особое мясо книга о чем
Особое мясо книга о чем
Я ВЕГАН запись закреплена
Нашумевшая антиутопия Агустины Бастеррики «Особое мясо» вышла на русском языке в издательстве NoAge. Интервью с автором в Forbes
По сюжету книги (роман вышел в 2017) эпидемия смертельного для человека вируса GGB поразила животных, и теперь люди вынуждены истребить их и перейти на растительное питание. Но потребность в животном белке никуда не делась — и постепенно на еду начинают выращивать людей. Разумеется, никто не называет это каннибализмом, речь идет об «особом мясе».
Главный герой, Маркос Техо, когда-то работал на мясокомбинате, а теперь контролирует процессы выращивания людей на убой. Это его глазами показаны в романе бойни, кожевенные фабрики, генетические лаборатории и охотничьи заповедники и образовавшаяся в новом обществе церковь Самопожертвования, где прихожане добровольно становятся едой для страждущих мясоедов. Маркос рассказывает, как «скот» убивают и разделывают, как выращивают элитных особей на высококачественное мясо без ускорения роста или генетической модификаци; как предназначенным на еду удаляют голосовые связки, поскольку «мясо не разговаривает», и как добропорядочные граждане покупают в мясных лавках человеческие конечности, чтобы съесть дома с салатом. Маркос каждый день убеждает себя, что «мясо — это мясо, не имеет значения, чье оно». Пока не получает дорогой подарок — образец высочайшего качества, удивительной красоты самку, уготованную на съедение. Он знает, что любая форма личного контакта с потенциальной пищей строго запрещена и карается смертью, но вопреки своей воле постепенно начинает испытывать к подаренной женщине человеческие чувства.
F: Агустина, ваш роман вышел в 2017 году, но, пожалуй, именно в 2020-м, во время пандемии, читать его страшнее всего. Что вы как автор почувствовали, когда узнали об эпидемии?
Разумеется, чтение «Особого мяса» в период, когда на мир накатываются, отступают и снова накатываются волны пандемии, наводит на определенные мысли и провоцирует беспокойство. Но, давайте будем честны, появление COVID-19 нельзя назвать чем-то абсолютно новым и непостижимым. Мне эта ситуация не показалась безумной или чудовищной: во-первых, на протяжении истории человечества эпидемии уже случались и не раз (назовем хотя бы две самые известные — чума и испанка), а во-вторых, что, наверное, еще более важно, другие авторы уже писали о возможности подобного развития событий. В эпилоге «Преступления и наказания» Раскольников видит кошмарный сон, в котором родившийся в Азии вирус распространяется по Европе и заражает множество людей; привидевшаяся герою романа моровая язва и ее носители трихины «одарены умом и волей». А ведь Достоевский написал свое гениальное произведение в 1866 году.
F: В вашей книге важна не столько природа вируса, сколько последствия эпидемии.
В «Особом мясе» я затрагиваю тему, которая очень волнует меня и в реальной жизни: это страх и все, что с ним связано. Ведь именно при помощи страха можно управлять населением целой страны: напуганному человеку можно легко внушить то, что еще вчера казалось ему невозможным. «Есть человеческое мясо — а что в этом такого? Поверь, это нормально!» И вот человек, испытывающий страх, уже следует тому, что ему твердят со всех сторон.
F: В романе вы поднимаете очень важный вопрос — показываете, какую роль играет в нашей жизни язык, слова. В мире романа едят «особое мясо», никто не говорит, что это человечина — многие слова под запретом. Удивительно, скольким вещам человек может найти приемлемое объяснение, если не называть их своими именами. Что для вас значит слово? Как вы работали над языком книги?
Слова невероятно сильны, именно они формируют реальность. Язык не бывает бесцельным и невинным, он всегда целенаправлен, всегда политичен. Слова, которые мы произносим (или решаем не произносить), являются средством нашего позиционирования себя в этом мире. Но роль языка не ограничивается помощью в создании окружающей реальности; помимо этого он является еще и каналом натурализации, овеществления ситуаций, на которые мы реагируем тем или иным образом именно в силу того, как они были нами названы и описаны. Вот почему мне казалось чрезвычайно важным показать важнейшую, едва ли не решающую роль, которую играет язык в создании того чудовищного нового мира-антиутопии, в котором узаконено поедание мяса одних людей другими.
Вы помните, как задумали роман?
