернильница с пером: [ссылка на изображение](http://gushrustal.ru/pictures/crystal_pen_with_ink_2.jpg)

— Перо: [ссылка на изображение](http://www.baygri.com/wp-content/uploads/2013/01/gorsel.jpg)

— Грамота (для создания рамки): [ссылка на изображение](http://www.bg2001.ru/upload/iblock/616/4034-7.jpg)

— Перьевая ручка: [ссылка на изображение](http://www.avosplumes.fr/Files/plume_legrand_grande.png)

— Сайт: [ссылка на сайт](http://elenaranko.ucoz.ru/)


Курс повышения квалификации

Дистанционное обучение как современный формат преподавания

Программа для повышения квалификации

Особенности преподавания предмета «Русский язык» с учетом внедрения федерального государственного образовательного стандарта начального общего образования

Программа для профессиональной переподготовки

Русский язык и литература: теория и методика преподавания в образовательной организации

Мы ищем учителей, которые хотят присоединиться к нашей команде «Инфоурок»

Материал имеет номер: ДБ-264367

Если вы не нашли то, что искали, не отчаивайтесь

Мы предлагаем вам посмотреть эти захватывающие курсы:

Оставьте свой комментарий

Для того чтобы задавать вопросы, пожалуйста, авторизуйтесь.

Секреты успешной подготовки к ЕГЭ для учителей

На прочтение потребуется 11 минут.

Все педагогические вузы страны будут иметь технопарки

На прочтение потребуется 1 минута.

Минпросвещение создает цифровую психологическую службу для школьников

На прочтение потребуется 1 минута.

Начинающие педагоги Липецкой области получат 120 тысяч рублей

На прочтение потребуется 0 минут.

Большинство родителей в России удовлетворены качеством образования в детских садах

На прочтение потребуется 2 минуты.

Минпросвещение рассказало о формате обучения школьников после праздников

На прочтение потребуется 1 минута.

Секреты успешной подготовки к ЕГЭ для учителей

На прочтение потребуется 11 минут.

Подарочные сертификаты

За определение любых спорных моментов, связанных с материалами и их содержанием, ответственность несут пользователи, которые разместили материалы на данном сайте. Однако администрация готова предоставить поддержку в решении любых вопросов, связанных с функционированием и содержанием сайта. Если вы обнаружили, что на данном сайте незаконно используются материалы, пожалуйста, сообщите об этом администрации через форму обратной связи.

Все материалы, размещенные на данном сайте, созданы авторами сайта или размещены пользователями сайта и представлены исключительно в ознакомительных целях. Авторские права на материалы принадлежат их законным владельцам. Частичное или полное копирование материалов данного сайта без письменного разрешения администрации запрещено! Мнение администрации может не совпадать с точкой зрения авторов.

Источник

Проза Н. М. Карамзина и русский сентиментализм

В прозе Карамзина, главную роль играет идея о личности. Он неприемлем многообещающую гражданскую обязанность и желание передать реальность. Его тема — сам человек с его чувствами и переживаниями, человек с его психологией и уникальным внутренним миром. Карамзин был первым, кто показал психологические переживания человека как процесс, хотя ему предшествовали другие писатели, которые обращали внимание на эмоциональную жизнь героя. Наиболее характерной работой в этом отношении является «Чувствительный и холодный. Два характера».

Карамзин считает нелепым утверждать, что «обстоятельства и случаи воспитания… дают характер человеку» и убежден, что «Одна природа творит и дает». (Н. М. Карамзин, избранные сочинения, том первый, Издательство «Художественная литература», Москва-Ленинград, 1964, стр. 740). Карамзин стремился отрицать роль социального аспекта в формировании личности и человеческой души (известное «Ибо и крестьянки любить умеют!») и говорил о том, что важна сама природа («Гони природу в дверь: она влетит в окно!»). Это выражается в «сентиментальности» Карамзина. Его проза — это произведения о чувствах, в которых внимание уделяется характеру героя и его соответствию событиям, которые происходят в повседневной жизни обычных людей. Это было характерно для литературы сентиментализма.

«Исподволь, с разных сторон подготавливавшееся, с опорой на соответствующие западноевропейские образцы, новое большое литературное направление — сентиментализм. Наконец-то в 90-х годах XVIII века, оно полностью сформировалось, оттеснив классицизм и выходя победоносно на первый план новой русской литературы. Общее направление в изменении содержания литературы сентиментализма в сравнении с классицизмом — ее тематики и сюжеты.

Но, о сердце! Кто может противиться тебе?

Возникает вопрос о том, что у людей есть природные чувства, которые не всегда соответствуют добродетельности. В основе этой повести лежит глубокий лиризм, который проник через эмоциональное состояние рассказчика, который хочет уйти от реальности: «укроемся в тихом кабинете своем».
Лирика и субъективизм остались характерной чертой творчества Карамзина, сентименталиста-романтика.
Еще больше лиризма присутствует в маленькой повести «Сиерра-Морена», которая является не повествованием, а личными записками «человека, пережившего трагическое несчастье, но уже сумевшего частично победить себя, частично преодолеть свою печаль и частично обрести душевный покой». (Вступительная статья Беркова и Макогоненко, Н. М. Карамзин, избранные сочинения, том первый, «Художественная литература», Москва-Ленинград, 1964, стр. 39).
В этой повести звучит такая же мысль, как и в других произведениях Карамзина: «Можно долго и упорно сражаться со своим сердцем, но кто его может победить?» Интересно было не только лирическое изложение языка, экспрессивное развитие сюжета, неожиданная развязка и необычное название, а также попытка объяснить изменение душевного состояния человека, который прошел путь от счастья до горя; была попытка объяснить психологию героя.

Литература, использованная в статье:
1. Н. М. Карамзин, избранные сочинения, два тома, «Художественная литература», Москва- Ленинград, 1964;
2. «Русская литература XYIII – начала XIX века в общественно-культурном контексте», Ленинград, «НАУКА», Ленинградское отделение, 1983;
3. «Русская литература XYIII – XIX веков», Москва, «Просвещение», АО «Учебная литература», 1995;
4. П. Н. Берков, «История русской журналистики XYIII века», Издательство Академии Наук СССР, Москва, 1952, Ленинград;
5. Д. Благой, «От Кантемира до наших дней», Москва, «Художественная литература», 1979, том первый;
6. Г. А. Гуковский, «Русская литература XYIII века», Издательство «Аспект-Пресс», Москва, 1999.

Источник

Лебедева О. Б.: История русской литературы XVIII века
Эстетика и поэтика повествовательной прозы Н. М. Карамзина (1766-1826)

Эстетика и поэтика повествовательной прозы Н. М. Карамзина (1766-1826)

Вся творческая жизнь Николая Михайловича Карамзина, как писателя, художника и даже журналиста, заключается в коротком, но значительном периоде времени с 1791 по 1803 год. После этого Карамзин отдался писанию 12-томной «Истории Государства Российского». Тем не менее, тринадцать лет его литературного творчества было достаточно для того, чтобы он приобрел славу великого писателя, реформатора русской литературы и языка, и оказал значительное влияние на развитие русской литературы.

