стой курица стой дешевая повидла приключения васи куролесова
Глава пятая
Перо
Глава шестая
Свист
— Кого ещё чёрт несёт! — проворчал Рашпиль. — Кто там?
— Водопроводчики, — брякнул кто-то за дверью.
Рашпиль откинул крючок, и в комнату вошёл Курочкин. Да, это был он, гражданин Курочкин, и, что удивительно — опять с усами. А под усами висела к тому же бородка, похожая на букет увядших цветов.
— Водопровод хотим починить, — повторил Курочкин, смеясь.
Вдруг в лице его что-то треснуло. Чёрные морщины побежали под глазами.
— Васька!
Вася приподнялся на полу и помахал Курочкину рукой.
— Видал, — сказал Рашпиль, — кого Батон привёл?
— Кто? — крикнул Курочкин, подскакивая к Батону. — Ты?!
— Да не виноват я! — закричал Батон.
— Ладно, — сказал Рашпиль. — Брось ты его. Скажи лучше, что с Васькой делать. Выпускать его нельзя — сразу к Болдыреву побежит.
— Мне бежать нечего, — сказал Вася, — Болдырев давно вас выследил.
— Врёшь!
— Вокруг дома засада, — подтвердил Вася.
— Врёшь, Васька! Скажи, что врёшь.
— Не вру.
— Ну ладно, — кивнул Курочкин Батону. — Пойди проверь.
Батон лениво пошёл к двери. Он шёл ни шатко ни валко, тяжело неся свои узкие плечи и пухлые кулаки.
Да, хотелось бы Васе сейчас не врать. Приятно было бы, если б ворвалась вдруг в дом милиция и Болдырев крикнул: «Руки вверх!» Заплакал бы тогда небось Рашпиль. И Курочкин струхнул бы.
— Ты письмо моё читал? — спросил Курочкин.
— Читал.
— А понял?
— Нет, — чистосердечно сказал Вася.
— Ты мне устроил хорошую жизнь — навёл на меня капитана, и я тебе тоже устрою. Понял?
— Тебе, Курочкин, всё равно конец.
— Мне — конец? Ну, щенок, закрой глаза!
Вася хотел было закрыть глаза, но тут с улицы донёсся пронзительный свист.
На крыльце что-то загремело, загрохотало.
— Облава! — закричал Курочкин и прыгнул к окну.
Разом он выбил раму и вывалился на улицу. Рашпиль бросился следом и застрял в окне.
— Стой! — закричал он. — Стой, Курица! Стой, дешёвая повидла!
С улицы снова донёсся свист. Теперь это был другой свист — заливистый, булькающий, милицейский.
Рашпиль бился в окне, как толстая летучая мышь в кепке.
— Стой! — крикнул Вася.
Он вскочил на ноги и схватил Рашпиля за рукава.
— Стой! — раздалось и на улице.
Послышался топот сапог в прихожей, гром каких-то тазов. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался запыхавшийся Матрос.
Стой курица стой дешевая повидла приключения васи куролесова
С тех пор как я родился у меня спрашивают: «Чижик-пыжик, где ты был?» Отвечаю: «В детском саду был, в школе был, в Полиграфическом институте был, в „Крокодиле“ был, в „Мурзилке“ был, в „Вокруг света“ был, в „Весёлых картинках“ был, в „Детгизе“ был, в „Малыше“ был».
В «Мурзилке» я как раз познакомился с Юрием Ковалём. Свободный он человек. Так же свободна проза Коваля, его песни, его живопись, графика, скульптура. Он может многое, многое и делает. И всё талантливо, с этаким шиком, со вкусом.
Когда я читаю его прозу, испытываю вполне материальное удовольствие от точно найденного слова, от потрясающего чувства юмора, от его безграничной фантазии.
Так сложилось, что «Приключения Васи Куролесова» – это первая наша книжка с Ковалём. Книга-детектив, но детектив, в основе которого жизненная правда.
Вот что однажды рассказал Юра:
«„Вася Куролесов“ – это рассказы моего отца, а он был начальником уголовного розыска Московской области в войну и после войны. Он приходил домой, и я любил его слушать. К тому же отец считался семейным юмористом. Папа был связан с тяжелейшей работой, а истории для своих рассказов он, конечно, старался выбирать повеселей, что-то такое для ребёнка. Куролесов был одним из его сыщиков. Звали его Николай. Но у меня он сделался Васей, а слово „Куролесов“ мне казалось просто чудесным и подходящим для такого персонажа, который тихо созревал во мне. Такая история, происшедшая с отцом и Куролесовым, действительно была. Так что первоначальный толчок дал отец. В сущности отцу посвящаются эти смешные детские вещи».
Картинки, которые я нарисовал к этой повести, появились сначала в «Мурзилке», а потом уже в книгах. Одну из таких книг вы держите в руках. Я думаю, что вы сделали правильный выбор, потому что талантливой литературы не так уж и много.
