стэнли эллин фирменное блюдо
Стэнли Эллин (Stanley Ellin)
Стэнли Бернард Эллин (Stanley Bernard Ellin) — американский писатель, классик детективного рассказа.
Родился 6 октября 1916 года в Бруклине (Нью-Йорк, США). С раннего возраста любил читать, особенно его привлекали книги Марка Твена, Редьяра Киплинга и Эдгара Алана По. В 1936 году окончил Бруклинский колледж, а в следующем году женился на Жанне Майкл.
До ухода в армию в 1944 году успел сменить несколько работ: сталевар, фермер и даже школьный учитель. Участвовал во Второй мировой войне, а после возвращения по совету жены начинает писать.
Уже первый рассказ Эллина «Фирменное блюдо», опубликованный в майском номере журнала «Ellery Queen’s Mystery Magazine» за 1948 год, становится значительным событием в детективной литературе. По нему снимается один из эпизодов знаменитого «Альфред Хичкок представляет». В дальнейшем множество рассказов Стенли Эллина станут основой сценариев этого сериала.
Эллин написал несколько романов. Так, «Dreadful Summit» представляет собой «Отцов и детей» детективного жанра, «Восьмой круг» — анализ собственных религиозных убеждений.
Эллин — автор дилогии о частном детективе Джоне Милано, второй роман из которой, «Dark Fantastic», был отвергнут издательством из-за «политической некорректности», так как затрагивал проблему расовых отношений. Через несколько лет после написания он был принят другим издательством.
Стенли Эллин пользовался высочайшим уважением своих коллег. Г. Р. Ф. Китинг включил его рассказы в избранную сотню лучших детективных произведений, а Джулиан Саймонс назвал его детективные рассказы лучшими во второй половине двадцатого века.
В 50-е годы Эллин трижды был награжден премией Эдгара По: дважды за лучшие рассказы — «Домашний спектакль» и «Метод Блессингтона», и один раз за роман «Восьмой круг», а в 1981 году ему присвоено звание Гранд Мастера.
Произведения Стенли Эллина переведены на десятки иностранных языков, а во Франции его роман «Свет мой, зеркальце, скажи» в 1974 году был отмечен Главным призом за детективную литературу.
Стэнли Эллин скончался 31 июля 1986 года в Нью-Йорке.
Фантастика в творчестве автора. В творчестве Стэнли Эллина встречаются и отступления от канонической детективной формы. Так в одном из ранних рассказов «Домашний спектакль», где семейная драма перерастает из ревности в убийство, автор использует хоррор и фантастические элементы при описании современного ада, в котором главный герой, темпераментный актёр, отводит психоаналитику роль дьявола.
В романе «Восьмой круг» он продолжает играть с классическими фантастическими сюжетами, на этот раз с «Божественной комедией» Данте. Мюррей Кирк, потерпев неудачу как адвокат, устраивается в детективное агентство Фрэнка Конми и становится для основателя агентства не просто одним из детективов, но фактическим приёмным сыном и партнером. Главный герой оказывается в мире лжецов, лицемеров и воров, описанном Данте как восьмой круг ада, а умерший к тому моменту Конми выступает в роли Вергилия, который ведёт его по этому потустороннему миру и помогает советами в трудных случаях.
Рассказы автора часто печатались в антологиях хоррора и мистики.
Стэнли Эллин — Фирменное блюдо
Костэйн усмехнулся с некоторым смущением.
В бледном свете фонаря Лаффлер смерил взглядом своего спутника.
Костэйн почувствовал себя задетым. Несмотря на высокое положение и приличный оклад, он был только подчиненным этого претенциозного мелкого субъекта и решил попытаться поставить его на место.
Лаффлер уставил на него свои воловьи глаза. Его красная физиономия, скрытая туманом, потеряла обычную уверенность.
Он крепко ухватил Костэйна под руку и потянул к железной решетке у входа в подвал.
— Я к ним не принадлежу. Годами скрывать тайну этого заведения стало для меня нестерпимым. – Он пошарил рукой у решетки, после чего изнутри донесся слабый звоночек. Двери открылись, и Костэйн очутился лицом к лицу с кем-то едва различимым.
— Господа. – вопросительно отозвалась личность.
Они уселись друг против друга. Костэйн с интересом осматривался. Зал был небольшой, а полдюжины газовых рожков, составляющих единственное освещение, бросало такой неверный свет, что стены, казалось, качались, а иногда погружались в темноту.
Здесь было всего с десяток столиков, расставленных так, чтобы обеспечить собеседникам максимум интимности. Немногочисленные кельнеры двигались между столами без ненужных жестов. В воздухе разносился деликатный звон тарелок и еле слышимый шепот разговоров. Костэйн одобрительно покачал головой. Лаффлер с облегчением вздохнул.
Костэйн вопросительно поднял брови.
— Не устроила скандала?
— Даже не появился. Может быть, из укрытия руководил всей компанией? Не знаю. Так или иначе, он одержал полную победу. Дама больше не возвращалась, как и тот идиот, который ее тогда привел.
— Есть фирменное блюдо? – живо спросил Лаффлер.
Кельнер улыбнулся, показывая идеально белые зубы.
— Мне очень жаль, извините сэр, но сегодня нет фирменного блюда.
Лаффлер не мог скрыть разочарования.
— Уже так давно… больше месяца не было фирменного блюда. Я надеялся угостить им моего друга.
— Вы же отдаете себе отчет в наших трудностях…
Лаффлер с грустью посмотрел на Костэйна, потом пожал плечами.
— Сэр желает быть обслуженным? – спросил кельнер. Лаффлер кивнул головой, но к удивлению Костэйна кельнер удалился, не приняв заказа.
— Вы заказали раньше? – спросил он.
— Ах, я должен был вас предупредить, что Сбирро не предлагает выбор. Вы будете есть то же самое, что и все остальные гости. Завтра меню будет совсем другое, но снова одно для всех.
При виде скептической мины Костэйна он засмеялся.
— А вы не подумали о достоинствах такой системы? Когда вы изучаете меню ресторана, вы теряетесь в лабиринте блюд. Вы должны думать, ломать себе голову, а потом делать выбор, о котором можете и пожалеть. Из этого возникает неприятное ощущение, которое тяготит, каким бы незначительным оно ни было. А теперь подумайте о других проблемах. Вместо кухни, где куча поваров бегает в поте лица, тут только один повар, спокойный, довольный, прилагающий весь свой талант для выполнения одной только задачи, заранее уверенный в своем триумфе.
— Вы говорили об этом со Сбирро?
— Десятки раз. Он только пожимал плечами.
— Реакция, я сказал бы, мало приятная.