Все современники и потомки относятся к Карамзину, как к первооткрывателю и реформатору, который перевернул русскую литературу. Как имя Сумарокова стало синонимом «русского классицизма», так и имя Карамзина тесно связано с «русским сентиментализмом». Год рождения Карамзина-сентименталиста (1766) символичен: Карамзин пришел в русскую жизнь в то время, когда первые сентименталистские течения проникали в русскую литературу.

Творчество Карамзина привело к окончательной переориентации русского эстетического сознания на новые принципы литературного творчества, новые связи между литературой и жизнью, новые отношения между писателем и читателем, а также новый подход к восприятию художественного текста читателем. Русская литература нового времени стала преимущественно искусством и словесностью благодаря Карамзину, а не просто формой выражения идеологических тезисов или публицистических заявлений. Карамзин заложил основы русской литературы нового времени как искусства слова и сформировал нового читателя, основываясь на эстетических критериях при восприятии художественных текстов.

Повествование в «Письмах русского путешественника»: очерковый, публицистический, художественный аспекты как прообраз романной структуры

Главным произведением Карамзина в 1790-е годы являются «Письма русского путешественника». Карамзин начал публиковать их фрагментами в своем «Московском журнале» (1791-1792). Первое отдельное издание «Писем русского путешественника» появилось в 1797-1801 годах. Основой для написания «Писем» послужило реальное путешествие Карамзина по Западной Европе (Германия, Швейцария, Франция и Англия) с мая 1789 по сентябрь 1790 года. Эти даты указаны в тексте «Писем», но, возможно, не соответствуют полностью хронологии путешествия Карамзина.

«Письма…» — это оригинальная версия популярного в сентиментализме всех европейских литератур жанра записок о путешествии, объединяющая две разновидности повествования и два жанра путешествия. У Карамзина в качестве одного из примеров путешествия было «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» Л. Стерна, которое стало популярным в жанре и дало название методу. Это подтверждают многочисленные упоминания имени Стерна, прямые и скрытые цитаты из его романа, а также особое путешествие во французском городе Кале, где путешественник следовал литературным героям Стерна. Ориентация на чувствительное путешествие, подобное стерновскому типу, предполагала интроспективный вид повествования: путешествие происходило не только по реальным географическим пространствам, но и по «ландшафту моих воображений», по тайным уголкам чувствительной души.

В результате синтеза разных традиций европейской литературы о путешествиях в произведении Карамзина становится ясен универсализм жанровой структуры его записок о путешествии. Смешение традиций чувствительного, географического и философско-публицистического жанра способствовало объединению субъективного (эмоционального), объективного (описательного) и рационально-аналитического аспектов повествования. Два вида повествования от первого лица — записки о путешествии и эпистолярий — усилили субъективный, индивидуальный характер повествования.

И записки о путешествии, и эпистолярный жанр позволяют увидеть реальность через призму индивидуального восприятия, которое окрашивает любой факт реальности в тон субъективной индивидуальной мысли или эмоции, превращая его из самостоятельного объекта в факт индивидуальной частной жизни, подчиненный логике ее открытия. Таким образом, Карамзин, выбирая эпистолярную форму для своих записок о путешествии и демонстративно обращаясь к своим друзьям (хотя они обращены к любому читателю, взявшему в руки его книгу), ясно определял иерархию эстетических ценностей своей интерпретации жанра.

В самом начале повествования о путешествиях русских странников нового времени, начиная с российского матроса Василия Кориотского, путешествующего по «европским землям» в поисках просвещения, истинное лицо героя (будь то рассказчик или нет) охватывает все эмпирический материал такого путешествия, становясь главной эстетической категорией текста и определяющим его сюжет и композицию.

В книге «Письма русского путешественника» можно выделить два ключевых элемента, которые важны для эстетической и поэтической структуры произведения. Во-первых, это структура рассказа, которая в основном напоминает трехкомпонентную структуру, принятую в работах радищева, и состоит из объективной наблюдательности, эмоциональной выразительности и аналитической публицистики, исследующих насыщенную сенсуалистическую модель процесса познания. Во-вторых, есть уникальные аспекты художественной структуры текста, который представляет оригинальный способ субъективной и личностной централизации рассказа на новом уровне взаимоотношения между автором-писателем и героем-рассказчиком.

Огромное количество личных впечатлений от встреч и знакомств, восторг от произведений искусства и прекрасных пейзажей, размышления о природе европейской цивилизации и правах государственного устройства европейских стран, анализ исторических фактов на фоне современной политической реальности и практическая знакомство с различными национальными характерами — все это составило документальную основу «Писем русского путешественника», которые для русских читателей XVIII-XIX веков стали своеобразным энциклопедическим описанием жизни европейских стран начала XIX века. Личный материал органично переплетается с умственным образованием Карамзина в «Письмах…», встречи с писателями, философами и общественными деятелями всегда свидетельствуют о его широких познаниях в их работах, а описания городов и знаменитых пейзажей основаны не только на его собственных впечатлениях, но и на его тщательных исследованиях, проведенных посредством известных путеводителей, справочников и географических работы конца XVIII века.

Но, несмотря на то что фактическая информация на первый взгляд занимает важное место в «Письмах…», она не является самым важным фактором рассказа. Главное доказательство — это постоянное возвращение к основному сюжету рассказа в «Письмах…»: тонкое, но постоянное стремление Карамзина сохранить связь между внутренней жизнью чувствительного духа и внешним миром, который этот дух воспринимает и переживает. На протяжении всей книги очевидна взаимосвязь между исследованием и эмоциональным состоянием путешественника, где последнее является причиной интонации описания мира. Таким образом, создается второй слой рассказа в «Письмах…», который менее очевиден, но не менее сложно структурирован: фиксация эмоционально-психологических движений и состояний чувствительного духа, воплощение основополагающего эстетического принципа сентиментализма.

Внутренний мир индивида в «Письмах» является одним из главных объектов повествования, так же как и внешняя реальность, которая окружает путешественника. «Внутренний человек» так же изменчив и подвижен, как и панорама объективной реальности, которая меняется перед глазами героя, двигающегося в пространстве. В течение «Писем…» категория чувствительности меняется как в своем эстетическом содержании, так и в своих повествовательных функциях. Ее первый уровень проявляется в начале путешествия — отъезде и пребывании в Германии, это можно определить как уровень сентиментальной экзальтации, расположения путешественника на эмоциональном состоянии чувствительной души, которая вырывается из привычных связей и образа жизни:

Зазвенел колокольчик, лошади ускорились… и ваш друг оказался сиротой в этом мире, став сиротой в своей душе! Все, что было раньше — сон и тень: ох, где, где часы, в которые мое сердце чувствовало себя так хорошо среди вас, мои дорогие? [200]

Я все еще люблю вас, мои друзья, так же, как и раньше; но разлука уже не так горька для меня. Я начинаю наслаждаться путешествием. Иногда, думая о вас, я вздыхаю, но легкий бриз перебирает воду, сохраняя ее ясность. Таково человеческое сердце…» (1, 105).

Однако внимание путешественника остается прикованным к объектам окружающей его объективной реальности. Это человеческое свойство, которое стало причиной убеждения Радищева в необходимости общения между людьми, делает изолированного и погруженного в меланхолию путешественника активным наблюдателем и участником жизни, которая бурлит вокруг него. Хотя исходной точкой этой активной позиции по-прежнему остается чувствительность, определяющая отбор фактов и описания образцов:

память; каждый безмолвный пепел говорит мне: «И я был жив, как ты, // И ты умрешь, как я». Какое же важное олицетворение для этого пепла, который имел сильное влияние на ваше сердце… Душа его, отчасти переливается в вашу? (1, 495-496).