Юрий Коваль, к сожалению, книги этой не увидел. Его нет с нами. Теперь надо писать «мог», «делал», «был». Но я не буду ничего в тексте менять, пусть остаётся в настоящем времени.
Цитаты из книги «Приключения Васи Куролесова» Юрий Коваль
Он шел к выходу и думал: «Хоть я и деревенский парень, а грубиян». Это ему нравилось. Ему хотелось быть грубияном и тертым калачом, да, пожалуй, и от стреляного воробья он бы не отказался.
… прищуренные глаза цвета маренго.
Телевизор тюкнулся об пол, как сотня сырых яиц.
— Стой! — закричал он. — Стой, Курица! Стой, дешевая повидла!
— Ещё сделаешь что-то без разрешения — пиши пропало! — Пишу…
— Взгляни, взгляни в глаза мои суровые.
Он вышел на крыльцо, и тут же под ступеньками что-то затрещало, зашуршало, и оттуда выскочил рыжий пес. Вид у него был неважный. Одно ухо стояло, другое висело, третьего, как говорится, вообще не было!
— Интересно получается! Дом твой. А кто был в доме, ты не знаешь? Я бы на твоем месте подумал. — А чего мне думать-то? Пусть лошадь думает, у ней башка большая.
Вот это фамилия! — подумал Вася. — Болдырев! Как будто самовар в воду упал.
Онлайн чтение книги Приключения Васи Куролесова
Часть третья. Запах мёда
Цветочек без поливки
Жизнь Васина потекла теперь самым обычным образом. Она, как говорится, вошла в свою колею.
Но колея эта Васе не очень-то нравилась. Ему хотелось, чтоб была она с каким-нибудь вывертом, с загогулинкой.
Однако откуда было взяться этой загогулинке, если с утра до вечера приходилось ему учиться на механизатора, часами сидеть над книжкой с мощным названием «Трактор»? И если он видел какую-нибудь загогулинку, так только в руках тракториста Наливайко, который ковырялся ею в тракторном моторе.
Недели через две после возвращения из Карманова Вася решил написать Болдыреву письмо и посмотреть, что из этого получится. Взяв чистый лист бумаги, он стал писать:
Добрый день (или добрый вечер, не знаю), дорогой товарищ капитан!
Пишет письмо вам ваш знакомый Василий Куролесов из Сычей, который усы лепил (от полушубка). Он пишет письмо в милицию первый раз, поэтому прошу извинить его за ошибки (запятые или буквы). А если не извиняете, всё равно дочитайте письмо до конца.
В первых строках обращаюсь к вам с глубочайшей сердечной просьбой. Сообщите мне: поймали Курочкина или нет?
Во вторых строках меня интересует Рашпиль (рябой). Всё в том доме живёт или переехал?
В последних строках сообщаю вам, что я тогда не струсил, а просто напугался. Если надо, то я пойду сражаться за Родину.
Жду ответа, как космонавта ракета.
Вася перечёл письмо, заклеил его в конверт и вывел крупный адрес:
Райцентр Карманов, милиция, капитану Болдыреву (лично).
Вверху приписал ещё слово:
Но этого ему показалось мало, в уголке конверта, рядом с маркой, он добавил:
Почтальон! Шире шаг!
Опустив письмо в ящик, приколоченный к сельсовету, Вася стал ждать ответа.
День шёл за днём – ответа не было, и Вася становился всё более мрачным. Улыбка что-то совсем исчезла с его лица. Приходя домой, он садился на сундук и глядел задумчиво на фотографии дальних родственников.
Матрос всюду слонялся за ним и тоже часами просиживал у сундука, глядя на фотографии дальних родственников.
– Васька у меня как цветочек без поливки, – жаловалась соседям Евлампьевна. – Совсем захирел.
Соседи разводили руками, пожимали плечами – надо бы, мол, полить этот цветочек, да как это сделать, неизвестно. Не придумано ещё такой аппаратуры, чтоб душевные неприятности поливать.
А между тем настоящие цветочки – анютины глазки и вероники – повсюду уже распускались. Дождь их поливал, грело солнце, и дни, как рыбки, уплывали. Вот только что был день, только что держал его Вася в руках, а вот уж и нет его, в руках – пусто, и ночь наступила.
Как-то утром Евлампьевна разбудила Васю.
– Васьк, – сказала она, – письмо!
Сегодня была нерабочая суббота, и тишина стояла в деревне Сычи.
Конечно, это не была такая уж мёртвая тишина.
Например, слышно было, как соседка Марусенька доит корову. Струйки молока били в ведро с однообразным пилящим звуком: вжж… вжж… вжж… Можно было даже подумать, что Марусенька пилит это ведро. Но это она доила корову. Розку.
Сонными ещё руками Вася разорвал конверт и вынул оттуда письменный листок:
Вася крутил листок в руках и глядел в него, ничего не понимая.
