отшлепай меня я плохая
Отшлепай меня я плохая
— Это такая игра, — насмешливо пояснил он, удивляясь сам себе — почему медлит? Дженни моргнула. Игра? Что за бред он тут несет? — Ты была плохой девочкой, я тебя наказываю, а потом прощаю и говорю, что теперь ты хорошая. Смысл на самом деле именно в этом, а не том, чтобы сделать больно.
Она оскалилась, чувствуя снова прилив злости.
— Давай я тебя отшлепаю, плохой парень.
— Нет, детка. В таких играх я всегда сверху, — теперь его пальцы поглаживали ее попку, едва касаясь кожи — совсем легонько, еле ощутимо. И это заводило… О, еще как заводило! Девушка укусила себя за щеку, пытаясь прийти в себя, избавиться от неуместного и неправильного вожделения. Пусть даже ее тело неадекватно реагирует на ди Форкалонена, всему есть предел! Она должна опомниться! Лежать вот так — связанной, беспомощной, с бесстыдно выпяченными то ли для порки, то ли для случки ягодицами — унизительно. Чего Раум медлит? Пусть уже бьет, и чем сильнее, тем лучше. Тогда уйдет это дурное возбуждение, и ей будет проще возненавидеть мерзавца.
— Ну, — хрипло спросила она. — Так и будешь булки мять? Демон расхохотался.
— А тебе не терпится, сладенькая? И раньше, чем она придумала язвительный ответ, рука взвилась в воздух, чтобы обрушиться на правую ягодицу.
Оглушительно громкий шлепок разнесся по салону, кожу ожгло болью, которая через мгновение сменилась покалывающим теплом. Пожалуй, что приятным.
— Сволочь! — выкрикнула девушка и дернулась, пытаясь соскользнуть на пол. Не тут-то было. Второй рукой демон надавил ей на плечи, заставляя лежать смирно. Щека уткнулась в кожаное сиденье, Дженни чуть повернулась и со злостью впилась в него зубами, представляя на месте сиденья шею демона.
Да, это оказалось приятно, как демон и обещал. А еще безумно стыдно. Дженни злилась на него, и в тысячу раз сильнее на себя. Что с ней такое?! Как можно получать удовольствие, когда тебя шлепают?! Только полные законченные извращенцы тащатся от боли! Правда боли особой и не было. Когда она ходила с Вэл на сеанс массажа, мастер их там сильнее шлепал и мял.
Но на массаже все происходило по ее желанию! Она заплатила за это деньги, не лежала связанная с голой задницей… в конце-концов массаж делала женщина — пожилая тролльша с ручищами похожими на два каменных молота.
От мысли об этом краска бросилась девушке в лицо. Нельзя, чтобы Раум догадался о ненормальной реакции ее тела. Если к этой пытке добавятся еще и его насмешки, она не выдержит и точно разревется от стыда и обиды.
Она завозилась, выражая несогласие, прошипела сквозь зубы несколько оскорблений, из услышанных от работяг в детстве, вспоминая самые грязные и гадкие.
— Детка, кто занимался твоим воспитанием? — деланно удивился демон. — Разве подобает девушке так выражаться? За каждое грубое слово еще по два удара. То есть еще плюс десять.
— Нет! — она снова с ненавистью вцепилась зубами в сиденье, и даже не удивилась, когда зубы на редкость легко прокусили толстую кожу.
— Да, детка, — он еще раз шлепнул, а потом пальцы демона скользнули между половинками ягодиц, спустились к покрытым влагой складочкам.
— Оооо, смотрю ты теперь следишь за собой. Никаких лишних волос.
Дженни стиснула зубы и зарычала, мечтая умереть. Да, теперь она брила там каждый раз, когда принимала душ, оправдываясь перед собой, что так гигиеничнее и вообще ей больше нравится, а насмешки демона тут совершенно не при чем.
А бесстыжие пальцы меж тем нащупали маленький скользкий бугорок и принялись поглаживать и играть с ним. И, видит Богиня, это было до отвращения приятно. Нет, она точно больная, если лежит связанная на коленях у парня, который ее только что отшлепал, а теперь беззастенчиво лапает, и кайфует от его наглых прикосновений. Ей не может это нравится, не должно! Так не правильно.
— Прекрати! — прохныкала она — Тссс… маленькая. Наказание еще не окончено, — с этими словами он снова звонко шлепнул по слегка порозовевшим ягодицам. И проклятье — да, это тоже было приятно.
После очередного шлепка Дженни зашипела и дернулась, пытаясь уползти, но демон легко удержал ее.
Отшлепай меня я плохая
— Нет, это не так. Ты не научишься этому, пока я тебя не отшлепаю. Это всегда так работает с вами, студенты. Так сколько ты хочешь? — он снимает свою палку, и я слышу, как он размахивает ею по воздуху, как будто практикуется.
— Э… — думаю я тяжело. В прошлый раз я думала, что слишком мало. Я полагаю, что пришло время пойти больше, чтобы быть в безопасности. — Сорок, — я задерживаю дыхание и надеюсь, что он не выбрал выше. Похоже, он действительно расстроен моими действиями.
— О, боже. Ты так жаждешь порки от меня? — хихикает он.
— Нет, на самом деле нет, — бормочу я, чтобы он не услышал.
— Ты выбрала сорок шлепков, когда я выбрал только двадцать пять. Поэтому я собираюсь отшлепать тебя в общей сложности сорок раз по твоей же просьбе, — решает он.
Я стону. Я говорила себе, что это всегда проигрышная ситуация.