«Вот он, — подумал я, — вот этот город, имя которого мне было известно почти одновременно с моим собственным именем; о котором я так много читал в романах, о котором много слышал от путешественников, в который постоянно мечтал и обдумывал!…» (1, 366-367). «Я в Париже!» Эта мысль вызывает в моей душе что-то особенное, быстрое, неописуемо приятное… «Я в Париже!» — говорю я себе и мчусь от улицы к улице, от Тюльерских садов к Елисейским полям…» (1, 369).

Исходя из этой особенной связи причинно-следственноq, где жизнь чувствительной души и ее эмоции определяют и выбирают факты реальности, а также интонационный образ их словесного отражения, композиция «Писем…» приобретает совершенно новый смысл. Можно обмануть слишком доверчивого читателя, предполагая, что основой этой композиции является естественный хаос последовательной смены впечатлений о дорогах. В реальности чередование разных стилей, жанров и тем писем, посвященных описанию внешности великого современника, изображению прекрасного ландшафта, театральным рецензиям, сухой статистике о составе населения, подробному изложению законодательной основы швейцарской республики, картинам массовых беспорядков на улицах французских городов и т.д. в действительности отражает сложную и капризную жизнь чувствительной души со всеми ее непознаваемыми законами и немотивированной сменой психологических состояний. Подобная неописуемость душевной жизни — один из ярких лейтмотивов эмоционального нарративного слоя «Писем…»:

Почему мое сердце время от времени страдает безвинной причины? Почему свет тускнеет в моих глазах, когда солнце вселяет радость на небе? Как описать эти жестокие меланхолические приступы, в которых мая душа сжимается и хладеет? (1, 401).

«Письма…», сходящие видимо не подчиняются логике, кроме логики движения одного географического пункта к другому, от одного впичествоя к другому:

В этот вечер я наслаждался чудесным зрелищем. Ужасная гроза продолжалась около двух часов. Если бы вы могли видеть, как пурпурные и золотые молнии кружатся вокруг вершин гор, при ужасающем угаре неба! ‹…›

В Цирихском кантоне проживает около 180 000 жителей, а в городе около 10 000, но только 2000 имеют гражданство, участвуют в выборах судей, участвуют в правлении и занимаются торговлей, все остальные не имеют этих преимущества. ‹…›

В субботу вечером Лафатер закрывается в своем кабинете для написания проповеди — и она готова через час. Правда, если он дает такие проповеди, какую я слышал недавно, их легко составить (1, 242-243).

Такие явно несвязанные переходы от одного аспекта восприятия мира к другому — универсальный композиционный прием «Писем…», наделяются адекватным эстетическим истолкованием только при условии, что читатель всегда держит в мыслях, что капризная и на первый взгляд непоследовательная композиция «Писем…» на самом деле является формально-структурным средством выражения сложной, разнообразной и зачастую неописуемой жизни человеческой души.

У писателей-сентименталистов конца XVIII века существовало особое понимание термина «душа», которое было наполнено этико-эстетическим значением. Душа воспринималась как объединение сердца и разума, и представляла собой духовное измерение человеческой жизни, где преодолевался дуэльный конфликт между рациональностью и эмоциями. В соответствии с таким толкованием понятий «душа» и «внутренний человек», интроспективный аспект повествования в «Письмах русского путешественника» включает не только эмоциональный слой, но органически объединяет его с публицистико-философским, связанным с мыслями путешественника о истории и современности европейских обществ.

Четыре европейские страны, которые посетил Карамзин и описал в «Письмах русского путешественника», представляли мыслителю-социологу два типа государственного устройства: монархическое (Германия, Франция) и республиканское (Швейцария, Англия). Таким образом, в одном случае Карамзин стал свидетелем самого процесса перехода от монархии к республике, который уже произошел в Англии, а в другом случае он свидетельствовал и наблюдал за процессом, ожидающим Германию в будущем. Таким образом, как писатель, так и путешественник-повествователь «Писем…» оказались в Западной Европе на стыке исторических периодов, когда прошлое становилось настоящим, и настоящее открывало путь к будущему. Позже, работая над окончательным текстом «Писем…», Карамзин сам выразил эту мысль так:

Публицистико-философский аспект повествования весьма актуален для всего текста «Писем…», однако его наиболее основательное рассмотрение происходит в парижских письмах. И, первым делом, обращает на себя внимание поразительное концептуальное схождение социологической теории прогресса двух выдающихся представителей русской сентименталистской прозы – Карамзина и Радищева.

– прекрасная возможность осуществления добродетельных и злодейских поступков. Любое гражданское общество, сформированное с течением веков, есть святилище для благородных граждан, и даже в самых неполноценных его аспектах следует восхищаться удивительным согласием, благополуниками, порядком. «Утопия» какбы вы можете пойти в исполнении «… » в чрезвычайных, тем не менее надежных, жизненных достижениях разума, просвещения, воспитания, добрых наклонностей… Всякое насилие же есть разрушительное, и каждый мятежник уготовляет себе повешение (1, 382).

«Чем более народ просвещен, тем меньше внешность может сказываться на его действиях» (128). Также говоря о Швейцарии и Англии, путешественник отмечает, что любовь к чтению распространена среди всех слоев населения, даже среди тех, кто раньше не умел читать — крестьян, ремесленников, слуг и кучеров. Расширение круга людей, обладающих образованием, приводит к социальной гармонии и «успехам разума просвещения» в европейских странах.

Радищев и Карамзин одинаково критически относятся к коллективной и индивидуальной деспотии, не делая различий между монархом-тираном и революционным народом.

Обе формы тирании опасны для отдельной личности и ее прав. Разница заключается только в формах выражения этой мысли в произведении. Радищев мог прямо высказывать свои идеи в своей неконтролируемой книге, в то время как Карамзин делал это в виде иносказательной аллегории, из-за цензурных ограничений.

Эта картинка иллюстрирует катастрофическое состояние общественной морали, где убийство становится способом разрешения конфликтов, а смертная казнь — наказанием за нарушение общественного порядка. Радуясь насилию и пропагандируя восстание, нищие и лентяи, отказавшиеся работать, являются главной опасностью в эпоху Французской свободы (1, 360).

Значение этого эпизода невозможно переоценить: он подтверждает тезис Радищева о том, что революционные процессы приводят к насилию. Практика подтверждает выводы теории.

Аспект рассмотрения личности: проблема построения счастливой жизни и роли автора-героя

В хоть и в основу «Писем…» помещены очерковый, эмоциональный и публицистический пласты повествования, связь между ними не так жесткая и причинно-следственная, как в «Путешествии из Петербурга в Москву», однако они все же органично соотносятся и способствуют моделированию процесса познания и духовного роста, что является общим для двух образцов путешествий в русской литературе, созданных в одно и то же время.