– Вась! – приставала Евлампьевна. – От кого письмо?
– От тёти Шуры, – соврал зачем-то Вася.
– Ну что там у них под Казанью?
– Тёлочка или бычок? – допытывалась Евлампьевна.
– Бычок, – сказал Вася.
Матрос вылез из-под кровати, лизнул Васю в пятку и понюхал письмо. Запах ему не понравился. Он фыркнул и ушёл обратно под кровать.
«Курочкин! – подумал вдруг Вася. – Это он угрожает».
Натянув брюки, Вася схватил зачем-то топор и выбежал на улицу.
Помахивая топором, Вася обошёл весь двор. Каждую секунду он почему-то ожидал встретить у сарая Курочкина, но никого не встретил.
У сарая лежали напиленные дрова.
Чтоб топор зря в руке не пропадал, Вася вынул из кучи еловое полено и поставил его перед собой.
Странная история – полено оказалось похожим на Курочкина. Ясное дело, не было у него ни носа, ни глаз, а всё ж и вправду оно походило на Курочкина.
Оно разломилось, как яблоко.
И второе полено тоже оказалось похожим на Курочкина, и его Вася так долбанул, что топор, пройдя насквозь, вонзился в землю. Третье полено было корявым и суковатым, кора на нём облетела.
«Рашпиль!» – тревожно подумал Вася.
Он установил полено и врезал топором в его широкую розовую морду. Топор вонзился неловко в край. Чирикнув, щепка, как воробей, отлетела в кусты.
С этим поленом пришлось повозиться. Вася взял железный клин и вколотил его, разрывая древесные узлы. Полено закричало и лопнуло.
К обеду Вася расколол штук сто «курочкиных» и полсотни «рашпилей».
«Как же он узнал мой адрес? – думал Вася. – Наверно, следил».
Нет, Курочкин, конечно, не следил. Он ещё в милиции слышал, как Вася назвал свой адрес Тараканову.
Всю ночь Вася неровно спал. Ему казалось, что Курочкин подглядывает неприятным взглядом. Вскакивая с кровати, он вглядывался в тёмное окно, ожидая увидеть наглые курочкинские скулы, но видел только крышу собственного сарая, а над ней – Малую Медведицу.
Впрочем, за сараем всё-таки маячила какая-то туманная фигура. Выскочив на крыльцо, Вася залепил в неё поленом и крикнул:
Но это был не Курочкин, а тракторист Наливайко, который случайно прогуливался за сараем.
Потрясённый Васиным поленом, тракторист Наливайко побежал по дороге, высоко подскакивая над лужами.
Вася хочет быть лошадью
А от Болдырева по-прежнему ничего не было – ни ответа, ни привета.
И неудивительно: вместо почтового ящика Вася сунул своё письмо в ящик вопросов и ответов, приколоченный к сельсовету. Все вопросы были заданы, ответы на них получены, и в ящик никто не заглядывал.
Капитан сам хотел было написать Васе, да не собрался – дел у него было по горло.
Капитан «разрабатывал» Рашпиля.
Как иной огородник терпеливо обрабатывает почву, чтоб посеять в неё огурцы, так действовал и капитан. Только он не размахивал лопатой: он выяснял, что делает Рашпиль, куда ходит, кого видит. И скоро многое узнал. Узнал, к примеру, что Рашпиль любит вставлять стёкла. Даже ходит по улицам и орёт неприятно:
А потом в доме с новыми стёклами вдруг пропадает что-нибудь: пиджак, грабли, электрический утюг.
Капитан, конечно, мог взять Рашпиля, но не брал.
Он понимал, что Рашпиль – мелкий жулик, а вот Курочкин – тот покрупнее.
Болдырев рассчитывал, что Рашпиль в конце концов встретится с Курочкиным. Капитан ждал.
Но Вася-то не мог ждать.
«Хватит! – думал Вася. – Надо действовать. Пузырёк с йодом – вот за что мне нужно ухватиться. Еду в Тарасовку».
Ранним утром, в воскресенье, он решительно вышел из дома и направился к станции.
Матрос недовольно бежал следом. Ему хотелось спокойно лежать под кроватью и вспоминать свою прошлую преступную жизнь.
– Скажи спасибо, что едешь не в мешке, – толковал ему Вася.
Вася сел в поезд, втащил за собой Матроса, и поезд тронулся.
«Главное, ехать, – думал Вася, – а остальное получится само собой».
И в общем, он был прав. Не успел поезд проехать две остановки, в тамбуре его окликнул какой-то гражданин в соломенной шляпе.
– Что-то не узнаю, – ответил Вася, приглядываясь.
– Чего? – сказал гражданин. – Туши свет! Взгляни в глаза мои суровые…
И тут Вася увидел, что этот порядочный на вид человек есть не кто иной, как Батон.
Живот у него вроде бы ещё вырос, а голова под шляпой уменьшилась. Вася подал ему руку, и Батон сжал её с оглушительной силой.