Появился кельнер, неся две глубокие тарелки. Он с математической точностью установил их перед Лаффлером и Костэйном, как и сосуд, из которого наполнил тарелки прозрачным жидким бульоном.
Костэйн погрузил ложку и с интересом попробовал. Суп имел пикантный и даже слегка неприятный вкус. Костэйн чуть скривился и поискал взглядом соль и перец. На столе их не было. Он увидел, что Лаффлер за ним наблюдает. Усмехнулся и показал на тарелку:
Лаффлер ответил с улыбкой.
С каждой новой ложкой перед Костэйном открывался весь вкусовой букет бульона. Лаффлер отставил пустую тарелку и опер локти о стол.
— Теперь вы согласны со мной?
Кельнер убрал тарелки. Тон Лаффлера стал более доверительным.
— Великое небо! – воскликнул Костэйн. – Это заведение напоминает скорее убежище натуралистов, чем пристанище гурманов, разве нет?
— Капля коньяку иногда, а порой и трубка кажутся мне безвредными.
— Смешивая еду и наркотики, вы ломаете нежное равновесие своего вкуса так грубо, что лишаете себя самой ценной вещи, какую это чувство доставляет: возможности наслаждаться хорошей едой.
— Могу ли спросить, почему вы приписываете все эти ограничения эстетическим мотивам? А может, причина в том, что высоки налоги на алкоголь. Может, хозяин боится, что клиенты будут недовольны папиросным дымом в таком маленьком помещении.
Лаффлер запротестовал энергичным движением головы:
— Когда вы узнаете Сбирро, вы сразу поймете, что он не такой человек, чтобы руководствоваться столь низменными взглядами. Это он первый дал мне познать то, что вы называете «мотивами эстетического характера».
Это было жаркое, политое густым соусом, без каких-либо овощей. Пар, поднимавшийся над блюдом, деликатный аппетитный запах, от которого рот наполнялся слюной. Костэйн жевал первый кусок медленно и с таким вниманием, с каким мог бы анализировать детали симфонии Моцарта. Чувствовал при этом действительно непривычную гамму впечатлений, начиная от удовольствия, которое доставил хруст внешней скорлупки поджаренного мяса, и до наслаждения чуть тошнотворным, но упоительным вкусом кровавой полусырой внутренности жаркого.
Проглотив этот кусок, он почувствовал дикую жажду следующего, так что должен был сделать над собой усилие, чтобы не проглотить как голодный всей порции разом, вместе с соусом. Только когда вытер дочиста тарелку, заметил, что во время еды ни словом не обменялся с Лаффлером. Он сказал об этом, тот ответил:
— Думаете, что перед подобным совершенством нужны слова?
Костэйн огляделся и увидел зальчик с его старыми обоями, неверным светом и тихими собеседниками в каком-то ином виде, другом измерении, чем раньше.
— Вот видите! – утешился Лаффлер. – И это еще не все. Вы слышали, как я допытывался о фирменном блюде, которого сегодня, к несчастью, нет. Так вот, то, что вы ели – ничто в сравнении с фирменным блюдом.
-Что вы говорите! Но что же это такое? Соловьиные язычки? Филе из единорога?
— Ни то, ни другое. Ягненок.
Лаффлер секунду подумал.
— Из Амирстана? – удивился Костэйн.
— Так называется горный уголок Афганистана. Из того, что говорил мне Сбирро, я заключил, что на этом плоскогорье пасутся последние остатки великолепной и некогда многочисленной породы баранов. Сбирро каким-то образом имеет монополию на приобретение ягнят, и он единственный ресторатор на свете, который может вписать это блюдо в свое меню. Но и здесь оно не часто, нужна удача, чтобы попасть на такой день.
— А Сбирро не мог бы предупредить заранее своих клиентов?
— Это не имело бы смысла. Город заполнен профессиональными обжорами. Если бы известие разошлось, эти люди из одного любопытства пришли бы попробовать блюдо и увели бы его из-под носа истинных любителей, которых вы здесь видите.
— Вы хотите сказать, что эти особы единственные в городе, а если я правильно понял, то и единственные в мире, знающие о существовании ресторана?
— Тот факт, что я работаю у вас, может быть гарантией. Но разве не жаль, что множество знатоков хорошей еды лишены доступа сюда?
— А знаете ли вы, что было бы следствием вашей политики? – с горечью сказал Лаффлер. – Наплыв идиотов, которые скоро стали бы возмущаться, что не могут здесь съесть утки в шоколадном соусе.
Лаффлер устало откинулся на плетение кресла и неуверенным жестом провел рукой по глазам.
В этот момент Костэйн, который всегда до тех пор видел в Лаффлере только тирана-начальника, почувствовал, что огромная жалость сжимает его симпатично полный желудок.
Через пару недель приглашение Лаффлером Костэйна на ужины у Сбирро стало ежедневным ритуалом. Закончив работу в бюро, Костэйн запирал свою кабину и выходил в коридор. Раньше он привык зажигать в этом месте папиросу, но теперь под влиянием Лаффлера пробовал отвыкнуть от курения. В коридоре как бы случайно перед ним вырастал Лаффлер и спрашивал:
— Ну, как там, Костэйн? Никаких планов на вечер?
Кроме того, говорил себе Костэйн, ввиду неопределенности в мире бизнеса может ли быть более надежный путь к карьере, чем приобретение симпатий шефа? Уже секретарь административного совета публично вспоминал об уважении, которым пользуется Костэйн у Лаффлера. Все складывалось хорошо.
А что же сказать об ужинах, несравненных ужинах у Сбирро! Первый раз в жизни Костэйн, человек худой и жилистый, с удовольствием заметил, что прибавляет в весе. В течение пятнадцати дней кости исчезли под слоем упругого гладкого тела, показался даже зародыш будущего округлого брюшка. Однажды в ванне Костэйну пришла в голову мысль, что кругленький Лаффлер перед открытием ресторана «У Сбирро» мог быть и худым. Таким образом, принимая приглашения Лаффлера, Костэйн ничего не потерял, а мог только приобрести. Когда он отведает знаменитого ягненка и узнает Сбирро, будет удобно пару раз отказаться. Но не раньше.
В тот вечер, ровно через две недели после первого посещения Сбирро, Костэйн с радостью увидел исполненными разом оба своих желания. И оба превзошли все его ожидания.
Когда они заняли места и кельнер, наклонившись, торжественно сказал:
— Сегодня есть фирменное блюдо. – Костэйн с изумлением ощутил, что его сердце бьется как колокол. На столе перед собой он увидел дрожащие руки Лаффлера.