Он легонько стучит палкой по моей заднице. — Не забывай каждый раз меня благодарить. Правильно. На этот раз считать не нужно. Итак, давай начнем?
Когда я молчу, ожидая первой порки, он более строго повторяет: — Я сказал, начнем?
— Да, папочка, — говорю я.
Это так странно быть прикованной к столу наручниками. Если бы это была другая ситуация без порки, то я бы подумала, что он собирается…
Мое лицо становится горячим, и я выбрасываю изображение. Этого никогда не случится со мной и с ним.
Нет. Он просто парень, который наказывает самых непослушных девушек.
Его палка пробивает воздух и поражает меня. Я инстинктивно задыхаюсь от того, насколько больнее, чем обычно.
Он ударил прямо там, где был введен лед, прямо под моей задницей, где было мое сидячее место. Боль воспламеняет мое тело, и я чувствую, что дрожь проходит через меня. Он точно знает, что делает.
— Спасибо тебе, папочка, — квакаю я.
Он снова шлепает меня.
— Спасибо тебе, папочка, — я не могу
продолжай стонать и слезы начнут идти против моей воли.
В этот раз так больно. Особенно с тех пор, как он продолжает бить меня по сидячему месту, а не по заднице, как обычно.
Он шлепает меня по ногам, и это мучительно щиплет, особенно из-за моей холодной кожи. Откуда он знает, как заставить меня чувствовать больше боли, чем обычно? Он брал уроки порки в школе?
Каждая порка тяжелее предыдущей.
Когда шлепков становится двадцать, он останавливается на мгновение и ставит палку рядом со мной на стол, так что мне приходится смотреть на нее-объект, который вызывает у меня столько дискомфорта.
Я задыхаюсь, когда я чувствую его руку на своей заднице, и он начинает медленно тереть. Я не могу сдержать стон из-за облегчения, которое он дает мне, а затем мое лицо становится красным.
— Я говорил тебе не издавать этот звук, — говорит он, и его голос слегка трещит.
— И я говорила вам не прикасаться ко мне так, — шепчу я.
— Я убеждаюсь, что ты справишься с большим количеством шлепков. Ты не хочешь, чтобы я подготовил твою кожу к следующему набору? — спрашивает он, как он снимает с меня руки.
— ГМ… — я беспомощно молчу.
— Потому что, конечно, если ты думаешь, что можешь принять еще двадцать ударов без какого-либо облегчения, тогда я продолжу, — говорит он и снова хватает палку.
— Нет, подождите, — я останавливаю его, поднимая голову.
Он видит мои слезы, и я отворачиваюсь.
— Думаю, все в порядке, — бормочу я, не желая ничего, кроме облегчения.
Если это значит, что он будет массировать мою задницу пару секунд, то так тому и быть. Он уже унизил меня до неузнаваемости.
Его руки двигаются обратно к моей коже, нежно потирая мою больную задницу, а затем вниз к спине моих ног. Мистер Томлинсон стоит на коленях позади меня с лицом так близко к моей заднице. Какого черта он там делает?
Затем его большие пальцы скользят по моей заднице опасно близко к моему отверстию.
Черт возьми, черт возьми.
Он, вероятно, мог видеть все мои женские части вчера, когда я была голой. Я не знаю, почему я не подумала об этом раньше. Я восхваляю Господа, что он позволил мне держать мои трусики сегодня.
— Если ты не перестанешь двигаться, мне придется снять с тебя трусики, ; предупреждает меня он, и я вдруг понимаю, что я извивалась от волнения.
Он не прикасается ко мне в этом особом месте, но близость его пальцев к нему заставляет меня извиваться и ерзать, в любом случае, ему это не нравится.
— Я сказал тебе перестать двигаться, — он говорит мне и скользит пальцем по поясу моих трусиков
Моя голова дергается: — Нет, подождите, простите. Я ничего не могу поделать, когда вы почти прикасаетесь к моей… вы знаете.
— Ты была предупреждена, — говорит он мне, и мои кружевные трусики падают к моим ногам.
Я раздраженно вздыхаю, а он встает, берет палку. Я хочу назвать его мудаком, но не хочу, чтобы он больше снимал с меня одежду.
Я не думаю, что он был бы настолько смелым, но с ним никогда не знаешь.
Мало того, что это больно, как ад, но я униженна вне слов. Я хочу знать, кто те другие девочки, которых он наказал, так что я могу спросить, был ли он так жесток к ним.
Палка снова спорикасается, и я повторяю одни и те же слова снова и снова. Он дает мне дополнительный, просто для хорошей меры, а затем убирает палку.
— Можно мне теперь встать? — плачу я.
Он снова игнорирует меня, и я слышу, как он двигается.
— Я собираюсь нанести лосьон на твои язвы. Я не совсем дьявол, дорогая, — говорит он, и тогда я чувствую какое-то облегчение, когда он втирает какой-то прохладный лосьон на мою задницу.
Он тщательно протирает все это, и его большие пальцы снова приближаются к моему входу, заставляя меня двигаться.
— Вайлет. Непослушная девчонка. Тебя возбуждала эта порка?
— Что? Конечно, нет, — шепчу я слабо.
Он пялится прямо в мою вагину? Эта мысль заставляет мое тело дрожать.
— Не надо мне врать. Ты насквозь промокла.
Комментарий к Four
Фууууух. Глава большая, но переводила я её не очень долго. Надеюсь, мои труды будут замечены)
— Ты вся мокрая, Вайлет, — сообщает Мистер Томлинсон мне.