Персона Карамзина, хотя и не отображается полностью в «Письмах…», все же оставляет свой отпечаток. У автора и героя одно и то же имя (в «Письмах…» фамилия героя дважды обозначена буквой «К*» – 1, 333; 413). Маршрут героя в Европе основан на реальном путешествии Карамзина, за исключением того, что, в отличие от героя, который однажды посетил Париж в апреле-июне 1790 года, Карамзин, вероятно, дважды побывал в этом революционном городе, первый раз – летом 1789 года [203].

Главный герой путешественник – это художественный образ, который олицетворяет вымышленную личность, путь Карамзина в своем романе «Евгений Онегин», где он помещает свой собственный фиктивный образ среди других вымышленных персонажей и связывает себя с ними дружескими узами и знакомством. Образ героя-путешественника ярко и индивидуально разработан, он почти идентичен самому автору, и его цель — познание и самопознание.

Интересно отметить, что весь повествовательный материал «Писем русского путешественника», который включает в себя очерки, эмоциональные и аналитические элементы, рамки которого образуются мотивом зеркала — это инструмент самоанализа и самоотождествления. В начале книги зеркало служит аналогом окружающего мира: человек познает себя, глядя на него:

«Глаз, по своему образованию, не может смотреть на себя без зеркала. Мы созерцаемся только в других предметах. Чувство бытия, личность, душа – все существует именно потому, что существуют феномены или явления, которые относятся к нам »(1, 153).

В последнем письме книги, цитата из письма швейцарского физиогномиста Лафатера откликается как эхо, которое становится отражением не только жизни, но и текста – образа жизни, который автор воспринимает и отчуждает от себя. Таким образом, текст приобретает самостоятельное существование, подобное другим объектам, отдельным от человека.

Сейчас я перечитываю некоторые из своих писем. Они служат зеркалом моей души в течение последних 18 месяцев! Через 20 лет (при условии, что я проживу так долго) они еще будут приятны только мне самому! Я загляну в них и увижу, кто я был, что думал и о чем мечтал. И, между нами, что может быть более интересно человеку, чем его собственная личность?… (1, 601)

Главным результатом открытия нового типа связи между жизнью и литературным текстом является то, что литературные образы замещают реальных людей. «Для современников, которые знали Карамзина лично, реальностью был Карамзин, а герой книги – его тенью, созданием его пера. Для последующих поколений читателей сказочное происходит, литературный персонаж становится реальностью, а сам автор превращается в его тень» [207] «Письма русского путешественника». Практически все рассказы, написанные им во время работы над книгой, включают персонифицированного автора, от чьего первого лица рассказаны истории о бедной Лизе, Наталье, дочери боярина, таинственном незнакомце с острова Борнгольм и молодом рыцаре Леоне – «рыцаре нашего времени».

«Бедная Лиза»

Истинная литературная слава пришла к Карамзину после публикации рассказа «Бедная Лиза» (Московский журнал, 1792 г.). Символом новаторства Карамзина и его влияния на русскую художественную прозу стало множество последовавших за ним подражаний. Появились рассказы, основанные на карамзинском сюжете, такие как «Бедная Маша» А. Измайлова, «Обольщенная Генриетта» И. Свечинского, «Даша, деревенская девушка» П. Львова, «Несчастная Маргарита» от неизвестного автора, «Прекрасная Татьяна» В. Измайлова, «История бедной Марьи» Н. Брусилова и т. д.

Повесть «Бедная Лиза» была написана в классическом сентименталистском стиле и рассказывает о невозможности любви между представителями разных социальных классов: дворянином Эрастом и крестьянкой Лизой. Главные герои не могут быть вместе из-за нравственных и социальных причин. Этот социальный конфликт является основой сюжета повести, и он развивается внутри противоречия между «прекрасной душой и телом» Лизы (1, 620) и Эрастом, который — «довольно богатый дворянин с изрядным умом и добрым сердцем, добрым по природе, но слабым и непостоянным” (1, 610). Одним из основных моментов, который произвел сильное впечатление на литературу и читателей, является то, что Карамзин впервые решил завершить повесть таким образом, как это, вероятно, случилось бы в реальной жизни: смертью героини.

Сюжет и стиль повести оригинальны, подчеркивающий особую новаторскую культуру. Повесть «Бедная Лиза» начинается с описания окрестностей Симонова монастыря, которые автор-рассказчик связывает с «воспоминанием о плачевной судьбе Лизы, бедной Лизы» (1, 606):

Находясь на этой горе, можно увидеть почти всю Москву, эту ужасную огромную группу домов и церквей ‹…›: великолепный вид, особенно когда на них сияет солнце, когда закатные лучи его золотыми куполами горят ‹…›. Внизу раскинулись плодородные, густозеленые цветущие луга, а за ними, между желтыми песками, течет светлая река, ее поверхность закладывает легкие весла рыбаков или шумит под веслами грузных стругов, которые ‹…› снабжают жадную Москву хлебом. ‹…›

Там, оперевшись на руины могил, я слушаю звуки прошлого, звуки поглощенных прошлым временем – звуки, от которых моему сердцу становится жутко и тревожно. ‹…› Все это обновляет в моей памяти историю нашей Родины – печальную историю тех времен, когда свирепые татары и литовцы сожгли окрестности русской столицы огнем и мечом и когда несчастная Москва, как защитница вдов, ожидала помощи от Бога в своих бедах (1, 605-606).

Предшествуя развитию сюжета, в эмоционально-насыщенном пейзаже четко выделяются темы главных персонажей повести: Эраста, чья биография неотделима от «ужасной громады домов» в «жадной» Москве со сверкающими «золотыми куполами», и тема Лизы, чья жизнь тесно связана с прекрасной природой, описанной с помощью эпитетов, таких как «цветущая», «светлая», «легкие». Есть также тема автора, чье пространство не ограничено физическими или географическими местами, а имеет духовно-эмоциональный характер. Автор выступает в роли историка, летописца жизни своих персонажей и хранителя их памяти.

В ходе дальнейшего развития сюжета эмоциональные мотивы, затронутые в начале истории, получают свое пикантное выражение, аутентично заменяющее безостановочные моральные оценки и декларации в повествовании. Лиза всегда преподносит себя символом белизны, незапятнанности и свежести: в день своей первой встречи с Эрастом она появляется в Москве с кисточками ландыша в руках; во время появления Эраста под окном Лизиной избушки она умело поит его молоком, наливая его из «ясной мальвы, покрытой сногсшибательным деревянным контейнером» в скатерть, достаточно белую (1, 609); утром дня, когда Эраст перекусывает на свидании, Лизин взгляд завораживает «блестящие туманы, наводящие хаотическу пачку» (1, 611); после объяснения в любви Лизи подернулось событийным далее кажется нам, что «никогда солнце на стольких квадратных километрах не освещало» (1, 613), а при последующих датах «тихая луна […] распыляет нужные лучами своими светлые пряди Лизиной гривы» (1, 163).

Ясно, что смысловые дискурсивные мотивы, предвзятые в цифрах деловой интродукции, операционализируются в повествовании программируемой со скольжением ортогональных кажущиеся изображения: бесподобные купола зловещей Москвы – сопровождающий Эраста символ денег; живучие засыпи и восхитительная вода земли что изначальное отгиб соцветия свидетельствуют о разнообразии цветочных мотивов; миловидные и пребелые оттенки, взаимно находящиеся рядом с фигурой Лизы, метафорическим устройством завершают список с эффектом разсмотрительной выработок. Вследствие чего детализированное повествование природной деятельности разными способами расширяет чрез все образное формирование повестности, добавляет некий психологический поворот к речевому комплексу сюжета и расширяет его антропологическое поле воздействием параллелей душевных переживаний и жизни природы.