— Вы взволнованы, правда? – спросил Лаффлер. – И смущены. Я знаю, что вы думаете, у меня тогда была такая же реакция. Вы страдаете при мысли, что человек, словно какое-то четвероногое, истекает слюной при мысли о миске.
— А остальные? – прошептал Костэйн. – Они чувствуют то же самое?
Костэйн украдкой окинул взглядом зал и сказал:
— Вы правы, мы во всяком случае не одиноки.
Костэйн проследил за его взглядом. За столом, на который указывал Лаффлер, сидел одинокий гость, кресло напротив пустовало.
— Погодите, там обычно сидит очень толстый субъект, не так ли? Мне кажется, что за две недели это первый ужин, который он пропускает.
Кресло выросло как бы из-под земли за мужчиной, стоявшим у их стола.
— Не представите ли вы меня вашему другу? – обратился он к Лаффлеру.
Рука, которую пожал Костэйн, была суха и горяча, как раскаленный камень.
— Так мое скромное заведение нравится вам? Как я счастлив, безмерно счастлив. Но сегодня вас ожидает настоящий пир. Ягненок из Амирстана – это успех. Я сам занимался этим в моей скромной кухне с самого утра, следя, чтобы этот идиот повар сделал все как надо. Это «как надо» ведь важно, правда?
Слова плыли непрерывным громким потоком: искрились, журчали, гипнотизировали. Уста, из которых выливался этот гладкий монолог, были тревожно велики, а узкие губы поднимались и искривлялись с каждым слогом. Под плоским носом редкая неровная щетина образовывала неясную линию. Глаза, широко расставленные, раскосые, сверкали в свете газовых рожков. Длинные прилизанные волосы, спадавшие от верхушки черепа вниз, были так светлы, что казались крашеными. Лицо было неизвестным и вместе с тем Костэйн не мог отделаться от тревожного чувства, что оно ему откуда-то знакомо. Однако он напрасно копался в памяти, оттуда не всплыло ни единого воспоминания.
Костэйн пытался избавиться от попытки вспомнить, откуда он знает Сбирро.
Сбирро усмехнулся так широко, что его лицо стало совершенно круглым.
— Принимая во внимание ваши слова, а также ограничения для клиентов, я удивляюсь, почему вместо ресторана вы не держите закрытый клуб.
Блестящий взгляд погрузился в глаза Костэйна, затем ушел вбок.
— Вы не столь проницательны, как вам это кажется. Объясню. Ресторан создает большую интимность, чем клуб. Тут никто не занимается вашими делами, вашей жизнью. Тут едят. Мы не интересуемся адресами наших гостей, поводами, по которым они сюда ходят. Мы счастливы вас кормить, но неспокойно перенесем, если вы перестанете у нас бывать. Вот моя позиция. Что вы на это скажете?
Костэйна удивила откровенность ответа.
Сбирро облизал губы острым кончиком языка.
— Я не обиделся, напротив, я жду дальнейших вопросов.
— Не говорил ли я вам? – воскликнул Лаффлер. – В таком случае откройте нам, кто же, кроме персонала, входил когда-нибудь в кухню.
Сбирро поднял глаза.
— Над вашей головой висит портрет человека, которому я оказал почет. Мой большой друг, один из старейших и верных клиентов.
Костэйн посмотрел на портрет.
— Но это же знаменитый писатель… помните, Лаффлер… автор чудесных новелл и циничных максим. В один прекрасный день он собрал манатки и вдруг подался в Мексику, где и потерялся его след.
— Естественно! – вскричал Лаффлер. – Годами сидел портретом и не обратил внимания! Приятель, вы говорите? В таком случае его внезапное исчезновение должно было вас огорчить.
Лицо Сбирро вытянулось.
— Вы уверены, что он умер? – спросил Костэйн. – Но ведь не было доказательств.
Костэйн старательно прожевал первый кусочек и проглотил его. Потом просветленным взором посмотрел на зубцы своей вилки.
— Вкусно, правда? Лучше, чем вы думали?
Костэйн потряс головой, словно одурев.
Костэйн отшатнулся, стараясь, чтобы этот жест не выглядел оскорбительно.
Сбирро встал и слегка прикоснулся к плечу Костэйна.
Сверкнули зубы, засверкали глаза, и Сбирро удалился по проходу между двумя рядами столов.
— Я не обидел его? – спросил Костэйн. Лаффлер оторвал взор от тарелки.
— Да нет, он обожает подобные разговоры. Для него в ягненке из Амирстана заключается что-то культовое. Достаточно вам задеть эту струну, и Сбирро набросится на вас с пылом в десять раз большим, чем у миссионера, занятого обращением язычников.
Костэйн отдался еде, все еще пытаясь вспомнить, откуда же он знает физиономию Сбирро.
Потребовался месяц, чтобы Костэйн припомнил, откуда это лицо ему знакомо. Сделав это открытие, он вслух рассмеялся в постели. Ну конечно же! Сбирро мог послужить моделью для фигуры Кота из « Алисы в Стране Чудес». Он поделился с Лаффлером своим наблюдением назавтра вечером, когда они направлялись к ресторану, борясь с порывистым холодным ветром. Лаффлер отнесся к этой идее без энтузиазма.
— Может, вы и правы, но боюсь быть плохим судьей, я так давно читал эту книгу.
Словно эхо с конца улицы донесся пронзительный крик. Оба остановились.
Неподалеку от входа в ресторан Сбирро во мраке были видны два борющихся силуэта. Внезапно они свалились на тротуар и снова раздался жалобный крик. Несмотря на тучность, Лаффлер побежал сравнительно быстро. Костэйн за ним, несколько осторожнее.
Один из кельнеров Сбирро лежал, распластавшись на тротуаре, и тщетно старался оторвать от своего горла большие руки, которые его сжимали, и толок коленами в огромный торс человека, который грубо придавливал его всей тяжестью. Лаффлер прибежал, запыхавшись.
— Довольно! – закричал он. – Что тут происходит?
Вылезшие из орбит глаза обратились с мольбой к Лаффлеру.
— Ах, пьяный, я тебе покажу пьяный, ты, сволочь…
Только теперь Костэйн увидел, что вторым человеком был моряк в грязной форме. От его шел отвратительный запах перегара.
— Ты, мерзавец, суешь мне лапу в карман и еще смеешь обзывать пьяницей!
Кольцо пальцев на горле сжалось. Жертва застонала. Лаффлер схватил моряка за руку.
— Прошу отпустить немедленно!
Костэйн вопросительно посмотрел на Лаффлера.
— Этот человек, сэр, зашатался и упал на меня. Потом сказал, что я хотел его ограбить, и начал меня душить.
— Вы спасли мне жизнь, если я что-то смогу для вас…
— Но я ничего особенного не сделал. Если Сбирро будет о чем-то спрашивать, пришлите его ко мне, я ему расскажу.