– Да так, – неуверенно ответил Вася, – прокатиться.
– Чего зря кататься? – прошептал Батон. – Хочешь денег заработать?
– Туши свет! – сказал Батон. – Слушай ухом.
Он пригнулся к Васиному уху и принялся шептать какую-то абсолютную чепуху.
Из чепухи этой получалось, что деньги заработать ничего не стоит, надо только, чтоб Вася поработал лошадью.
– Дело простое, – подмигивая, толковал Батон. – Будешь делать, что скажут. Кроме того, ты, как лошадь, получишь велосипед.
– Не пойму я что-то, – растерянно отвечал Вася, – прежде-то я лошадью не бывал.
– Ничего особенного, – объяснял Батон. – Подъедешь к одному дому, возьмёшь вещички и уедешь.
– Хорошие, – пояснил Батон. – Меховые полупальто, фотоаппараты. Телевизор мы сами понесём, а ты засунешь в рюкзак всякую мелочь, сядешь на велосипед и уедешь. Вещички потом отдашь, а велосипед себе оставишь.
– Да откуда всё это возьмётся? – удивлялся Вася.
– Есть один магазинчик, – подмигивал Батон. – «Культурные товары». Понял? Туши свет!
И тут Вася похолодел: он понял, что Батон собирается залезть в этот самый магазинчик.
– Пожалуй, я пока подожду, – сказал Вася, – я парень молодой. До лошади-то я, наверно, ещё не дорос.
– Баран ты! – рассердился Батон. – Не хочешь – как хочешь. Сейчас моя остановка. Привет!
Поезд остановился – Батон соскочил на платформу. И тут в глаза Васе бросилось название станции: «Тарасовка».
И прежде чем Батон смешался с толпой пассажиров, Вася вытолкнул на платформу Матроса, сам выскочил за ним и крикнул:
– Эй, погоди! Я согласен!
Удивительная всё-таки станция Тарасовка.
Здесь есть всё, что и на других подмосковных станциях, – дачи, ёлочки, козы, колодцы, шлагбаумы, бочка с надписью «Русский квас». Но есть и кое-что такое, чего нигде не найдёшь.
У дороги под расписным навесом разместилась закусочная «Кооператор». Из-под навеса вываливает на улицу дым и кавказский запах жареного лука и мяса. Этот запах ползёт вдоль шоссе, зажигает блеск в глазах у случайных прохожих, подбирается к стадиону «Спартак». В дни футбольных матчей он будоражит болельщиков, и тогда над Тарасовкой стоит такой рёв и свист, какого, конечно, никогда не услышишь на других подмосковных станциях.
А запах, миновав стадион, ползёт дальше: мимо дач, ёлочек, коз, колодцев, мимо шлагбаумов и бочки с надписью «Русский квас».
Вася и Батон шли по шоссе как раз вслед за запахом. Батон нюхал запах с большим интересом.
– Люблю есть мясо, – толковал он, обняв Васю за плечи.
Матрос ненадолго отстал от них, покрутился возле закусочной, и неизвестно откуда во рту у него появился здоровенный кусок шашлыка.
– Толковый парень! – восхищённо сказал Батон. – Такой не пропадёт!
Довольно долго они шли по шоссе, и как только запах жареного мяса иссяк, Батон остановился.
– Сюда, – указал он на розовый дом сбоку от дороги.
Дом был обычный на вид – низенький, длинный, с облупленной штукатуркой. Единственно, что поражало, так это огромное количество телевизионных антенн на крыше.
Вася оставил Матроса на улице, вслед за Батоном поднялся на крыльцо, вошёл в полутёмную комнату, освещённую только бледным экраном телевизора. Окна были занавешены от солнца. При неверном мёртвом свете увидел Вася человека, и сразу сердце его ударило в уши с колокольным звоном.
– Нашёл лошадку? – хрипло спросил тот, полуобернувшись к двери.
– Ага, – весело ответил Батон, – приятель мой, вместе сидели. Васька Куролесов.
При этих словах человек вскочил со стула, щёлкнул выключателем, и в комнату рухнул свет.
Ослеплённо глядел Вася на знакомое лицо – корявое, рябое, то самое, на котором горох молотили.
– Кого ты привёл, собака! – закричал Рашпиль и дал Батону по зубам. – Лошадку! Тёмную лошадку!
Зубы батонские лязгнули, он зажмурил глаза и быстро залопотал:
– Я не виноват. Я не виноват.
В этот же момент Вася пригнулся и что есть силы боднул Рашпиля в живот.
Живот этот оказался твёрдым, как комод, и бодать его было всё равно что биться головой об стену.
Рашпиль махнул в воздухе своей короткой и толстой рукой, чтоб схватить Васю, но тот увернулся, прыгнул вправо и отчаянно боднул Батона.