— Но… — я начинаю отрицать это, но потом чувствую, что это капает на мою ногу.
Я вне себя от ужаса. Я даже не могу составить предложение.
— Тебе понравилось, не так ли? — слушает он любопытно, но есть что-то в его голосе, что заставляет меня беспокоиться.
— Нет… — отвечаю быстро и растерянно.
— Я думаю, что это так. Потому что все это… — он делает
Читать книгу «Изучи меня» онлайн
— Увидимся завтра, — говорю я, скрывая свой шок.
Двигаясь словно в прострации, собирая свои вещи, я не спешу выйти из комнаты.
На самом деле, я не могу выдать какую-либо уместную реакцию. Что уместно в этой ситуации? Наверное, не желать, чтобы он использовал линейку вместо руки. И конечно, перед тем как выйти за дверь не одаривать небольшой улыбкой авторитетную фигуру, которая только что тебя отшлепала. А ведь именно это я и сделала.
Как только я выхожу за дверь его аудитории, то прислоняюсь к стене для поддержки. Мои ягодицы горят из-за следа его большой руки. Мои щеки горят из-за знания, что он меня отшлепал. Дважды. И, блин, мне понравилось. О’кей, я фантазировала об этом, но я никогда не ожидала, что он действительно это сделает. Моя фантазия только что стала реальностью, и как ни странно, я больше не чувствую себя раздраженной или уставшей. Как будто он своими шлепками избавил меня от негатива.
Кроме того, я возбудилась.
В столовой кампуса, хватаю себе кофе и прохожу небольшую дистанцию до библиотеки. Найдя столик в самом конце, я бросаю свою сумку, и блуждаю между библиотечными стеллажами в поисках нужного медицинского журнала. Наверное, я в шоке. Невозможно усваивать знания после того, как твой профессор тебя отшлепал. Он меня отшлепал! Как я буду смотреть ему в глаза после этого?
Я просто притворюсь, что ничего не произошло? Ну, я всегда могу перевестись в другой вуз, но… не буду делать этого. Потому что, видимо, я нормально отношусь к тому, что меня шлепает мой профессор. Боже, что со мной происходит? Я всегда была прилежной и ответственной, а мои старшие брат с сестрой были более беззаботными. Мой брат Эрик называет меня «Мудрейшая». Моя сестра Лекси называет меня «Умные штанишки». Я всегда помогаю им разруливать ситуации, направляю их по разумному пути, так как же я сама попала на эту дорогу в Капецвиль? Прежде чем я успеваю развить эту мысль, передо мной появляется мужская рука, чтобы взять медицинский журнал, который я не могу достать с высокой полки. Если говорить об этой руке… то, это — та рука, которая меня отшлепала.
Когда я разворачиваюсь, моя грудь прижимается к твердой груди Хьюстона.
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю я.
— Я думаю, нам нужно обсудить то, что произошло, — говорит он, не отходя от меня.
Мой взгляд метнулся в проход, чтобы убедиться, что мы одни.
— Я не думаю, что это необходимо, — говорю я ему, отступая. Однако полка позади меня мешает мне отступить дальше.
— Марли… — он не может закончить, потому что не подумав, я подношу палец к его губам, чтобы остановить слова, которые вот-вот сорвутся с его языка. Он не может их здесь произнести. Не в публичном месте. Желательно вообще никогда.
— Послушай меня, — шепчу я, — все в порядке, на самом деле. И здесь не место обсуждать те вещи, которые не следует обсуждать, — если бы кто-нибудь услышал, как мы обсуждаем случившееся, последствия были бы суровыми и незамедлительными. Как его шлепки. Опять же, я проверяю проход и к счастью, никого нет. О, Боже! О чем он думает?
Очевидно, что он не думает, впрочем, как и я теперь, потому что он заставил меня потерять рациональную мысль, засасывая мой палец в свой рот. Он мокрый и теплый. Его язык скользит по моей коже, прежде чем он освобождает мой палец.
— Не затыкай меня, — говорит он. — Именно поэтому то, что произошло ранее, вообще произошло.
Я хватаю его за руку и тяну его за собой в укромный уголок прохода.
— Ты думаешь это было ошибкой? — этот уголок был плохой идеей, потому что теперь он прижимается ко мне, его высокое тело, словно стена, отделяет это небольшое пространство.
Его темные глаза сверлят мои.
— Да, — прозаично говорит он. Он отказывается говорить шепотом. Какую часть того, что мы находимся в библиотеке, он не понимает?
— Тссс, — я оглядываюсь вокруг него, в проходе все еще никого нет.
Его руки захватывают меня в клетку, и он устраняет каждый дюйм пространства между нами.
— Не смейте на меня «тсыкать», мисс Мерфи, — он опускает свое лицо вниз, близко к моему. — Разве, что ты захочешь повторения.
Ну, я хочу повторить, но это, наверное, очень плохая идея. Он прижимается к моему уху, откидывая волосы своим носом.
— Вы хотите, чтобы я вас отшлепал, мисс Мерфи? — вот так, мурашки мчатся по моей коже из-за чувственного ощущения его губ, прикасающихся к раковине моего уха.
Это так плохо. Очень плохо. Любой может зайти за этот угол и найти нас. И как мы дошли до этого? Мои пальцы сжимают край его карманов, когда он снова шепчет: — Сделай это еще раз, и ты снова почувствуешь жжение от моей руки на твоей заднице.
Мягкое «тсс» выскальзывает из моего рта, прежде чем я смогу это остановить.
Его зубы зажимают мочку моего уха.