Парой минут позже Лаффлер, садясь на свое постоянное место, сказал:
— Вот вам, Костэйн, цивилизованный человек во всем ореоле славы, воняющий алкоголем и убивающий невинного простака, который попался ему по пути.
Костэйн пытался сказать что-то о происшествии, которое действовало ему на нервы.
— Повод? Конечно же, повод есть. Атавистическая дикость, обычное дело.
Лаффлер широко раскинул руки.
— Почему мы сидим здесь перед тарелкой мяса? Не только, чтобы успокоить голод, но и потому, что наше атавистическое «я» домогается своих прав. Вы только подумайте. Вы помните, конечно, что я описывал вам мистера Сбирро как человека, достигшего вершин цивилизации? Вы знаете теперь, почему. Потому что он полностью понимает человеческую природу, и в противоположность другим интеллигентным личностям посвящает все свои силы для удовлетворения наших скрытых потребностей, причем таким способом, что от этого не пострадает невинный прохожий.
— Когда я думаю о волшебных соблазнах ягненка из Амирстана, я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать. Между нами, а не приближается ли пора фирменного блюда? Ведь его не было уже почти месяц.
Кельнер, наполнявший их стаканы, на секунду заколебался.
Костэйн широко раскрыл глаза.
— В том-то и дело, что возможно, черт возьми. Я еду в Южную Америку инспектировать наш филиал. Месяц, два, кто же это может предвидеть.
— Так плохи там наши дела?
— Я не слышал об этой поездке в бюро.
— Что же это была бы за инспекция, о которой известно заранее? Никто и не знает, кроме меня, а теперь и вас. Хочу свалиться им на голову совершенно неожиданно. Для бюро я буду в отпуске, даже, может, и в санатории, чтобы отдохнуть от трудов. Так или иначе, фирма останется в хороших руках. Ваших, между прочим.
— В моих? – спросил удивленный Костэйн.
— Завтра вы найдете в бюро уведомление о повышении, даже если я не смогу вручить вам его лично. Это не имеет в сущности ничего общего с нашей дружбой. Вы хорошо делаете свое дело, и я вас очень признателен.
Костэйн покраснел, слушая похвалу.
— Так вас не будет завтра утром, вы едете вечером?
Лаффлер сделал подтверждающий жест.
— Заказано место в самолете. Если я его получу, наш ужин будет прощальным.
— А знаете ли вы, мне бы хотелось, чтобы вам не повезло. Наши ужины постепенно стали значить для меня больше, чем я мог думать.
На голос кельнера, раздавшийся над их головами, оба подскочили.
— Могу ли я подать вам уже сейчас?
Едва он опустошил тарелку, ее молча убрал кельнер. Это был не тот, который обслуживал всегда, а недавняя жертва нападения.
— Ну что там? – спросил Костэйн. – Как вы себя чувствуете?
Кельнер не ответил. Он повернулся к Лаффлеру с таким выражением, как будто это стоило ему огромных усилий.
Лаффлер посмотрел на него с удивлением, потом затряс головой.
— Я ничего от вас не хочу, понимаете? Вы уже меня достаточно благодарили. Прошу вас возвратиться к своей работе и не будем больше говорить об этом.
Кельнер не шевельнулся. Его голос зазвучал чуть громче.
— Я помогу вам, хоть вы этого и не хотите, не ходите на кухню, сэр. Произнося эти слова, я меняю мою жизнь на вашу. Этим вечером, да и никогда вообще, не входите в кухню мистера Сбирро.
Лаффлер откинулся в кресле, онемев от изумления.
— Не идти на кухню? – произнес он наконец. – Почему же мне не пойти на кухню в тот день, когда мистер Сбирро будет так любезен пригласить меня туда? Что это значит?
Сухая рука опустилась на плечо Костэйна, а другая схватила кельнера за руку.
— Что значит, что, господа? – прожурчал голос. – Я появляюсь в самую пору, чтобы ответить на любой вопрос.
Лаффлер с облегчением отдышался.
— Сбирро, как хорошо, что вы здесь. Этот человек не советовал мне ходить в вашу кухню. Вы понимаете, что он имел в виду?
— В широкой усмешке сверкнули зубы.
— Естественно. Этот почтенный малый просто напуган. Мой капризный повар пронюхал, что я предполагаю пригласить кого-то в кухню и впал в бешенство, да какое!. Пригрозил мне немедленной отставкой, а вы понимаете, что бы это значило для фирмы. К счастью, я уже сумел втолковать ему, какая это честь – визит верного клиента и знатока, который увидит его в деле. Сейчас он окончательно успокоился, даю слово.
Он отпустил руку кельнера.
Кельнер удалился, не смея поднять глаз. Сбирро придвинул себе кресло, уселся и пригладил волосы.
Лаффлер оттер со лба капли пота.
— Вы говорите серьезно? – спросил он изменившимся голосом. – Вы хотите сказать, что я действительно смогу ассистировать сегодня вечером во время работы на кухне?
Сбирро провел острым ногтем по скатерти, прочертив прямую линию.
Костэйн, протестуя, поднял руку.
— Прекрасно понимаю. Приглашение касается только мистера Лаффлера, и мое присутствие будет связывать. Но обстоятельства складываются так, что у меня встреча в городе, и я все равно должен уйти. С этой стороны проблем нет.
— Не согласен, – сказал Лаффлер. – Это не было бы справедливо. До сих пор мы делили все, Костэйн, поэтому если вас там не будет, кухня потеряет для меня половину своего очарования. Наверное, ради этого случая Сбирро смягчит свои условия.
Они посмотрели на Сбирро. Тот поднял руки в знак сожаления.
Протянул руку, которую Лаффлер сжал до боли.
Костэйн задержался в слабо освещенном вестибюле, чтобы поправить шарф и придать должный наклон шляпе. Когда он отвернулся от зеркала, довольный, наконец, своим видом, и бросил последний взгляд назад, то увидел, что Лаффлер и Сбирро были уже у дверей кухни, причем Сбирро одной рукой гостеприимно поддерживал раскрытую половину, в то время как вторая нежно покоилась на пухлой спине Лаффлера.
Перевод: Александр Боргардт
Стэнли Эллин
В истории детектива в послевоенные годы появился человек, чей талант позволил вновь оценить преимущества краткой формы. Его рассказы ставят вровень с его романами, а критики детектива заговорили, что именно этот автор сумел вернуть читателям интригующие сюжеты в эпоху, когда казалось, что все сюжетные ходы в детективе уже исчерпаны. Этим человеком был Стэнли Эллин. Биография американского писателя от А. Владимировича, в серии Пестрая лента.