У этого живот оказался слабым, как манная каша. От удара Батон подпрыгнул, и секунду казалось, что Вася поднял его на рога. Выкатив глаза, Батон повисел в воздухе и рухнул под телевизор.
– Всех перебью! – закричал неожиданно Вася и, схватив со стола стакан с чаем, метнул его в Рашпиля.
Ударившись об стену, стакан лопнул, как граната. Вася тут же издал клич, похожий на рёв паровоза. Он закрутился по комнате, будто танцевал бешеный танец лезгинку, пнул плечом телевизор и кинулся к двери.
Телевизор что-то крикнул ему вслед, тумбочка под ним подломилась. Телевизор тюкнулся об пол, как сотня сырых яиц.
С тихим звоном он пополз по полу и, как барсук, уткнулся в ботинок Рашпиля.
Вася ударил в дверь локтем и вылетел в темноту.
Нет, Васе не повезло.
На полном ходу влетел он в чулан, врезался в чуланную стену, и тут же ему показалось, что на него падает новогодняя ёлка со всеми своими огнями и украшениями. От удара сел Вася на пол. Посыпались какие-то склянки, банки, что-то печально зазвенело, что-то полилось и злобно закапало в таз.
Ошеломлённого Васю Рашпиль за ноги вытащил из чулана, кашляя и ругаясь, бросил на пол рядом с умирающим телевизором.
На экране его вспыхивали и гасли предсмертные звёздочки. Собрав последние силы, он вдруг жалобно запел:
Что-то захрустело в телевизоре. Он повернулся набок, из него, как из посылки, высыпались какие-то стеклянные орехи.
Всего лишь минута прошла, как Вася попал в эту комнату, а всё уже здесь перевернулось вверх дном: рядом с телевизором валялась на полу тумбочка с вывихнутой ногой, в чулане что-то ещё копошилось и падало, на стене шевелилось рыжее пятно чая.
Глядя на эту картину, можно было сказать, что Вася пронёсся как ураган, разрушая всё на своём пути. А теперь этот ураган лежал на полу, и на голове его созревала шишка никак не меньше кедровой.
– Допрыгалась лошадка! – сказал Рашпиль. – Жалко, что совсем шею не сломал.
Батон очумело глядел на всё, что творится вокруг, и указательным пальцем ощупывал пошатнувшиеся зубы.
– Ты знаешь, кого привёл? – спросил Рашпиль.
– Ммм… – ответил Батон, не вынимая указательного пальца, – л-л-лошадь…
– Это милицейская лошадь, от капитана Болдырева.
– Ммм… – удивился Батон. – Давай ему морду разобьём.
Тихо стало в комнате, только слышно было, как в чулане что-то прощально капает в таз. Рашпиль покрутил ножом перед Васиными глазами, сказал:
И тут же послышался стук в дверь.
– Кого ещё чёрт несёт! – проворчал Рашпиль. – Кто там?
– Водопроводчики, – брякнул кто-то за дверью.
Рашпиль откинул крючок, и в комнату вошёл Курочкин. Да, это был он, гражданин Курочкин, и что удивительно – опять с усами. А под усами висела к тому же бородка, похожая на букет увядших цветов.
– Водопровод хотим починить, – повторил Курочкин, смеясь.
Вдруг в лице его что-то треснуло. Чёрные морщины побежали под глазами.
Вася приподнялся на полу и помахал Курочкину рукой.
– Видал? – сказал Рашпиль. – Кого Батон привёл?
– Кто? – крикнул Курочкин, подскакивая к Батону. – Ты?!
– Да не виноват я! – закричал Батон.
– Ладно, – сказал Рашпиль. – Брось ты его. Скажи лучше, что с Васькой делать. Выпускать его нельзя – сразу к Болдыреву побежит.
– Мне бежать нечего, – сказал Вася, – Болдырев давно вас выследил.
– Вокруг дома засада, – подтвердил Вася.
– Врёшь, Васька! Скажи, что врёшь.
– Ну ладно, – кивнул Курочкин Батону. – Пойди проверь.
Батон лениво пошёл к двери. Он шёл ни шатко ни валко, тяжело неся свои узкие плечи и пухлые кулаки.
Да, хотелось бы Васе сейчас не врать. Приятно было бы, если б ворвалась вдруг в дом милиция и Болдырев крикнул: «Руки вверх!» Заплакал бы тогда небось Рашпиль. И Курочкин струхнул бы.
– Ты письмо моё читал? – спросил Курочкин.
– Нет, – чистосердечно сказал Вася.
– Ты мне устроил хорошую жизнь – навёл на меня капитана, и я тебе тоже устрою. Понял?
– Тебе, Курочкин, всё равно конец.
– Мне – конец? Ну, щенок, закрой глаза!
Вася хотел было закрыть глаза, но тут с улицы донёсся пронзительный свист.
На крыльце что-то загремело, загрохотало.
– Облава! – закричал Курочкин и прыгнул к окну.