Девушка, напавшая с бутылкой на Липскерова: Он хотел меня отшлепать!
Начинающий режиссер утверждает, что литератор предложил стянуть с нее штаны.
По словам Акуловой, она познакомилась с Липскеровым в день конфликта, 3 апреля. После вечеринки в баре «Маяк» писатель пригласил ее на завтрак в свой ресторан.
— За завтраком он рассказывал, какой он крутой, что у него 20 миллионов, свой ресторан, и я буду его. Говорил, что он завоевал много женщин, и вот настала моя очередь, — рассказала Акулова. — Это было очень долго и муторно, и он просто мне надоел. Я стала кричать в ресторане: «Ты меня не купишь!»
Между писателем и девушкой произошла словесная перепалка, вызванная излишним хвастовством литератора.
— Я начала объяснять ему, что он всех купить не сможет. Произошел конфликт, и я кинула в него стакан, чтобы он уже заткнулся, — добавила Яна. — Он начал меня трогать, зажимать. И я в состоянии аффекта кинула потом в него бутылку. Это, кстати, неплохое подручное средство.
Придя в себя, девушка предложила Липскерову помириться. Однако помощница литератора заявила Акуловой, что она «влипла».
— Помощница сказала, что он влиятельный человек и так просто это не оставит. Позже она позвонила и сказала, что Дмитрий ждет меня у себя дома, когда он с семьей будет жарить шашлык. Такое странное предложение она аргументировала тем, что мне надо посмотреть, как живут нормальные люди, — рассказала Акулова. — Но встречу он отменил. Потом перезвонил в десять вечера и начал угрожать, что даст ход уголовному делу. Я очень сильно испугалась его и поехала к нему.
По словам девушки, когда она приехала в гости, Липскеров начал показывать ей дом, свои картины и работы. После этого писатель якобы перешел к предложениям интимного характера.
— Он сказал мне: «Тебе бы стоило упасть на колени, приползти ко мне, стянуть с себя штаны и лечь на кроватку со словами: «Отшлепай меня, я плохая девочка!»
Акулова отметила, что была ошарашена предложением литератора и больше с ним не виделась.
Ранее сообщалось, что писатель Дмитрий Липскеров подвергся нападению в собственном ресторане «Рис и рыба» в центре Москвы. Позже полиция задержала ударившую его бутылкой по голове Яну Акулову, приехавшую из Хабаровска покорять столицу своим режиссерским талантом.
Текст книги «Флагелляция в светской жизни»
Автор книги: Коллектив авторов
Эротика и секс
Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)
Майк получает урок
Майк вбежал в дом и сразу направился на кухню, к холодильнику. Из другой комнаты он услышал:
– Майкл, нам надо серьёзно поговорить.
– Мамин голос остудил его пыл. «Серьёзно поговорить» могло означать только одно – он серьёзно влип.
Майк поплёлся в гостиную, где мама ждала его, и сел рядом с ней на диван.
– У меня была беседа с твоей учительницей, мисс Джеймсон, сегодня.
Майк съёжился. Он ОЧЕНЬ серьёзно влип.
– Она говорит, что твои отметки катятся вниз, и если ты не выправишь их, она не сможет поставить тебе удовлетворительную оценку. Что ты можешь сказать по этому поводу?
Майк заёрзал на диване.
– Я просто… я не люблю математику, мам… У меня не получается… а мисс Джеймсон так строго спрашивает… ни у кого в классе нет отличных оценок…
– Майкл, меня не интересуют ничьи оценки кроме твоих. Так вот, мисс Джеймсон говорит, что твои домашние задания сделаны небрежно, а несколько ты просто не сдал. Это правда?!
– Никаких но, молодой человек! Нет абсолютно никаких оправданий, чтобы не делать домашние задания, и ты это знаешь. Я должна сказать, Майкл, я очень разочарована твоим поведением.
Инстинктивно Майк обвёл глазами комнату в поисках ужасной щётки для волос. Мама заметила его взгляд.
– О да, ты определённо заработал свидание со щёткой для своей голой попы… но мисс Джеймсон сказала, что у вас завтра контрольная. Ты уже начал к ней готовиться?
Майк опустил взгляд и помотал головой. Мама вздохнула.
– В таком случае, как бы ни хотелось мне отшлёпать тебя прямо сейчас, я не хочу, чтобы болящая попа отвлекала тебя от учёбы. Так что иди к себе в комнату и готовься к контрольной. Прямо сейчас! Ясно?
Майк энергично закивал:
– Да мама, я всё-всё выучу!
– Обязательно! Но не думай, что отвертелся так запросто, – мама предупредила. – Завтра после школы я, ты и щётка для волос проведём воспитательную беседу. Я понятно говорю?!
Майк снова уставился в пол.
– Хорошо, тогда иди. Я тебе принесу бутерброды и молоко попозже.
Майк вошёл к себе в комнату и кинул рюкзак на кровать. Это было несправедливо! Как можно учить что-то, зная, что завтра он будет лежать у мамы на коленях и получать по попе щёткой для волос! Он понимал, что маме не нравится шлёпать его, но она всегда делает это добросовестно.
Он сел и задумался. Может… если он очень хорошо напишет контрольную, мама будет так рада, что забудет о наказании? Это был его единственный шанс. Майк схватил учебник математики и принялся складывать и вычитать дроби.
На следующее утро Майк очень волновался, но когда мисс Джеймсон выдала условия контрольной, он понял, что знает как решать почти все задачи. Когда он добрался до самых сложных из них, он на секунду представил, как большая деревянная щётка для волос лупит и лупит по его попе. Это помогло ему сконцентрироваться, и он решил все сложные задачи.