Читать
ДЕТЕКТИВ МЕЖДУ РАССКАЗОМ И РОМАНОМ
С самого своего появления жанр детектива был литературой второго сорта. За короткую историю этого жанра многие писатели открыли для себя огромный потенциал, доступный в этом жанре (гносеологический, социально-критический или стилистический). Эта маргинальность детектива стала для многих писателей вызовом к творческому поиску, ведь большинство наиболее талантливых и гениальных сочинителей пробовали свои силы в популярном жанре, экспериментировали с криминальными сюжетами. Назовем лишь самые известные примеры — Марк Твен, Уильям Фолкнер, Гертруда Стайн. Не меньше литературных гениев оказалось под влиянием этого популярного жанра — Эрнест Хемингуэй, Джойс Кэрол Оутс, Томас Пинчон, Дон Делилло, Пол Остер и другие.
Нередко случалось, что работы гениев, посвятивших себя этому жанру, открывали глаза на возможности этого жанра. Тони Хиллерман упоминает о собственном опыте, «описание Чандлером работы частного сыщика, дабы осветить коррумпированность общества привлекло к этому жанру многих писателей, которые стремились в литературе к высоким целям».
Детективный жанр не могли обойти своим вниманием многие видные философы и исследователи нашего времени, например, Ролан Барт, Фредрик Джеймисон, Джеффри Хартман, Джон Ирвин и другие. Ряд историков и ученых сравнивали свою исследовательскую работу с работой детектива. В своем методологическом исследовании природы исторического труда, видный ученый Робин Джордж Коллингвуд отмечает общие принципы между детективом и историческим исследованием: принципы сбора доказательств, логика построения выводов.
В основе детективного сюжета в 99 процентах случаев лежит простой принцип — проблема и ее решение. Американская писательница Кэролайн Уэллс в своих лекциях по теории детективного романа, сравнивает этот простой принцип с аккордеоном, который «можно сжать до минимума или растянуть на максимальную длину». Она добавляет: «чем дольше история, тем больше в ней ложных ходов, сбивающих читателей с правильного пути, но как бы ни был долог этот путь, он неизменно приведет к финалу — ответу на первый вопрос».
Механизмы детективного повествования наиболее очевидны в коротком рассказе, так как там мало возможностей для сокрытия связи между проблемой и ее решением. Короткая форма также вынуждает писателей принять четкое решение, сосредоточиться на головоломке или на характерах героев.
Эдгар По, отец-основатель детектива, показал два возможных пути развития детективного сюжета — серия («Убийство на улице Морг», «Тайна Мари Роже» и другие рассказы об Огюсте Дюпене) или одиночное повествование («Золотой жук»). Артур Конан Дойл, своими сочинениями о Шерлоке Холмсе, поддержал и популяризировал именно первое решение.
Развитие периодической печати и бурный расцвет журналистики в конце XIX века, сделали невероятно популярной именно короткую форму детектива — повесть и рассказ. Писатели, работавшие с короткой формой, обычно, сопровождали свой выбор объяснением, что романы читать трудно, не интересно и скучно, и все это более характерно для серьезной литературы.
Но, в начале XX века, авторов, работавших в жанре детектива стали волновать иные вопросы, а криминальные произведения превратились из «гадкого утенка» в модный жанр литературы. За этим последовало преображение формы. Рассказы все больше отходили на второй план, а лучшие произведения требовали развития, подробного осмысления проблемы и тщательно выписанных персонажей. Размеры рассказа стали маловаты для подобных экспериментов. Развитие книгоиздательского дела позволило удешевить издание книг, и чтение романов стало доступно для широких масс, а рассказы остались лишь в периодике. До появления телевидения, издание журналов с детективными рассказами или повестями было очень прибыльным делом. Особенно в Америке, публикация подобных периодических изданий ставила рекорды продаж. Но были в этой сфере и настоящие ценители детективной литературы. К примеру, знаток детектива Джозеф Шоу, редактор журнала «Черная маска», взрастил плеяду звезд детектива мирового масштаба — Дешила Хэммета, Лестера Дента, Реймонда Чандлера.
Надо заметить, что в начале XX века сохранилась традиция печатать романы, до того как были изданы в привычной для нас книжной форме, в виде журнальных рассказов. Другим примером, подобного рода, является решение классиков американского детектива Фредерика Даннэя и Манфреда Ли, опубликовавших свои романы под общим псевдонимом Эллери Куин, открыть журнал, специализирующийся исключительно на детективных рассказах, который до настоящего времени сохраняет верность традиции. Большая часть лучших детективных рассказов до сих пор публикуется именно в этом журнале.
В настоящее время сохранилось несколько литературных журналов, публикующих именно детективные рассказы, но это обычно не самые известные произведения писателей, на них читатели обращают мало внимания и они почти не касаются сложных вопросов, волнующих общественное мнение.
С другой стороны, рассказ требует от писателя особого умения — лаконичности.
Начиная с Золотого века детектива, начавшегося в 20-е годы прошлого века, казалось, эпоха детективного рассказа безвозвратно ушла в прошлое. Но в истории детектива, в послевоенные годы появился человек, чей талант позволил вновь оценить преимущества краткой формы. Его рассказы ставят вровень с его романами, а лучшие критики детектива заговорили, что именно этот автор сумел вернуть читателям интригующие сюжеты в эпоху, когда казалось, что все сюжетные ходы в детективе уже исчерпаны. Этим человеком был Стэнли Эллин.
ДЕТСТВО И МОЛОДОСТЬ СТЭНЛИ ЭЛЛИНА
Стэнли Бернар Эллин (Stanley Bernard Ellin) родился 6 октября 1916 года в Бруклине, в одном из районов Нью-Йорка. Его родители, Луи и Роуз Мандел, создали дружную и крепкую семью. Идеалами в ней были простота и честность, а детство будущего писателя было на редкость счастливым. Стэнли был единственным ребенком, и ему доставались все внимание и любовь заботливых родителей.
Счастливое детство не стало для Стэнли поводом для того, чтобы всю жизнь оставаться тихим и незаметным середняком. Будущий писатель выделялся из среды сверстников своим интеллектом и ясным пониманием чего он хочет добиться в жизни. После окончания школы, Эллин поступил в Бруклинский колледж, где окончательно проявилась его любовь к литературе. Среди его любимых авторов были Эдгар Аллан По, Ги де Мопассан, Эрнест Хемингуэй, Уильям Фолкнер и Скотт Фицджеральд. С этих пор Стэнли не переставал грезить о литературной славе, прилагая все старания, чтобы стать писателем. В колледже он, к примеру, был редактором студенческого журнала.