Разом он выбил раму и вывалился на улицу. Рашпиль бросился следом и застрял в окне.
– Стой! – закричал он. – Стой, Курица! Стой, дешёвая повидла!
С улицы снова донёсся свист. Теперь это был другой свист – заливистый, булькающий, милицейский.
Рашпиль бился в окне, как толстая летучая мышь в кепке.
– Стой! – крикнул Вася. Он вскочил на ноги и схватил Рашпиля за рукава.
– Стой! – раздалось и на улице.
Послышался топот сапог в прихожей, гром каких-то тазов. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался запыхавшийся Матрос.
Шерсть у него стояла дыбом, глаза горели, уши сбились набекрень. Матрос сейчас вправду был похож на лихого матроса в тельняшке и бескозырке.
Он бросился к окну, вцепился Рашпилю в штанину.
Вслед за Матросом вбежал человек в милицейской форме. Это был старшина Тараканов. Он схватил Рашпиля за локти и вывинтил его из окна.
– Погодите! Погодите! – повторял Рашпиль. – Что за спешка?
– Отвести! – сказал Болдырев, входя в этот момент в комнату.
Он подошёл к Васе и хлопнул его по плечу.
– Ну и шустрый ты парень!
Нет, никак Вася не мог поверить, что перед ним капитан Болдырев – серый костюм, прищуренные глаза цвета маренго.
– Товарищ капитан, я лошадью хотел…
– Где Курочкин? – перебил Болдырев. – Ушёл! Скорее!
Он выбежал на улицу, и Вася за ним. За забором, на шоссе, уже собрались любопытные. Они толпились у милицейского автомобиля, из окошка которого глядели Рашпиль и Батон. Два милиционера топтались около, старшина Тараканов разгонял толпу.
– Проходите, – ворчал он. – Нечего тут стоять. Идите гуляйте.
– Собаки нет, – досадливо сказал Болдырев. – Собаки нет. Вот история.
– А Матрос-то? – влез Вася.
– Э… Матрос… Какой Матрос? – сказал капитан. – Тараканов, за мной!
Капитан побежал по шоссе. Он обернулся на бегу и крикнул Васе:
– Жди меня здесь, у машины…
В одно мгновение Болдырев и Тараканов исчезли.
Вася подошёл к окну, из которого выпрыгнул Курочкин, и сразу увидел следы. Два каблука ясно отпечатались на рыхлой земле.
– Нюхай, Матрос! Нюхай! – сказал Вася и ткнул Матроса носом в следы, но тому не очень-то хотелось нюхать подоконную ерунду.
Вася сам хотел было встать на колени и понюхать следы, чтоб вразумить Матроса, но тот побежал к забору и нырнул через дырку в соседний сад.
– Куда ты? – закричал Вася, – Стой! – И побежал следом.
Он махнул через забор и, топча какие-то укропы, побежал по чужому саду.
«Куда же он? – думал Вася, торопясь за Матросом. – Неужели по следу?»
И тут Вася увидел, что за забором, прячась и приседая, бежит какой-то человек – полосатая тень мелькает между штакетин.
Вася продрался через заросли жасмина, потом запутался в малине и наконец очутился на узкой травяной улице, с обеих сторон закованной заборами. Ни Матроса, ни человека, что мелькал в штакетинах, не было видно.
Вася пробежал немного вперёд и выскочил прямо к закусочной «Кооператор». Шоссе перед закусочной было пустынно, сизые клубы дыма выплывали из-под расписных навесов, а за дымом виден был Матрос, который жарил прямым ходом к станции.
Подбежав к платформе, Матрос поднялся по ступенькам и сразу направился к кассе.
Он шмыгнул в стеклянную дверь, покрутился там внутри и выскочил обратно.
– Ну? – крикнул Вася, подбегая.
Матрос почесал за ухом, подмигнул в сторону кассы. Вася глянул сквозь стеклянную дверь и сразу увидел Курочкина.
Тот читал расписание, заложив руки в карманы.
Маленький коричневый человечек бежал по рельсам.
Прямо на него наваливался паровоз. Сбоку стояла толстенькая коричневая женщина.
В ужасе она отшатнулась.
И коричневый человек, и женщина, и паровоз были нарисованы на железнодорожном плакате.
На нём было написано:
ИЛИ СЭКОНОМЛЕННЫЕ МИНУТЫ?
«Сэкономленные минуты», – подумал Вася.
Плакат был прибит к стене как раз возле расписания, которое читал Курочкин.
Он стоял к Васе спиной, и до чего же неприятной показалась эта спина, твёрдая и тупая!
Вася оглянулся: ни Болдырева, ни Тараканова не было видно.
Где-то неподалёку загудела электричка. Через две минуты она подойдёт к станции.
«Сэкономленные минуты», – снова подумал Вася и осторожно толкнул стеклянную дверь.