Все эти повествовательные схемы, красочно украшающие повесть яркими красками человеческой эмоциональности и устанавливающие происшественный акцент сюжета идеальным методом искусства, без малейшего намека на открытое эмоциональное оценивание, заставляют внимательно проучиться образов рапсодирующего автора, автор, рассказывающего эту историю про несчастную Лизу, при котором ему когда-то рассказал Эраст. Образ такого рассказчика, включенного в имиджевую структуру повести на фоне ее правдоподобного персонажа и активного (словесного) лица, является особенным эстетическим фокусом всей повестевой системы, к которому выстраиваются все ее значения и формальные слои, поскольку автор-рассказчик – это единственный посредник между читателем и жизненной реальностью героев, излагаемой авторским словом. Образ рассказчика в «Бедной Лизе» – это значимый источник эмоционального стиля повести, порождаемый авторскими переживаниями в портретах героев, чувствуемых ему лично, и коммуницируемый на ряду с этим читателям.

Три основных персонажа повести — автор-рассказчик, бедная Лиза и Эраст — выразили сентименталистскую концепцию личности, ценную своими нравственными достоинствами, чувствительной и сложной. Каждый герой обладает этими признаками, но также имеет свою собственную доминанту. Основным носителем чувствительности является автор-рассказчик. Бедная Лиза представляет идею ценности человеческой личности, а связана она с этой идеей прямой авторской декларацией в повести «ибо и крестьянки любить умеют!». Наконец, Эраст воплощает сложность человеческой натуры и объективную вину перед Лизой, но также является жертвой обстоятельств. Такое последовательное воплощение сентиментальной идеологии в художественной форме сделало повесть Карамзина «Бедная Лиза» эстетическим манифестом русского сентиментализма [214]

Развитие жанра исторической повести от «Натальи, боярской дочери» к «Марфе-посаднице»

Сам Карамзин называл свои чувствительные повести «летописями человеческого сердца» (1, 640), развивая параллель между историей души и историей отечества. Поэтому неудивительно, что в последующих повестях автор обращается к историческим темам. Также неслучайно, что «Бедная Лиза», которая была написана с позиций историка, последовала за публикацией «Натальи, боярской дочери» в «Московском журнале» в том же году. Но соотношение истории и современности в «Бедной Лизе» совершенно противоположно их соотношению в «Наталье, боярской дочери». В начале «Бедной Лизы» мотив чуда связывает историю любви героини с трагической историей отечества:

Иногда смотрю на изображения чудес в храме: рыбы падают с неба, чтобы покормить монастырских жителей, осажденных врагами; икону Богоматери неприятель внезапно оказался перед ней. Все это напоминает мне историю нашего отечества ‹…› (1, 606).

«Бедная Лиза»: «Ах! для чего я пишу не роман, а печальную историю?» (1, 619). Поэтому, в поисках чуда, автор обращается к истории своей страны в повести «Наталья, боярская дочь», где развивается аналогичный сюжет о неравной любви, преодолевающей сословные преграды.

Для Карамзина история в «Наталье, боярской дочери» интересует как элемент в поиске эстетического идеала. Счастливая любовь Натальи, дочери царского советника, и Алексея Любославского, сына опаленного вельможи, умершего в ссылке, подобна историческим чудесам, изображенным на вратах Симонова монастыря. Повести «Бедная Лиза» и «Наталья, боярская дочь» соотносятся между собой, как «печальная быль» и подлинная история соотносятся в сознании автора-повествователя с «романом», иногда происходящим в истории.

«Я говорю, как думаю? По крайней мере, я люблю эпоху, когда с уважением вспоминаю своих предков и целую ручки моих прабабушек, которые поражаются моему разуму и которым я всегда отдаю предпочтение перед нынешней модой и английскими нарядами, которыми блещут московские красавицы конца XVIII века» (1, 622).

Исторический колорит повествования отражает эмоциональную интерпретацию сюжета. Второй характерный признак стиля повествования в исторической повести — параллелизм между историей и современностью в прямой речи автора. Рассказчик «Натальи, боярской дочери», погруженный в идиллическую историю России XVII века в своем воображении, всегда помнит о том, что он сам человек конца XVIII века, и всегда превращает свою рассказ в роман. Объединение исторического и современного взгляда на мир создает легкую иронию в повести, отличной от проникновенной эмоциональности рассказчика «Бедной Лизы»:

«Наша прелестная Наталья была нежной, как горлица, невинной, как агнец, милой, как майский месяц. В общем, у нее было все, что надо хорошо воспитанной девушке, хотя русские тогда не читали Локка о воспитании и Руссова «Эмиля». Во-первых, этих авторов еще не было на свете, а во-вторых, русские плохо знали грамоту, и не читали так, как теперь. Они воспитывали своих детей, как природа воспитывает травы и цветы» (1, 626).

Повесть «Наталья, боярская дочь» отличается историческим настроем не потому, что сам Карамзин стремился сделать достоверное воссоздание русской жизни и русских нравов определенной исторической эпохи. На самом деле, все наоборот: историческая атмосфера в повести является утопией, потому что Карамзин создает идеализированное и невероятное, по-настоящему романтичное предание о любви с похищением, уединенной жизнью в лесной хижине и героическими подвигами на войне, в результате которых они получают похвалу государя и благословение родителей. В этом историческом контексте такая история души и любви могла бы осуществиться естественным образом. Иными словами, счастливая любовь Натальи и Алексея включает в себя необходимость соответствующей исторической атмосферы.

Эта идеальная романтическая история любви окружена идеальным историческим пейзажем в повести «Наталья, боярская дочь». Это означает, что поле русской психологической прозы расширяется за счет исторического контекста повествования, который имеет психологическое и характерологическое значение, аналогично тому, как в «Бедной Лизе» пейзажное описание расширило поле психологических мотивов в жизни главной героини.

Повесть «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода» (опубликованная в 1803 году в журнале «Вестник Европы» Карамзина) была написана после «Натальи, боярской дочери» и показала эволюцию эстетических взглядов писателя на историческую повесть. Карамзин решил добавить к подзаголовку повести жанровую метку «Историческая повесть», чтобы указать на приоритет исторического контекста в своем повествовательном стиле.

В «Марфе-посаднице» явно изменяется типология сюжета. Карамзин, обращаясь к русской истории, создает историю из большой истории отечества, а именно последние дни и падение Новгородской республики. Главную героиню Марфу Борецкую можно считать символом защиты новгородской вольности. Заголовок повести раскрывает связь между историческими событиями («Покорение Новагорода») и действиями героини («Марфа-посадница»). В своей повести Карамзин сочетает сентиментальные идеи с историческими событиями, но характер героини проявляется не в плане «истории души», а в контексте ее общественных идеалов и гражданской позиции. Элементы поэтики классицистической трагедии использованы Карамзиным как художественный прием и материал для полемики.