Позднее, Эллин признается, что он в юности был практически незнаком с произведениями детективного жанра. Молодого студента не интересовали рассказы о великих сыщиках или громких преступлениях. Он мечтал стать писателем.
С окончанием колледжа счастливое время закончилось. Молодому выпускнику едва исполнилось 19 лет, на руках у него был дипломом бакалавра в области искусствоведения, а в США продолжала свирепствовать Великая депрессия. Тысячи людей оставались без работы, а десятки тысяч готовы были работать за гроши, лишь бы прокормиться. Безработица вынудила и Стэнли скитаться в поисках работы, перебиваясь случайными подработками. Он был менеджером на молочной ферме, учителем в колледже, чернорабочим в котельной и даже металлургом. Единственная работа хоть как-то связанная с литературой нашлась в издательстве периодики. Стэнли был продавцом и даже менеджером по продажам журнальной продукции.
Все эти метания были вынужденной мерой, ведь спустя год после окончания колледжа он женился на Жанне Майкл, в которую был влюблен еще со школьной скамьи. Позднее у Эллинов родился единственный ребенок — дочь Сьюзен. Поиски работы привели его на верфи, где он дослужился до руководителя бригады по постройке буксиров. Эта работа с постоянными заказами и стабильным заработком стала на несколько лет основной кормилицей семьи Эллинов.
Стэнли сделал несколько попыток пристроить свои литературные начинания в ряд журналов, в чем ему активно помогала молодая жена. Жанна подрабатывала внештатным редактором и охотно помогала мужу с оформлением литературных дебютов, но все попытки окончились безуспешно. Все до единого журналы вернули разосланные рассказы и повести.
В армию Стэнли Эллина призвали ближе к концу войны, в 1944 году. После демобилизации в 1946, в течение года ему, как ветерану войны, выплачивали пенсию в размере 20 долларов, для адаптации к мирной жизни. Он был наслышан, что ряд военнослужащих, за время службы сделали себе карьеру в литературе. Эти примеры окрыляли его, и он решился использовать этот шанс, чтобы стать писателем. Но главным вдохновителем стала его жена, замечавшая, как чахнет и страдает муж на верфи. В своей речи, произнесенной в 1969 году, Эллин вспоминает как Жанна, «яростно гребла, чтобы они оба смогли оставаться в эти годы финансово на плаву».
ПОД КРЫЛОМ ЭЛЛЕРИ КУИНА
ФИРМЕННОЕ БЛЮДО
Идею для первой работы подсказала Эллину сама жизнь. Однажды с женой они решили посетить ресторан, славившийся своим антуражем XIX века. Официант принял заказ у молодой пары и… пропал. Посетителям оставалось только гадать о судьбе исчезнувшего официанта. В голову голодных посетителей приходили самые невероятные предположения, так родился сюжет одного из самых известных рассказов в истории детективного жанра.
Когда черновик рассказа был готов, Жанна обратила внимание мужа на журнал Эллери Куина, который ей показался интересным. Тематика журнала была посвящена загадочным и криминальным историям, а редакторы рекламировали особое отношение к новичкам и начинающим писателям. Это было Стэнли на руку. Но открытая политика редакции способствовала созданию огромной очереди из желающих опубликовать свой литературный опус. А потому повесть «Фирменное блюдо» была сдана в журнал в 1946 году, а опубликована лишь в мае 1948.
С момента публикации и до 80 годов, повесть «Фирменное блюдо» неизменно была в числе самых известных историй. Существует несколько подобных примеров в истории литературы, где критики детективного жанра не сговариваясь смело обсуждают сюжет, забывая о слове «спойлер». Мартин Лахман в своей статье об Эллисе приводит, как возможный аналог очень популярного рассказа, повесть Рональда Даля «Ягненок на убой». Но сегодня эта история почти забыта, а потому мы позволим себе еще раз напомнить сюжет этой замечательной истории. Русским читателям она известна по нескольким переводам.
Большой ценитель кулинарного искусства и гурман Лаффлер вместе со своим компаньоном Костэйном отправляются на обед в ресторан «Сбирро». Этот ресторан кардинально отличается от большинства заведений подобного типа. Помещение ресторана оформлено в стиле XIX века, посетители исключительно мужчины, женщин в ресторане не обслуживают, также посетителям не предлагают меню, поскольку всем дают одинаковый набор блюд, без возможности выбора. Но по уверениям гурмана Лаффлера, все что готовят в этом ресторане можно записать в раздел изысканной кухни. Повар ресторана готовит настолько тонкие и изысканные блюда, что посетителям даже не предлагают привычные солонку и перечницу, не предлагают никакого алкоголя и других напитков, кроме воды. Словом владелец ресторана исповедовал «кулинарную эстетику». Но главное отличие в уникальном фирменном блюде «Агнец Эмирстана», которое подают примерно раз в месяц, после чего пропадает один из постоянных посетителей ресторана.
К моменту публикации повести, журнал Эллери Куина был одним из самых престижных литературных изданий, публиковавших произведения криминальной тематики. На повесть Эллина обратил внимание один из братьев, библиофил и горячий сторонник новаторских тенденций, Фрэдерик Данней, к тому времени уже мэтр американского детектива. По воспоминаниям Эллина это был один из самых строгих и требовательных редакторов за всю его литературную карьеру. Он потребовал внести массу изменений в первоначальный вариант рассказа, вплоть до смены его названия, сначала рассказ назывался «Кухня Робинсона».
Повесть была опубликована в 1948 году, а в следующем уже получили премию Эллери Куина, как лучший рассказ года. Критика приняла дебютную работу Эллина очень радушно. Рецензенты наперебой хвалили рассказ. К примеру, Энтони Баучер, один из самых именитых знатоков и ценителей жанра, в отзыве признался, что это один из лучших рассказов, которые он когда-либо читал.
УЖАСНАЯ ВСТРЕЧА
1948 год стал настоящим прорывом для Стэнли Эллина. В этом году престижное издательство Саймона и Шустера опубликовало первый роман Эллина — «Ужасная встреча». К написанию романа и продвижению молодого автора приложил руку все тот же Фрэдерик Даннэй. В результате роман вышел в издательстве на два месяца раньше первого рассказа, в марте 1948.
В своих воспоминаниях Эллин описывает процесс трансформации его представлений, проходивший параллельно с работой над первым романом. Взявшись за работу, начинающий писатель планировал написать вовсе не детектив, а «серьезный роман, в котором речь идет об убийствах». Но влияние Даннэя было столь мощным, что позволило Стэнли не только признать детективный жанр частью литературы, но также сменить свои мечты и стремления о высокой литературе на работу в криминальном жанре.