В конце дня мисс Джеймсон позвала Майка к своему столу.
– Вот это дело, Майкл, – сказала она, вручая ему проверенную контрольную с большой надписью «5+». – Похоже, мой разговор с твоей мамой хорошо повлиял, – понимающе улыбнулась она. – Надеюсь, этот урок ты запомнишь надолго!
Майк покраснел от стыда.
– Хорошо. Класс, можете идти!
Майк добежал до дома на одном дыхании. Ему не терпелось показать контрольную маме. Теперь его просто нельзя было отшлёпать! Он вбежал на кухню и чуть не сбил маму с ног.
– Уфф, Майк, где пожар? – улыбнулась мама.
Майк вручил ей бумажку:
– Смотри, мам! Я всё решил! Всё правильно!
– О, Майк, – мама его обняла. – Это просто здорово! Я ТАК горжусь тобой, Майк! Я знала, что ты справишься! Сейчас я уберу всё в холодильник, и мы поедем праздновать!
Майк улыбнулся до ушей.
– Спасибо, мам! А можно будет поесть пиццу?
Они поехали в пиццерию и отлично провели время. Мама даже дала Майку несколько четвертаков, чтобы он поиграл на игровых автоматах. Майк совсем забыл про наказание. Но когда они ехали домой, неожиданно, мама выключила радио и посмотрела на него.
– Майкл, когда мы приедем домой, я хочу чтобы ты сразу отправился в свою комнату и приготовился к своему наказанию.
– НО МАМА! – Майк вскрикнул от удивления.
– Что, Майкл? Я тебе сказала вчера, что ты получишь порцию щётки для волос за несделанные домашние задания.
– Но у меня пятёрка с плюсом за контрольную!
– Да, Майк, и я очень тобой довольна. Но это только доказывает, что ты можешь учиться на отлично, если будешь прикладывать усилия. Значит, у тебя не проблемы с математическими способностями, а ты просто ленился учиться как следует. И более подходящей причины отшлёпать тебя просто не бывает!
Они заехали во двор, и мама остановила машину.
– Теперь иди к себе в комнату и встань в угол. Когда будешь там стоять, хорошенько подумай над тем, за что тебя наказывают. Всё ясно?
Майк прибежал к себе и упал на кровать. Это было нечестно! Просто несправедливо! Столько учиться, и всё без толку. Его всё равно накажут. Если бы только он не отстал так сильно по математике, и мисс Джеймсон не позвонила маме. Если бы только…
Но было уже поздно. Мамины шаги звучали в коридоре, и Майк поспешно встал в угол, коснувшись носом стены. Если мама увидит, что он её не слушается, то накажет ещё строже!
Мама вошла в комнату, и он услышал, что она выдвинула стул от стола в середину комнаты.
– Так, Майкл, подойди ко мне.
Майк подошёл к стулу и старался не смотреть на щётку для волос, которую мама держала в руках.
– Ты подумал о том, за что тебя сегодня наказывают?
– За то, что не учился, – пробурчал Майк.
– Это всё, до чего ты дошёл? Может быть, тебе надо подольше постоять в углу?
– Нет, мама, – тут же ответил Майк. Он ненавидел стоять в углу почти так же, как и быть отшлёпанным.
– Ну, за то что… если бы я весь год занимался так же, как вчера вечером, у меня бы были хорошие оценки по математике, и миссис Джеймсон не пришлось бы тебе звонить.
– Правильно, Майк. Это была твоя работа, и ты её не делал. Так?
Майк закивал, глядя на свои кроссовки и на ковёр, который он будет видеть гораздо ближе через минуту-другую.
– У нас обоих есть работа. Знаешь, что будет, если я перестану работать?
Майк помотал головой.
– Меня уволят, и у нас будут большие неприятности. У тебя тоже есть работа – ты ходишь в школу и учишься. И знаешь, что происходит, если ты ленишься и не делаешь свою работу?
Майк почувствовал, как покраснел, и он не мог ничего выговорить.
– Я задала вопрос и жду ответа! Что происходит, если ты не делаешь свою работу?
– Меня шлёпают по попе, – прошептал Майк.
– Правильно. И ровно это сейчас и произойдёт. Снимай штаны.
Дрожащими руками Майк расстегнул пуговицу и молнию на джинсах и спустил их. Они неуклюже упали к кроссовкам. Мама взяла его за руку, подвела к себе с правой стороны и уложила к себе на колени. Она расположила его так, чтобы его попа была наиболее доступна щётке. Затем уверенным движением засунула пальцы под резинку его трусов и стянула их вниз до коленей. Она взяла щётку и положила её холодной тыльной стороной на голую попу мальчика.
– Мне не хочется этого делать, но ты последнее время ведёшь себя так, что без этого не обойтись!
С этими словами она подняла щётку и звонко шлёпнула ей по правой половинке попы. Майк заорал от первого же удара щётки и продолжал кричать, пока мама шлёпала щёткой по его вертящейся голой попе. Она шлёпала методично, двигаясь вверх и вниз вдоль одной половинки, потом вдоль другой. Она ничего не говорила, и в комнате были слышны только удары щётки и крики и плач Майка.
После нескольких минут попа Майка была в агонии, и он плакал навзрыд и умолял маму остановиться. Но мама игнорировала просьбы Майка и продолжала шлёпать с неизменным ритмом по его красной попе.
– Ауу… пожалуйста, мама… хватит… Я буду хорошим, аууу… Обещаю… аййй!!