Карамзинские представления о жизни человеческой души, где сердце и разум являются единством, вызывают споры в отношении классицистического противопоставления велений разума и склонностям сердца. В повести «Наталья, боярская дочь» Карамзин показывает, что любовь является силой, которая вернет героев в общество из уединения на природе. Пламенный патриотизм Алексея и доблесть Натальи, следующих своей любовью в бой, обусловлены их взаимным желанием вернуться к своим родным. Таким образом, в этом произведении Карамзин находит способ разрешить конфликт между страстью и разумом. Однако в повести «Марфа-посадница» эта полемичность более активно выражена и подчеркнута приемами классицистической трагедии.

Отцы семейств покидают своих супруг и детей, когда срочно призываются родиной. На Великой площади граждан влечет любопытство, страх и надежда. Всем интересно, но никто не отвечает… Толпа народа перекрывает звон колокола и требует открытия веча. Городской житель Иосиф Делийский встает на железные ступени и смиренно кланяется народу, заявляя… (1, 682).

В «Книге первой» повести важное место занимают две драматические речи: речь князя Холмского, посланника Иоанна, приглашающего новгородцев стать подданными Московского княжества, и речь Марфы Борецкой, заступающейся за вольность древнего Новгорода. Главные события происходят за сценой — нет описания сражений и битв, только рассказы вестников. Большая часть повествования представлена в диалогической форме. Конфликт между новгородцами и московитами является параллелью классицистическому конфликту страсти и разума: любовь новгородцев к вольности становится личной страстью, а мужество московитов — страстью к общественному благу:

Опытность, хладнокровие мужества и численность помогли Иоанну; пылкая храбрость одушевила новгородцев и увеличила их силы… Как Иоанн величием своим одушевлял московские легионы, так и Марфа разжигала страсти в Новегороде (1, 717-718).

а также рациональными суждениями:

Я могла наслаждаться семейным счастьем, удовольствиями матери, богатством, любовью и уважением людей и горько горевать о смерти моих сыновей!… (1, 725).

Основные темы работы Карамзина связаны с сентиментализмом, который они включает в свою классическую методику. Персональный аспект этой конфликтной ситуации, в которой оказалась Марфа, охватывает не только ее любовь, но и все ее чувствительное сердце, включая такие важные моменты сентименталистских ценностей, как семейное счастье, материнская любовь и горе о муже. Главное в этом конфликте, определяющем полемику Карамзина с классицистическим мировоззрением, является его разрешение. В отличие от русской классической трагедии, которая всегда возносила жертвенную добродетель на высоту нравственного достоинства и редко позволяла добродетельному персонажу погибнуть, что вызывало недовольство читателей и критиков своей явной несообразностью с моралью и справедливостью, Карамзин строго придерживается формальных канонов жанра, завершая свою повесть-трагедию. Жертва Марфы оказывается бессмысленной, а моральное превосходство над врагом становится сомнительным. Сама Марфа сомневается в необходимости своей жертвы: во время ее казни «люди и воины сохраняли мертвую тишину», и самое главное — ни ее жертва, ни ее смерть не спасли Новгородские волны.

«Марфа-Посадница», созданная на перекрестке трех литературных эпох — отсутствующего неоклассицизма, уходящего сентиментализма и предстоящего романтизма, объединяет эстетические формы выражения всех трех методов мировосприятия. Преимущество наступающего романтизма лучше всего ощущается в строго романтических мотивах тайны, предсказания и судьбы, которые определяют эмоциональную атмосферу повествования.

Таинственное падение башни с колоколом; непонятно, чей голос был «ясный, но похожий на глухой стон» (в отсылках к «пережитому времени» из исторического введения к повести «Бедная Лиза»), предвещало приближение падения Новгорода: «О, Новгород! Так падает слава твоя! Так исчезает твое величие!» (1, 694). Происхождение новгородского военачальника Мирослава, найденного ребенком на ступеньках Лобного места, окутано тайной; причины, по которым московский князь Иван отбрасывает меч, предназначенный Мирославу для гибели в битве, и новгородцы, увидев, как Иван чтит могилу погибшего Мирослава, «удивляются — и никогда не узнают тайны Иванова благосклонности к юноше» (1,726). Пророчество финского волхва о славной судьбе Марфы обрывается двусмысленным многоточием после (но), на ее и Ксении могиле появляются «буквы, смысл которых до сих пор остается тайной» (1,728). И, возможно, главная мысль исторической повести Карамзина выражена теми же словами: «Судьба людей и народов — тайна Провидения» (1,696).

В своем последнем произведении Карамзин задумался над тайнами судьбы человека и народа. Он поднял вопрос о равноценности истории души и истории Отечества. Постепенно, рассказывая о жизни обычного человека и исторических судьбах нации, писатель расширяет свой опыт и превращается в историка.

В повести «Марфа-посадница» Карамзин размышляет о национальной истории и движущих силах за ее пределами. Он изучает природу человеческих страстей, которые воплощаются его повествовательном стиле. В этом жанре появляется образ фатальной надличностной силы, которая олицетворяет стихийные страсти истории народа.

Предромантические мотивы в повести Карамзина «Остров Борнгольм»

Повесть «Остров Борнгольм» является эпилогом книги «Письма русского путешественника». Она рассказывает о возвращении путешественника из Англии в Россию и его посещении острова Борнгольма, где он встречает новых героев и переживает новые эмоции. Эта повесть развивает скрытые смыслы «Писем…» и предлагает другое их толкование.

Несмотря на то, что повесть состоит из нескольких фрагментов, которые описывают разные события, истинный сюжет сконцентрирован в эмоциональном напряжении, которое усиливается с каждым эпизодом. Главная тема повести — таинственная история двух незнакомцев, которых путешественник встречает на своем пути. При каждой встрече путешественник испытывает определенную эмоциональную реакцию на внешний облик героев.

«О бедный юноша! – подумал я. – Тебя погубила судьба. Я не знаю ни твоего имени, ни происхождения, но знаю, что ты несчастен!» (1,662). ‹…› Если бы живописец захотел изобразить полностью, бесконечно печаль, усыпанную маковыми цветами сна Морфея, то эта женщина могла бы послужить прекрасным примером для его кисти (1,670).

Повесть заканчивается В этот самый момент, когда путешественник узнает ужасную тайну молодых людей, но – не рассказывает ее читателю:

‹…› старик рассказал мне ужасную историю – историю, которую теперь вы не услышите, мои друзья ‹…›. В этот раз скажу вам только то, что я узнал ужасную тайну гревзендского неизвестного – страшную тайну! (1,673).

Таким образом, приходится признать, что в повести «Остров Борнгольм» центро тяжести сюжета переносится с раскрытия тайны на ее эмоциональный опыт, и именно постепенное нарастание чувства мистического ужаса заменяет постепенное развитие событий. Между строками, разбросанными в повести, можно предположить, что «страшная тайна» заключена в семейной интриге: вероятно, загадочные незнакомцы являются родственниками – возможно, братом и сестрой, которых проклял и разлучил от отца, возможно, пасынком и мачехой. Рассказчик намеренно не уточняет детали их судьбы, предлагая читателю самостоятельно продолжить картину, элементы которой намеком были указаны в песне гревзендского незнакомца:

Законы осуждают Объект моей любви; Но кем, душа! Может Противиться тебе? (1,663).