В эти годы финансовое положение семьи Эллинов по-прежнему было неустойчивым, а потому начинающий писатель предпочитал малую форму, поскольку мог регулярно публиковать свои рассказы и получать пусть небольшие, но жизненно необходимые, гонорары. Так публикация повестей и рассказов в журнале Эллери Куина стала нормой, а Эллин получил негласный статус «штатного» автора. Пробелом в регулярных публикациях зияет год, когда он погряз в работе над первым романом. Всего в журнале вышло 39 рассказов талантливого автора, причем каждый год Эллин неизменно попадал в список номинантов на премию, которую получил 11 раз.
Единственным исключением является рассказ «Роберт», опубликованный в октябре 1958 году в журнале. Сравнение его с другими работами этого периода позволяет оценить объем редакторской работы, осуществляемой Фредериком Даннэем. Рассказ «Роберт» — откровенно намного слабее большинства произведений этого периода.
ПЕРВЫЕ РАССКАЗЫ И НАГРАДЫ
Эллин с легкостью перевоплощается в матерого автора детективов, позволяя себе иронизировать над своим положением, не выходя за рамки классической детективной парадигмы. К примеру, в рассказе «Все самое лучшее», опубликованном в сентябре 1952 года, речь идет о молодом человеке, который влюбляется в дочь своего директора. Сам он невысокого происхождения, а потому чтобы произвести впечатление на возлюбленную и ее отца, он нанимает воспитателя, готового научить его всем тонкостям аристократического поведения. В результате учитель и ученик попадают в переделку, которая грозит им смертью. История о молодом человеке пытающемся испробовать для себя нечто новое, а в результате, оказывающемся в угрожающей ситуации — мотив очень характерный для рассказов Эллина этого периода. Очевидно, эти сюжеты передают ощущения, которые испытал автор, когда пытался попасть в литературу, а очутился среди сочинителей криминальных историй.
В некоторых рассказах появляется тема паранойи или шизофрении, исходящей от главного героя и угрожающая его семье. Очевидно, несмотря на поддержку и помощь Жанны, Стэнли чувствовал себя уязвимым новичком. Возможно, он комплексовал перед женой, к тому времени «заматеревшей» на редакторской работе, что отразилось в сюжете нескольких историй. Так в рассказе «Упорядоченный мир господина Эпплби» представляет владельца антикварного магазина. В его жизни все размерено и выверено, а главный герой не испытывает никаких проблем. Единственной занозой в этом мире становится его жена, подтрунивающая над мужем. Постоянные насмешки и отсутствие уважения причиняют господину Эпплби невыносимые физические страдания, спокойный и уравновешенный Эпплби становятся опасными для его супруги. Похожий сюжет в рассказе «Двойник дурака», опубликованном в ноябре 1951 год. В нем жена высмеивает маниакальное увлечение мужа игрой в шахматы. А когда она выигрывает у него партию, он сходит с ума.
Стэнли Эллин подходил к своей работе очень требовательно и многократно переписывал свои сочинения, прежде чем оставался удовлетворенным. Подобный стиль работы требовал много времени, а потому писатель публиковал не так много. В отличие от своих коллег по перу, Стэнли Эллин печатал свои сочинения только под собственным именем. Многие же писатели были вынуждены публиковаться под несколькими псевдонимами, чтобы имя автора не мельтешило перед глазами читателей. В этом он был больше похож на «медленных» Флобера и Пруста, чем на любимого Мопассана. У Эллина получалось публиковать один роман в четыре года, в промежутке выходили только 3-4 рассказа, тогда как обычной практикой писателей детективного жанра была публикация романа в год, а заодно и нескольких рассказов.
Схожий рассказ «Предатели», в котором описано состояние человека, твердо убежденного, что его сосед убийца, несмотря на отсутствие прямых доказательств. Он готов вызвать полицию и даже свидетельствовать против своего соседа, не подозревая к каким последствиям может привести его уверенность.
Рассказы Стэнли Эллина были отмечены не только премией Эллери Куина. Американская ассоциация детективных писателей дважды награждала писателя.
Первый Эдгар американский писатель получил за рассказ «Домашний спектакль» (март 1954) необычный из-за своих фантастических элементов. Рассказ о семейном конфликте, перерастающем из ревности в убийство.
Второй Эдгар Эллин получил за рассказ «Метод Блессингтона» (июнь 1956), также отмеченный премией Эллери Куина. В этой истории писатель впервые обращается к теме пожилых людей. Криминальная история заставляет читателя совершенно по-новому взглянуть на контуры социальной проблемы и задуматься над вопросом старения.
Сюжет истории рассказывает о господине Тридвелле, недовольном, что его пожилой отец живет вместе с ним и его молодой женой. К устранению этой проблемы подключается господин Банс из Общества геронтологии, который уверен, что старики не являются «производителями или потребителями, а потому представляют препятствие для прогресса». Банс предлагает соблазнительно «простое и эффективное» решения, которое будет иметь далеко идущие последствия.
ПЕРВЫЕ РОМАНЫ
Стэнли Эллин известен главным образом как мастер детективных рассказов. Но ряд его романов критики отмечают, как несомненную творческую удачу автора, хотя не все произведения крупной формы у Эллина написаны на одинаково высоком уровне.
Отличительными чертами стиля этого американского писателя стали тщательно выстроенный сюжет и изобретательность. Его творчество — яркий пример того, что криминальная литература не боится реальных проблем, сформулированных в рамках философии или психологии, и тем более не попытка уйти в мир иллюзий. Романы Эллина — подлинный поиск проблем общества и личности. Высокая планка, заданная писателем позволяет поставить его произведения вровень с творчеством лучших мастеров детектива — Дэшила Хэммета, Реймонда Чандлера, Агатой Кристи или Конан Дойлом, а в лучших образцах поднимается до гениальных творений Федора Достоевского или Уильяма Фолкнера. С русской литературой произведения Эллина роднят мучительные поиски ответов на извечный вопрос о преступлении и наказании. Писатель смело погружается в исследование проблемы зла, во всей ее философской или психологической глубине, но при этом обычно не выходя за рамки традиционных детективных формул или криминальных сюжетов.
Все попытки Стэнли Эллина найти себя как писателя вне рамок криминальной литературы провалились, а весь детективный корпус отличается хорошо выстроенным сюжетом, на котором, словно на плечиках в гардеробе, развешены различные по своим характеристикам персонажи. Этим секретом, уже будучи мастером, Эллин делится с молодыми писателями в своим очерке «Внутри детективного романа», опубликованном в 1982 году в Справочнике писателя. Эллин пишет:
«Сюжет — это скелет, характеристики персонажей — это плоть, а все остальное лишь одежда». В этом же эссе он подчеркивает два ключевых момента необходимых для написания романа, «характеристика главного героя — указывающая в своем движении на цель [произведения] — и атмосфера тех участков, через которые он движется».