– Да, Майк, (ШЛЁП) ты будешь вести себя хорошо… некоторое время (ШЛЁП), а потом забудешь (ШЛЁП). Я не хочу шлёпать тебя ещё раз совсем скоро (ШЛЁП). Поэтому я сделаю так (ШЛЁП), чтобы ты запомнил это наказание надолго (ШЛЁП).
Ещё через минуту она стала читать ему нотации, расставляя знаки препинания ударами щётки.
– В следующий раз, когда будут проблемы с учёбой, я хочу, чтобы ты рассказывал мне о них до того, как они выходят из-под контроля (ШЛЁП). Я не хочу узнавать о них от учителей (ШЛЁП)! Тебе понятно? (ШЛЁП)
– И я хочу видеть твоё сделанное домашнее задание каждый вечер (ШЛЁП). Причём сделанное добросовестно, иначе снова окажешься у меня на коленях без штанов (ШЛЁП). Ясно?
После ещё пяти минут порки, мама знала, что её маленький мальчик вынес столько, сколько в принципе мог выдержать. Его попа была огненно красная и очень горячая на ощупь, а от долгого неудержимого плача Майк начал икать.
– Всё хорошо, Майк, всё в порядке, – успокаивала она его, гладя по попе. Она ждала, когда его плач утихнет, прежде чем заговорить.
– Итак, Майкл, давай разберёмся, чему тебя научил этот урок?
Майк делал всё, чтобы успокоить всхлипывания и слушать внимательно. Мама всегда задавала ему вопросы после порки, и если он отвечал неправильно, то она шлёпала его, попутно объясняя, каков правильный ответ.
– Ты будешь учиться старательнее?
– Да, мама… Я буду… Я обещаю.
– А что будет с домашними заданиями?
– Я буду делать их… каждый вечер, мама… Я обещаю… и буду показывать их тебе. Каждый вечер буду показывать тебе сделанные домашние задания.
– Хорошо, Майкл! А если в классе тебе будет что-то непонятно, что ты будешь делать?
– Я расскажу тебе, мам…
– Вот молодец, Майк. Ты усвоил свой урок сегодня. Твоё наказание закончено. – С этими словами мама положила щётку на пол и посадила его к себе на колени. Хотя он был уже большой, она держала и укачивала его как малыша… и дала ему выплакать слёзы боли и облегчения у себя на плече, шепча ему на ушко слова утешения, и говоря, как она его любит.
Наконец, когда он выплакался, она встала и уложила его в постель, улыбнувшись, когда он мгновенно перевернулся на живот. Ему предстояло ещё несколько ночей спать на животе. Мама помогла ему надеть пижаму, но только верхнюю половину, укрыла его и села рядом на кровать, нежно гладя его по волосам и по спине, пока он не уснул. Она стерла с его лица слёзы и любовалась тем, как её сын спит спокойным и мирным сном мальчика, только что отшлёпанного любящей мамой.
Превод с сайта shlep.wordpress.com
Мама принимает меры!
Справедливое наказаниеВойдя в свою комнату, где я должен был ждать прихода мамы, я прислушался к разговору, который она вела по телефону.
«Привет, Мэри. Что я делаю?… Собираюсь хорошенько отшлепать своего мальчишку… Ничего особенного, просто он совсем отбился от рук, – сказала она. – …Слишком большой? Ну, он тоже это говорил. Впрочем, ты знаешь мое мнение на этот счет.»
Мама рассказывала своей подруге Мэри о том, как именно она собирается наказать меня. Поняв, что предстоящая экзекуция перестала быть секретом для посторонних, я сильно покраснел и стал прислушиваться еще внимательнее, хотя услышанное смущало меня все сильнее и сильнее.
«Как? – переспросила мама. – Ну, ты ведь знаешь, как я это делаю. Уложу его через колено и хорошенько «всыплю» ему щеткой! Хорошенько «всыплю». Не говори глупости, конечно я спущу с него штанишки, и поверь, ему, прежде чем я закончу наказание, придется хорошенько повизжать и подрыгать ногами».
«Ох!» Мне стало совсем плохо. Теперь она рассказала подруге весь сценарий предстоящей экзекуции. Дрожа от страха, я кинулся на кровать и стал ждать неизбежного, а мама, тем временем, заканчивала рассказ об ожидающем меня наказании. Я был совершенно раздавлен случившимся.
Я вспомнил, как все начиналось четверть часа назад:
«Что это ты здесь делаешь!»
Мамин голос «прогремел» у меня над ухом совершенно неожиданно. Когда мама вошла на кухню, я стоял возле открытого холодильника и пил из пакета молоко. Маленькие белые капельки текли по моему подбородку. Я был так «увлечен» этим, что не сразу заметил маму. После окрика, я было попытался поставить пакет на место и сделать вид, будто ничего не случилось, но было уже слишком поздно. Мама смотрела на меня ОЧЕНЬ сердито. Скрестив на груди руки, она равномерно притопывала правой ногой. Немного помолчав, она задала мне вопрос:
«А как давно я шлепала тебя в последний раз?»
Я сильно смутился, по моей спине пробежал холодок. Но сильнее слов на меня подействовал мамин ледяной взгляд. Мы некоторое время помолчали. Я облизывал губы и пытался придумать хоть какое-нибудь оправдание, но в итоге смог только пробормотать «Я не знаю», несмотря на то, что мамин вопрос был риторическим, не требующим ответа. Чувствовал я себя очень нехорошо, как шахматист, которому через один-два хода поставят мат. Мамины глаза пылали гневом. Она подошла поближе, при этом я почувствовал легкий аромат ее духов.