Ясно, что загадка взаимной любви парня и девушки связана с конфликтом страсти, владеющей их сердцами, и с общественной моралью, которая считает эту страсть незаконной. Если парень склонен утверждать, что его любовь согласуется с законами природы («Природа! Ты хотела, // Чтобы я любил Делю!»), то девушка, на вопрос путешественника, наперекорит ему сердцем: «Я целую руку, которая меня наказывает. ‹…› Моё сердце ‹…› могло ошибиться» (1,671). Таким образом, и в этом аспекте повествования явно присутствует двусмысленность и неоднозначность, оставляющие читателю право выбрать ту или иную версию.

Вся поэтика повести, которая восходит к традиции европейского готического романа [220]. Действие начинается в открытом пространстве морского побережья и моря, затем его границы сужаются до острова, окруженного скалами, затем он перемещается под своды готического замка и еще более низкие своды подвала. Это постепенное сужение пространственных рамок прямо отражается на эмоциональном состоянии души путешественника: «Вздохи заполнили мою грудь – наконец, я посмотрел на небо – и ветер смешал мою слезу с морем» (1,673), что передается и читателю.

Подобным образом представлены и окружающие ландшафты в сюжете: яркий солнечный пейзаж в начале рассказа сменяется изображением бури на море; светлая картина заката заменяется описанием дикой природы скалистого острова с использованием эпитетов «страшный» и «ужасный», которые соответствуют общему настроению повествования. Все это достигается в ночном кошмаре путешественника — аллегории слепой стихийной страсти, надличностной силы, которая властвует над судьбами людей:

Конечно же, история таинственной и ужасной страсти, не раскрытая, но эмоционально пережитая повествователем, ассоциируется с событиями политических страстей мира, которые путешественник наблюдал во Франции. На вопрос старца-отшельника с острова Борнгольм о событиях в этом мире путешественник отвечает, намекая на события Французской революции, где так же столкнулись естественные права и политические обязанности, а также моральные законы и стихийная необузданная страсть двух влюбленных:

«Свет наук, — отвечал я, — преобладает, но кровь человеческая все еще течет на земле — несчастные плачут — хвалят добродетель и спорят о ее природе» (1, 668).

Роман «Остров Борнгольм» является последним этапом в эволюции карамзинской прозы от анализа психологии персонажей к историко-философскому типу мировоззрения, который будет окончательно реализован в исторических повестях «Марфа-посадница» и «Истории государства Российского».

Поэтика романного повествования в «Рыцаре нашего времени»

Эволюционный путь карамзинской прозы, начавшийся с эксперимента модификации жанра романа в «Письмах русского путешественника», с их глубоким вниманием к развитию личности и самосозиданию, завершается писателем романом «Рыцарь нашего времени», который объединяет все особенности уникальной модели русского романа, формирующейся на протяжении XVIII века.

— «Рыцарь нашего времени» глубоко вкоренен в жанровые формы текста на всех уровнях его содержания. И особенно значение имеет категория времени для создания плотной структуры эпического жанра. Категория времени играет принципиальную роль в организации сюжета и включении героя в контекст движения реальности, как мы уже видели в романе М. Д. Чулкова «Пригожая повариха».

Роман «Рыцарь текущего времени» посвящен периоду в жизни персонажа Леона, простирающемуся на протяжении первых одиннадцати лет. В этом временном отрезке мы можем наблюдать формирование его характера, который писатель уже знает в своей окончательной, развитой форме. Важным элементом романа является изображение времени, которое играет ключевую роль в структуре и смысле произведения, закрепляя его текучесть и создавая впечатление движущейся реальности. Повествователь ни на мгновение не дает читателю забыть о значимости времени, начиная роман со слов «В определенный момент времени …» (1, 755), и используя фразы и восклицания, такие как «Красавицы сегодняшнего времени!», «Благодатное время!», «проходящее время», «некоторое время», «от времени к времени», «время еще впереди!» и другие, тесно связывая различные события в романе между собой и создавая возможность взаимного преемства, перспективы и ретроспективы.

Так как основу романного сюжета составляет формирование основных черт характера в раннем детстве, время, которое разграничено четкими интервалами в минуты, часы, дни, месяцы, годы, опыт персонажа отклоняется от реального течения времени. Минуты жизни Леона кажутся бесконечными, в то время как годы улетают. Каждая из 13 глав романа рассказывает о минуте, о каком-то событии, которое вносит свой вклад в формирование характера, но с каждой последующей главой года проходят все быстрее и быстрее. Это свойство времени растягиваться и сжиматься в субъективном восприятии героя неоднократно и ясно отмечено автором в романе:

Если взвесить на весах со стороны мысли и сведения, которые накапливаются в душе младенца в течение десяти недель, и на другой стороне – идеи и знания, которые взрослый ум получает за десять лет, то без сомнения первые обладают преимуществом (1, 765). Вся дистанция между двадцатипятилетней мировой женщиной и десятилетним деревенским мальчиком исчезла в миге сочувствия … но этот миг превратился в часы, дни и месяцы (1, 773).

Структура времени в самом романе очень сложная. Настоящее время повествования содержит в себе будущее, так как именно с будущего времени взрослого героя автор оглядывается на его детство, пытаясь увидеть в переживаниях и событиях его раннего детства корни его морального образа в период зрелости:

люди! Он будет восхищаться и плакать, но никогда … этические ценности не останутся для него чуждыми (1, 759).

С другой стороны, настоящее время повествования со стороны героя является прошедшим, так как на момент написания романа герой уже давно стал взрослым, с устоявшимся характером:

Эти моменты так сильно повлияли на его юное сердце, что через двадцать лет, уже затерявшись в послереволюционном безумии, Leon не мог не прыгнуть в радостное возбуждение, увидев большую реку … Волгу, которая беззаботно напомнила ему о его родине и беззаботной молодости, и заставила его пролить слезы (1, 766-767).

Одной из особенностей художественной прозы Карамзина является субъективность авторской манеры повествования и присутствие автора-повествователя, который тесно связан с героем из-за их биографических контактов: «так ярко описаны все черты, все качества моего друга — его лицо, рост, походка» (1, 756). Эта начальная фраза первой главы романа сразу устанавливает некое функциональное сходство между автором и героем в рамках образной системы романа, так как автор является полноценным героем своего текста, так же как его друг Леон. Более того, автор является активным центром текста, так как он ответственен за сюжет, и история Леона представлена автором как уже знакомая функция автора-повествователя:

‹…› где, как все знают, находился и умер изгнанный невинный боярин Любославский, – именно там, в небольшой деревушке ‹…› родился и сам Леон (1, 756).

Это мгновенное раскрытие автора-повествователя, который выступает в качестве друга и биографа своего героя, а также напоминает читателю о своей литературной деятельности, добавляет новый элемент в повествовательную структуру романа — раскрытие писательской техники, самого акта написания текста, который происходит прямо на глазах читателя. Прежде чем перейти к следующему этапу жизни героя, автор полностью объясняет формы, которые он собирается использовать для этого повествования. В этом отношении этому служат сквозные формулы повествования, которые представляют собой пример типичной «фигуры умолчания»: «Вполне мог…», «Мог, но не буду», причем средняя часть этих формул заполняется перечислением тех же подробностей, которые автор как бы старается избежать:

Нет, я мог бы даже сказать и раскрыть гораздо больше; мог бы заполнить десять, двадцать страниц описанием детства Леона; например, ‹…› как развивались его первые душевные способности; как быстро они проникали в него, ‹…› как рождались его мысли и чувства, ‹…› сколько раз в день, в минуту его нежная мать целовала его, ‹…› как его голос становился все грубее, когда он говорил: «Люблю тебя, мамаша!» ‹…› Мои слова текли бы как река, если бы я только захотел уйти в подробности: но я не хочу, не хочу! (1, 760).