В этом же эссе он также подчеркивает важность цельного видения произведения, для чего необходимо заранее ясно представлять структуру, а также драматические моменты, к которым движется повествование. Писатель не скрывает уроки, усвоенные им на собственном горьком опыте, «успех может быть тихим, а провал громким».
Этот роман является исключением в творчестве Стэнли Эллина, поскольку, только в нем автор описывает свой родной город. Здесь появляются и манхэттенский Вест-Сайд и Мэдисон Сквер Гарден.
КЛЮЧ К НИКОЛАС-СТРИТ
Сюжет романа — сложно и тонко выстроенная линия, которая регулярно вынуждает менять читателей точку зрения о характере каждого из членов этой группы. Читатели до финальной главы не могут понять, кто из героев является неформальным детективом, а кто убийцей. Но следует признать, что писатель регулярно по ходу действия оставляет ключи для грядущей развязки. К похожему приему автор прибегнет в своем самом известном романе «Зеркало, зеркало на стене».
Роман был воспринят неоднозначно. Так, самые известные критики детектива Жак Барзун и Уэнделл Хертиг Тейлор, признаются, что испытали разочарование в финале, где изложена исповедь убийцы.
Несмотря на ворчание критиков, роман был настолько популярен, что Клод Шаброль, известный французский режиссер, немедленно взялся за его экранизацию. Фильм вышел под другим названием (Леда) в 1959 году, а главную роль исполнил Жан-Поль Бельмондо.
Эллин остался недоволен версией Шаброля, предложившего более приземленные мотивы для действий убийцы.
ВОСЬМОЙ КРУГ
Американский писатель продолжает играть с классическими сюжетами и его новый роман перекликается с «Божественной комедией» Данте Алигьери.
Мюррей Кирк в прошлом неудачник адвокат, вынужденный искать новую работу, начинает все практически с нуля. Устраивается стажером в детективное агентство Фрэнка Конми. Здесь неудавшегося адвоката ждет успех. Он не просто становится детективом, но с каждым новым делом приносит в агентство прибыль. Для основателя и владельца Кирк становится воплощением удачи. Новый сотрудник не только решает свои финансовые и личные проблемы, но и находит в лице основателя детективного агентства приемного отца и покровителя, а также становится партнером.
Действие романа «Восьмой круг» начинается с момента смерти Фрэнка Конми, но поскольку Кирк не только живет в его квартире на Манхэттене, он по привычке советуется со своим ушедшим в мир иной партнером и названным отцом, читатели могут многое узнать об их прошлой жизни.
На первый взгляд, сюжет романа содержит традиционные для любого детектива этого времени персонажи — окружной прокурор с политическими амбициями, пронизанная коррупцией полиция, криминал, наживающийся на незаконных азартных играх и букмекерских операциях. Но при всем этом, в нем содержится глубокий философский смысл. В своих регулярных беседах с умершим партнером Кирк постоянно обсуждает наболевшее — социальные проблемы, вызванные Великой депрессией. Мюррей Кирк заметно отличается от идеалистических образов частного детектива, созданных Реймондом Чандлером и Россом Макдональдом. Эллин сознательно идет на этот отрыв от классической традиции и позволяет своему герою вдоволь посмеяться над идеалами и ностальгией по эпохе 30-х годов.
Из оценок, оставленных автором, мы понимает, что его герой — типичный циник, твердо уверенный в собственной неприкосновенности. Мир, окружающий его, походит на Восьмой круг ада, описанный Данте «населенный лжецами, лицемерами, ворами и сутенерами». А метания грешников описаны с иронией, свойственной характерному для американского детектива черному юмору.
Детектив живет не скупясь, и никому не давая отчета о своих тратах, притом, что он также не скрывает своей заинтересованности в деньгах. Единственная фраза, которую он отпускает в свое оправдание, больше похожа на цитату из Ницше: «если вы заплатили достаточно для подъема на скалу, вы не становитесь праведнее всего того, что ползает под ней».
Его нанимают, чтобы оправдать обвиняемого в преступлении полицейского, но частный детектив влюбляется в невесту подозреваемого и надеется найти железные доказательства виновности своего клиента.
Свою «философию» излагает не только главный герой, но и к примеру разбогатевший криминальный авторитет, покинувший Ист-Сайд, но рассуждающий о необходимости расплаты за грехи.
Критика не скупилась на похвалы. Энтони Баучер писал, что этим романом Эллин «бросил вызов категориям легкости и развлекательности», а рецензент из Нью-Йорк Таймс отмечал, что это первый серьезный роман о частном детективе. Почти все критики сходятся в оценке романа, как исследования морали и крушения идеализма.
Серьезная и несерьезная литература
Попытки Стэнли Эллина выйти на другую аудиторию не увенчались успехом. Два его «серьезных» романа (Зима после этого лета и Портрет Панамы) содержат элементы криминального романа, но ни один из них нельзя даже с натяжками назвать полноценным детективом или триллером. В обоих романах автор делает попытку описать чувство вины, гложущее человека в различных ситуациях. В первом, вина на уровне семьи. Где психологическое состояние героя перевешивает динамику сюжета. Во втором, вина богатых белых американцев перед бедными туземцами.
Неудачная попытка погрузиться в литературный мейнстрим окончилась длительной творческой паузой. Видимо, писатель пытался решить для себя, стоит ли оставаться в рамках криминального жанра, где он был на вершине, или стоит сделать еще одну попытку найти себя в рамках серьезной литературы.
Возможно на окончательное решение не последнее влияние оказала экономическая составляющая. В период с 1956 по 1962 годы «мастер саспенса» взялся за методичную экранизацию новелл Эллина. Хичкок представил на экране аж восемь историй американского писателя. Ни один другой писатель не удостоился подобной чести. Пресса неистовствовала описывая картины («это лучшее из всего, что было поставлено на экране»).
Экранизации Хичкока позволили Стэнли Эллину окончательно решить свои финансовые проблемы, а заодно подняться на самую вершину «детективного Олимпа». В предисловии к очередному роману Эллери Куин представляет автора уже как «человека, которого многие критики называют номером один в современном детективе». Но эта экранизация стала финальной точкой в истории, где автор мог подзаработать на рассказах. Как вы помните, Эллина ценили главным образом, как автора рассказов и повестей.
С 70-х годов писать романы стало гораздо выгоднее, необходимость получать права на экранизацию отпала, возможно именно поэтому, Эллин завершает свои литературные эксперименты и посвящает свое время работе над крупной формой, пусть при этом сюжеты выходят не столь глубокими и продуманными.