Встав рядом со мной, мама сказала:
«Ну что же, юноша, я сделала два вывода…»
Мама смотрела на меня, как волк на овцу, а я ждал «приговора».
«Первое – ты уже очень давно не получал по попе», – вспомнив полученное несколько месяцев назад шлепание, я начал краснеть. Тогда мама здорово отколотила мою голую оттопыренную попу тяжелой деревянной щеткой для волос. Я понял, какое наказание меня ждет.
«И второе, – она посмотрела на меня еще строже, – того раза было мало!»
Теперь мои надежды избежать наказания окончательно рухнули. Тяжело пыхтя от страха, я ожидал дальнейшего развития событий. А мама завершила свою речь:
«Но, мама, – возразил я, – мне уже почти пятнадцать, я уже слишком большой… Прости меня! Я постараюсь исправиться! Честное слово!» – проскулил я, пытаясь хотя бы потянуть время, но мамин палец жестко указал на дверь:
«Без возражений! Немедленно иди к себе в комнату, или я, в дополнение к щетке, высеку тебя ремнем!»
Только однажды, за то, что намеренно ослушался маминого распоряжения, я получил порку ремнем и с тех пор не имел никакого желания возобновлять знакомство с висевшим у входа в подпол гадким куском кожи.
С опущенной головой я побрел в свою комнату. К сожалению, идти туда было совсем недалеко. Я был похож на осужденного преступника. Телефон зазвонил, когда я проходил через прихожую. Я поднял трубку. Звонила одна из маминых подруг. Я отдал трубку маме, а она, жестом, приказала мне идти к себе в комнату.
«Может быть, – подумал я, – она увлечется разговором и забудет обо мне?»
Вот хлопнула дверь маминой комнаты. Значит, мама закончила разговор и через пару минут займется мной. Я дышал, как после долгого бега, мое сердце бешено колотилось. Я знал, как сильно я буду наказан.
В открытое окно ветер доносил обычные осенние запахи горящих листьев. Это лишний раз напомнило мне, что сейчас кое-какой части моего тела будет очень горячо.
Щелкнул замок на моей двери. Вошла мама, держа в правой руке свою старомодную деревянную щетку, такую большую, что она скорее была похожа на весло. Похлопывая ей по другой ладони, мама подошла к моей кровати и посмотрела на меня сверху вниз. Казалось, ее глаза сверлили меня.
«Не знаю, что с тобой делать, – сказала раздраженно мама. – Ты снова провинился, и к моему глубокому разочарованию, все прежние выговоры и нагоняи ты пропустил мимо ушей.»
Не смея вставить ни слова, я подавленно молчал. Сопротивляться наказанию я и не думал – моя мама, будучи достаточно крупной женщиной, могла бы без затруднений справиться со мной.
Пытаясь избежать пристального маминого взгляда, я стал смотреть на пол. Мама снова начала притопывать правой ногой.
«Я сказала, что не собираюсь повторять прежние ошибки. Начиная с сегодняшнего дня, я стану тебя наказывать раз в неделю. Раз в неделю, – повторила она. – В течение недели я буду оценивать твое поведение, а по воскресеньям – укладывать тебя через колено и как следует шлепать щеткой по голой попе.»
Я помотал головой и приоткрыл рот, не вполне веря услышанному, а мама, для увеличения произведенного впечатления, помахала щеткой перед моим носом.
спанкинг-fm (16)«Твое поведение будет определять продолжительность и болезненность наказания. И обещаю, снисхождения не жди! Через полгода я заново оценю твое поведение, и если оно не изменится к лучшему, то «воспитательные процедуры» будут продолжены. Ты меня понял?»
От перспективы еженедельных шлепаний у меня защипало глаза и ком подступил к горлу. Все мои выходные на полгода вперед были испорчены.
«Ну хорошо. Вообще-то мне не нравятся подобные методы, но другого выхода я просто не вижу, – вздохнув, мама подошла поближе. – Что ж! Займемся делом!»
Прекратив притопывать, мама скомандовала:
Я медленно встал с кровати. Мама уселась на мое место и, не глядя на меня, приказала:
«Спускай штаны и трусы!»
Покраснев до предела, я нерешительно начал расстегивать джинсы. Спустив их, я, с еще большим смущением, приспустил трусики, оголив попу.
«Я сказала спустить, а не приспустить!»
Под внимательным взглядом мамы я помертвел, а она просунула пальцы под резинку моих трусов и сдернула их на щиколотки. Я был готов зареветь в любую секунду.
«Ложись ко мне на колени!»
Я улегся на обширные и мягкие мамины бедра. Лежать-то было довольно удобно, но мне предстояла порка!
Мама начала экзекуцию с пяти звонких ударов щеткой то по одной ягодице, то по другой. Их я вытерпел без звука, хотя в этот раз мама шлепала меня сильнее, чем прежде. Однако следующие пять ударов заставили меня завопить.
Мама сопровождала шлепки нотацией:
«С сегодняшнего (Шмяк!) дня (Шмяк!) я надеюсь (Шмяк! Бац! Хлоп! Шмяк!), ты станешь вести себя получше (Шмяк! Хлоп! Шмяк!) или (Шмяк! Хлоп! Шмяк! Хлоп! ШМЯК!) эта щетка (Шмяк! Шмяк! Шмяк!) будет обрабатывать твою (Хлоп!) голую (Шмяк!) попу (ШМЯК!) каждое (Хлоп!) воскресенье (Хлоп! Бац!)».