На лавочке сидели две женщины и какой-то тип в кепочке с толстой можжевёловой палкой в руках. Этот тип подозрительно глядел на Васю.
«Что же делать? – думал Вася. – Сейчас Курочкин обернётся!»
Взгляд Васин упал на жестяной мусорный ящик, стоящий в углу.
Это был обычный мусорный ящик, похожий на шляпу-цилиндр. Такие ящики называются «урна».
Что-то сверкнуло у Васи в голове, какая-то молния: он схватил урну и стал подкрадываться к Курочкину. Гражданин в кепочке вытаращил глаза.
Спина Курочкина дрогнула, и тут же Вася подскочил к нему и со всего маху надел урну ему на голову.
– Во даёт! – крикнул гражданин в кепочке.
Курочкин от неожиданности присел. Огрызки яблок, шелуха от семечек, окурки-бычки покатились по его плечам. Звериный вой послышался из урны.
Женщины, которые сидели на лавке, упали на пол и закричали. Гражданин в кепочке позеленел и пополз под лавку.
Курочкин закрутился на месте. Он метался, как разъярённый кабан, и бился урной об стену. Он, видно, не понимал, что это у него на голове, что это пахнет и сыплется по ушам.
Вася размахнулся и врезал по металлической башке с надписью «Для мусора».
Раздался кастрюльный звон. Водопад окурков хлынул по курочкинским плечам.
От удара урна ещё прочнее села на голову и даже наползла на плечи.
Вася ударил ещё раз для верности.
Курочкин обмяк, зашатался и, кренясь на бок, повалился. Голова его ударилась об пол, как чугунок с гороховым супом.
Когда прибежал Болдырев, Курочкин лежал на полу и тупо икал внутри урны.
Урну не сразу удалось снять.
Когда Курочкина вынули из урны, он долго не мог понять, где находится, хотя каждому было ясно, что он в милиции.
Дождевая туча приползла к Тарасовке, пошёл тёплый дождик, а солнце укатилось в сторону и висело теперь над городом Кармановом, раскаляя его шиферные крыши. Чуть не во всех дворах кипели самовары, а по улицам бродил усатый точильщик и кричал:
– Надо бы за ним понаблюдать, – сказал Болдырев, глядя на точильщика из милицейского окна. – Ну ладно, это потом. А ты, Вася Куролесов, оказывается, молодец. Без тебя уж не знаю, что получилось бы… Тараканов!
– Слушаю! – ответил Тараканов, всовываясь в дверь.
Курочкина привели и посадили на одинокий стул, стоящий посреди комнаты. В милиции его умыли «Детским» мылом и повытряхивали из волос шелуху подсолнухов, но всё равно вид у него был серый и вялый, нос он покарябал обо что-то внутри урны, рука была забинтована.
– Да, гражданин Курочкин, – сказал Болдырев, – вид у тебя неважный. И дела тоже неважные. Лучше уж сам скажи, где деньги.
– Нету у меня никаких денег. Была трёшка, и ту отобрали.
Трёшка, отобранная у Курочкина, лежала на столе. Она была измятая, старая и, кажется, даже поросла мохом.
– Маловато, – сказал Болдырев, – где остальные?
– Нету у меня никаких денег. Нету.
– Деньги у них есть, – сказал капитан, – и мы должны их найти.
– Да, может, они их проели – мороженое, газировка, туда-сюда.
– Какое мороженое?! Они очень много награбили. Деньги у Рашпиля, только где он их прячет? Весь дом обыскали – нету.
– А под кроватью смотрели?
– Кто же прячет деньги под кровать? Только круглый дурак. Впрочем, под кроватью мы тоже смотрели.
– Всё ясно, – сказал Вася, – они их в чугунок сунули и в землю закопали.
– Ну нет, – сказал капитан, – понадобится трёшка – откапывай чугунок, потом снова закапывай. Хлопот не оберёшься.
– Тогда они под кроватью. Лежат в жёлтом чемоданчике.
– Я смотрел под кроватью, – сурово отчеканил капитан. – Понимаешь?
– Так точно, – сказал Вася, но в душе он был уверен, что деньги под кроватью.
Болдырев прикрыл глаза, задумался, но ему тоже вдруг показалось, что деньги под кроватью. Лежат в жёлтом чемоданчике.
– Да, – устало сказал капитан, – деньги не пахнут…
– Чего? – не понял Вася.
– Пословица такая есть: деньги не пахнут. Слыхал?
«Странная пословица», – подумал Вася.
Он взял со стола трёшницу.
Неприятная была она на ощупь – вялая, липкая, лохматая.
Вася посмотрел на неё и вдруг понюхал.
– Товарищ капитан! – почему-то с ужасом сказал он. – Кажись, она пахнет!
– Что за ерунда! – сказал Болдырев. – Что ты придумываешь! Дай-ка я понюхаю.
Он развернул трёшницу, поглядел сквозь неё на свет и осторожно поднёс к носу.