Выразив свое нежелание углубляться в детали, автор именно этими подробностями занимается, используя перечислительный стиль, который служит строительными блоками романа, своеобразной психологической провокацией событий, оставленных за пределами текста. Но даже одно простое перечисление показывает настоящий объем событий, упакованных в короткие названия. Этот хитроумный прием, способный обмануть только самого наивного читателя, расширяет границы текста изнутри, увеличивая внутренний объем краткого повествования Карамзина, вовлекая в процесс создания текста воображение читателя, заполняющее пробелы между пунктирными знаками.

С одной стороны, она уникальность их, страстно и дано-не дано, другой – размышлениям ключ сохраняет их, перечеркивая процессы их образов в чтении, это космогоническая предисловие новообразования. Она предлагает разницу между персонажем и автором как две отдельные личности и уделяет внимание третьему значимому элементу в названии романа — проблеме героического современника, причем слово «герой», которое связано со словом «рыцарь» в названии романа, следует понимать не только в литературном, но и в нравственном смысле.

Опасности и героическая дружба были его предметом грез. Значительно заметно то, что в опасностях он всегда представлял себя не свободным: знак гордого, преуспевающего сердца! (1, 772).

В эту же общую нравственную идею входит и влияние друзей отца Леона, которые составляли «Братское объединение провинциальных дворян» с идеалами чести, предписывающими «жить и умереть вместе», «стоять друг за друга», «действовать в интересах дворянства», «защищать слабых» и строго описываемым всеми членами объединения все свою жизнь. И, конечно, для формирования рыцарского характера значение идеальной дружбы с женщиной неоценимо, обладающим самоотверженным характером — графиня Емелья, в некотором отношении предвосхищающая нравственные черты пушкинской Татьяны.

Совокупность всех этих факторов внешней среды, окружающей героя, способствует формированию такого типа нравственной личности, взаимодействие которой с эпохой неизбежно принимает характер конфликта. И легкие намеки на то, что Леон в будущей жизни будет иметь конфликтное отношение с его эпохой, то и дело мелькают в повествовательной ткани романа: «Нет, нет! Торжество порока — ложь и мираж!» (1, 766); Когда судьба, некоторое время играя с Леоном, вернулась его снова на родину… (1, 771): Такое Хоттабычество воображения… (1, 772).

Таким образом, Карамзин, в своих произведениях, включая «апрель жизни» и «весну душевную», представляет эпоху, которая задает моральные и идеологические основы будущего духовного облика. Он помещает своего героя в природную среду и социальный контекст, уделяя внимание тому, как черты личности соответствуют окружающей среде, в которой они формировались. В результате, Карамзин делает первый шаг к социально-психологическому аналитическому роману первой трети XIX века, который пронизан идеей «героя нашего времени».

Метафорическая трансформация жанра путешествия в мотив духовного пути стала характерной для ранних русских романов. Карамзин, раскрывая этот жанр, придал ему фрагментарность, открытый финал, глубокую смысловую нагрузку в форме лаконичного изложения. Он также вводит игровой стиль повествования, который заставляет читателя активно участвовать в создании сюжета.

Творчество Карамзина привнесло значительные изменения в русскую литературную традицию нового времени. Его проза стала качественно развитой формой искусства, которая стала отправным пунктом для будущих русских литераторов, включая Пушкина и Лермонтова.

С творческим путем Карамзина завершилась эпоха XVIII века в русской литературе. Однако это было не таким судьбоносным событием, разделившим XVIII и XIX века, сколько продолжением и последовательностью русской литературы нового времени.

Примечания

197. Подробнее см.: Жилякова Э. М. Традиции сентиментализма в творчестве раннего Достоевского. Томск, 1989.

198. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. «Письма» Карамзина и их место в развитии русской культуры. Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Л., 1984. С. 577.

199. См.: Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. С. 512.

202. Сиповский В. В. Карамзин — автор «Писем русского путешественника». СПб., 1899.

203. Подробнее см.: Лотман Ю. М. Сотворение Карамзина. М., 1987. С. 29-32; Лотман Ю. М., Успенский Б. А. «Письма русского путешественника» Карамзина и их место в развитии русской культуры. С. 534-540.

< p >204. Лотман Ю. М. Создание Карамзина. С. 31.</ p > < br >
< p >«Письма российского путешественника». С. 527.</ p > < br >
< p >206. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. «Письма русского путешественника». С. 526, 528.</ p > < br >
< p >207. Лотман Ю. М. Создание Карамзина. С. 32.</ p > < br >
< p >208. Топоров В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт чтения. М, 1995. С. 83.</ p > < br >
< p >209. Топоров В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт чтения. С. 100.</ p > < br >
< p >«Герой нашего времени»: «История души человеческой почти не менее любопытна и полезна, чем история целого народа». — Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: В 4т. Л., 1981. Т. 4. С. 225.</ p > < br >
< p >211. Орлов П. А. Русский сентиментализм. М, 1977. С. 213.</ p > < br >
< p >212. Топоров В. Н. «Бедная Лиза». С. 118.</ p > < br >
< p >213. Топоров В. Н. «Бедная Лиза». С. 88.</ p > < br >
< p >214. О этом см.: Канунова Ф. 3. Из истории русской повести: Историко-литературное значение повестей Н. М. Карамзина. Томск, 1967. С. 45—55.</ p > < br >
< p >216. Орлов П. А. Русский сентиментализм. М., 1977. С. 223—224.</ p > < br >
< p >217. Мордовченко Н. И. Русская критика первой четверти XIX в. М.; Л., 1959. С. 53.</ p > < br >
< p >218. См.: Гуковский Г. А. Карамзин // История русской литературы. М; Л., 1941. Т. 5. С. 69; Верхов П. Н.. Макогоненко Г. П. Жизнь и творчество Н. М. Карамзина // Карамзин Н. М. Избранные сочинения: В 2 т. М.; Л., 1964. С. 51; Орлов П. А. Русский сентиментализм. С. 248.</ p > < br >
< p >219. См.: Орлов П. А. Русский сентиментализм. С. 243—246.</ p > < br >
< p >«Остров Борнгольм» // XVIII век. Сб. 8. Л., 1969. С. 190—209.</ p > < br >
< p >221. В части главы, посвященной роману «Рыцарь нашего времени», использованы материалы статьи Янушкевич А. С. «Особенности романной эстетики в «Рыцаре нашего времени» Н. М. Карамзина // Художественное творчество и литературный процесс. Вып. 1. Томск, 1976. С. 15—25.</ p > < br >
< p >222. Подробнее о роли чтения в жизни чувствительного героя см.: Кочеткова Н. Д. Литература русского сентиментализма. Л., 1994. С. 156—188.</ p >< p >< a href=»http://lomonosov.niv.ru/lomonosov/kritika/lebedeva-istoriya-literatury/karamzin.htm»>Источник