Этот монолог предшествовал серии очень крепких шлепков. Щетка искала и находила самые чувствительные места на моей попе. Я визжал и просил прощения, но все было бесполезно. Получив несколько десятков ударов, я было попытался прикрыть саднящую попу свободной рукой, но мама просто оттолкнула мою ладонь прочь, причем сделала это так энергично, что сама едва на свалилась с кровати. После этого она заявила, что не может «работать» в таких условиях.
Мама приказала мне встать, встала сама и за руку потащила меня в гостиную. Я, «стреноженный» спущенными джинсами, спотыкаясь и ковыляя, последовал за ней. В гостиной мама отодвинула от стола стул с невысокой спинкой, уселась на него, засучила рукава и приподняла юбку выше колен. Затем она подтащила меня поближе и заставила лечь к ней на левое колено. Правой голенью она прижала обе мои ноги, а левой рукой схватила мое правое запястье и завела мою руку мне за спину, чтобы я не мог прикрывать попу ладошкой. В такой позе я не мог даже пошевелиться, не говоря о каком-либо сопротивлении продолжению наказания. Мне оставалось только вертеть головой, глядя по сторонам зареванными глазами. Напротив нас стоял шкаф с большим, украшенным старинными завитушками, зеркалом. В зеркале отражались очень решительная мама и висящий у нее на колене сынишка, чья голая попа была сильно отшлепана щеткой. И тут мама продолжила порку. Несколько долгих минут комнату оглашали только мои вопли и просьбы о прощении, перемежаемые очень звонкими ударами щетки по моей бедной попе. Щетка снова и снова колотила по моим ягодицам, оставляя на них ярко-красные отпечатки.
Наконец порка была закончена, и я, плача, пошел в свою комнату.
«Ты запомнишь это надолго!» – крикнула мама мне вслед.
Мама была права, я запомнил эту порку надолго. С того времени прошло почти полгода, а я помню все так, как будто это случилось только вчера. Впрочем, та порка была в моей жизни не последней. Я ведь самый обычный подросток, и хотя я и хотел бы никогда больше не оказаться на маминых коленях, мне это удается не всегда. Мне приходится расплачиваться за свои проступки почти каждое воскресенье. Иногда мама наказывает меня сильно, иногда – не очень. Но на этой неделе мое поведение было особо скверным, а завтра – воскресенье!
Порка вожжами и хлыстом за хамство
Я выросла в доме, в котором не было недостатка дисциплины. Чуть ли не каждую неделю я оказывалась у мамы на коленях, чтобы быть отшлёпанной по голой попе. Мама считала, что ребёнок, которого строго не наказывают, не вырастет хорошо воспитанным. В возрасте двенадцати лет я выяснила, что серьёзные наказания запоминаются на всю жизнь.
Я стала иногда грубить маме и отвечать ей невежливо, за что каждый раз оказывалась перекинутой через мамино колено. И однажды мама предупредила меня, что еще одна грубость – и мы с ней отправимся в сарай. Я не поняла, о чем она говорила, но две недели держала это в голове. И все же тот незабываемый день настал.
Мама позвала меня в дом. Я чем-то увлеченно занималась на улице, так что я развернулась и крикнула ей в ответ что-то явно неподходящее для юной леди.
Прежде чем я сообразила, что происходит, мама перебежала через двор, крепко схватила меня и повела за собой в сарай, по дороге объясняя мне, что вряд ли я смогу сидеть на попе в ближайшие две недели. Я заплакала и стала умолять маму не бить меня, обещая быть пай-девочкой отныне.
Только по дороге в сарай я уже получила десять или пятнадцать шлепков по задней части бедер. Мама завела меня в маленькую заднюю комнатку, где хранились лошадиные сёдла и узды, и велела снять шорты и трусики. Я мгновенно все выполнила, не желая злить маму лишний раз.
Мама закрыла дверь, и объявила мне, что сейчас мне будет больнее, чем когда бы то ни было в жизни, и что я могу визжать, сколько захочу – никто меня не услышит. Она повернула меня и перегнула через круглую стойку, на которой лежали сёдла. Затем взяла со стены уздечку и отделила две вожжи – два тонких длинных ремня, предназначенных для моих ягодиц.
Я уже рыдала. Меня всегда шлёпали быстро и прямо на месте преступления. А сейчас я боялась и не знала, чего ожидать.
Следующее, что я почувствовала – две вожжи с силой обрушились на мои ягодицы. Это был словно ожог. Я выкрикивала: один! два! три. и так до десяти.
На одиннадцатом ударе я вскочила и заорала. Мама моментально схватила меня и прижала обратно. Я не увидела как, но она положила вожжи и взяла хлыст. Она всыпала десять ударов поперек бедер, объяснив, что эти удары были не в счёт – за то, что я не смогла улежать смирно.
Она положила хлыст и объявила: “Мы снова на десяти”. И снова вожжи впились в мою кожу. Попу словно подожгли. Мама целилась и по верхней части, и по нижней, и чередовала левую и правую ягодицы. Казалось, что это длится целую вечность.
Мама подняла меня и отвела обратно в дом, повелев стоять в углу, пока не вернется отец. Через час он приехал и осмотрел результаты наказания. Потом он привел меня к трем сестрам, и разъяснил им, что происходит с девочками, которые грубят.
Мамино обещание было выполнено – я не могла сидеть две недели. Мне сейчас 35 лет, и я ни разу с того дня не произнесла ни одного грубого слова.