– Хм… Запах вроде есть. Только уж очень тонкий. Не укроп ли?
– Какой укроп? Пахнет мёдом.
– Что?! – закричал Болдырев. – Мёдом! У тебя всё пахнет мёдом!
Вася побледнел было, но тут же покраснел и сказал, заикаясь:
Вася снова побледнел и пошевелил в воздухе пальцами.
– Вжу… вжу… вжу… – сказал он пчелиным голосом.
– Не может быть! – сказал Болдырев. – Не может быть! А впрочем, почему не может быть? Вжу-вжу-вжу, конечно! – Капитан в волнении прошёлся по комнате. – Тараканов! – крикнул он.
Дверь открылась, и в неё всунулся старшина.
– Найдите немедленно какого-нибудь пчелиного знатока и на машине доставьте к дому Рашпиля. Со всем пчелиным инструментом. Ясно?
– Какого знатока? – удивился Тараканов.
– Любого. Чтоб в пчёлах толк понимал.
– Слушаюсь-постараюсь! – сказал Тараканов, исчезая.
– Ну, Вася, – сказал Болдырев, – ты действительно малый головастый. Если верно догадался, получишь карманные часы. С музыкой!
Они вышли на улицу.
Матрос, который всё это время болтался у милицейской столовой, побежал за ними следом.
Славная погода стояла в городе Карманове. За день солнце обсушило грязь на дорогах и теперь свободно летело в небе, направляясь к закату. На душе у Васи было ясно.
«Карманные часы, – думал он, – с музыкой!»
Но всё-таки странно было снова подходить к дому Рашпиля. Открывая калитку, Вася даже притормозил, опасаясь, как бы не вылетела откуда-нибудь пуля.
Но пуля не вылетела. На крыльце сидел милиционер и читал газету.
– Пойди, Фрезер, пообедай, – сказал Болдырев.
Свернув газету, милиционер ушёл.
Ульи по-прежнему стояли под яблонями. Их было пять штук, и все они были покрашены зелёной краской. Вася и Болдырев разглядывали их с двух шагов.
– Что-то пчёл не видно, – сказал Вася.
– Наверно, затаились, – осторожно сказал капитан.
– А по-моему, их здесь сроду не было. Зря знатока вызвали.
Вася подошёл к ближнему улью и щёлкнул ногтем по крыше.
В ту же секунду и Вася, и Болдырев мчались через сад к дому.
Завывая, как пожарная машина, он кинулся к ближайшему пруду и спрятался в знакомую крапиву, поклявшись никогда в жизни из неё не вылезать.
Захлопнув двери и форточки, Болдырев и Вася подсчитывали свои уроны.
Васе досталось за догадку – его укусило пять пчёл. Капитан отделался легче – пчёлы будто почувствовали в нём милиционера. Его укусила всего одна пчела, зато уж как следует, в кулак. К тому же у Болдырева оказался прокушен портсигар.
– Ничего, – сказал капитан. – Пчелиные укусы полезны.
Он достал из кармана милицейский одеколон «Шипр» и стал протирать раны.
Пчелиный знаток Емельяныч
К этому моменту прибыл пчелиный знаток Емельяныч.
– Пчелу я понимаю, – говорил знаток, вылезая из машины. – И она понимает меня.
– Так точно, папаша, – подтверждал старшина Тараканов, помогая старичку выгружаться.
С сомнением оглядев Васю и Болдырева, знаток сказал:
– Кто пчелу не понимает, того и она не поймёт.
Емельяныч действительно пчелу понимал. Он надел на голову чёрный пчёлонепроницаемый колпак, отчасти похожий на чайник. В руки взял небольшую леечку. В ней тлели угли, и вместо воды из кончика носа выливался дым.
Облив пчёл дымом, Емельяныч стал вскрывать ульи. Тараканов помогал ему издали взглядом, а Вася и Болдырев глядели на всё это через закрытое окно. Пчёлы крутились вокруг Емельяныча, но не трогали. Правда, одна, особо злая, укусила Тараканова в кокарду.
В четырёх ульях Емельяныч ничего не нашёл, кроме пчёл и мёда, а вот в пятом улье пчёл не было! Емельяныч вынул из него одиннадцать фотоаппаратов «Зенит», четыре транзисторных радиоприёмника «Горизонт», двадцать ручных часов «Кругозор» и сто сорок девять золотых колец, надетых на палочку. Причём палочка оказалась из чистого серебра. После этого Емельяныч вынул и деньги, завёрнутые в «Вечернюю Москву» от 17 июня.
– Я пчелу понимаю, – толковал Емельяныч, когда все уже ехали обратно.
Вася и Болдырев молчали, с уважением слушая, как понимает Емельяныч пчелу.
– Понимайте пчелу, молодой человек! – приставал знаток к Васе. – И она вас поймёт.
– Ладно, папаша, – успокаивал его Вася. – Я постараюсь понять.