Замысел формировался постепенно, долгими вечерами, которые я проводила в ресторане «Восемь-Одиннадцать», принадлежащем моему брату Гонсало Бастеррике (которому я и посвятила эту книгу). Гонсало является и шеф-поваром своего ресторана, его стиль — яркий, эффектный, почти шокирующий. В этом ресторане подают блюда высшего класса. Мой брат всегда исповедовал принцип осознанного питания. Многолетние поиски и исследования привели его к пониманию того, что еда может быть причиной болезней, но способна оказаться и лекарством, что мы действительно представляем собой то, что едим.
Я сама увлеклась этой темой, много читала, думала и постепенно меняла привычное питание. Результатом моих поисков среди прочего стало и то, что я практически отказалась от мяса. Когда это произошло, у меня словно пелена с глаз упала, я поняла, что не имею права употреблять этот продукт. Теперь для меня бифштекс — это просто часть мертвого тела, кусок трупа. Процесс формирования замысла книги, разумеется, был долгим и постепенным, но я хорошо запомнила один день, который стал поворотным: я просто шла по знакомой улице и обратила внимание на витрины мясной лавки, мимо которой проходила раньше не раз и не два. Увидев другими глазами трупы животных, подвешенные на крюках, я вдруг подумала: а почему бы здесь не висеть и человеческим трупам? В конце концов, мы ведь тоже животные, тоже своего рода мясо! Так и родилась идея этой книги.
F: Скотобойни, комбинаты, мясные лавки, разделка туш — все это описано в романе подробно и в то же время отстраненно, чтобы намеренно стереть грань между разными видами мяса. Но читатель при этом с первых строк знает, что речь идет о человечине — вы не даете ему прикинуться непонимающим. И если для героев книги прием умолчания — говорить о человечине просто как о разновидности мяса — работает как анестезия, на читателя он оказывает эффект прямо противоположный: на месте любого животного, которого забивают на еду, может оказаться человек. Это и было вашей целью?
Да, именно так. Я сконструировала вымышленный мир, в котором показываю, как создается новая матрица, как употребление человеческого мяса в пищу становится допустимым, а затем и входит в норму. Для того, чтобы это случилось, люди должны отказаться от эмоциональной оценки происходящего и посмотреть на ситуацию бесстрастно — как мы смотрим на многие традиции и привычки, подвергать разумность и уместность которых сомнению нам и в голову не приходит. Вот, например, матрица производства и потребления молока: молочная промышленность насаждает необходимость постоянного употребления в пищу коровьего молока. Но зададим себе несколько вопросов. Разве это молоко не было создано для того, чтобы вскармливать телят? Почему мы не употребляем в пищу молоко других млекопитающих — жирафов, крыс, медведей? Эта отрасль экономики наработала разнообразные механизмы убеждения и насаждения страхов. Нам говорят: «Без молока в организме не будет достаточного количества кальция, а это — прямой путь к болезням, например, к остеопорозу». Эти механизмы неизменно холодны и бесстрастны.
Таким образом, возвращаясь к вопросу, я хочу сказать, что отстраненность описания реалий мясной отрасли в моем романе является намеренной и даже нарочитой: читатель должен понять, как легко создается новая матрица, новый комплекс правил и ценностей, с помощью которых нас могут заставить принять и даже одобрить что-то, еще недавно казавшееся диким и невозможным.
F: Человек по природе хищник?
F: Читать книгу порой жутко, и это, безусловно, ваша цель. А как вы роман писали (с какими чувствами, насколько интенсивно)? Как вам физически и морально давалось погружение в реальность книги?
Я посвятила много времени — несколько месяцев — не только изучению тем каннибализма и прав животных, но и тому, как устроены и как функционируют скотобойни. Эта часть оказалась самой трудной. Я плакала и впадала в отчаяние, когда видела, как кричат свиньи, которые знают, что их вот-вот убьют, чтобы разделать на куски. Мне физически становилось плохо, когда я видела кадры, на которых с диких животных — еще живых! — сдирают шкуру. Этот этап исследований для предстоящей книги дался мне очень тяжело, зато, сев писать, я уже могла отстраниться, обуздать свои чувства и работать, не погружаясь в описываемые события эмоционально. Любопытно, что среди писателей есть те, кому для работы необходимо эмоциональное напряжение, какое-то возвышенное чувство. Для меня же сильные переживания — это проблема, препятствие, которое не дает сосредоточиться и начать творить.
F: Аугустина, я не знаю, как реагируют на книгу читатели европейские, но для русских тема второй мировой и нацизма еще не отболела. Поэтому первая мысль, которая возникает — что все это уже было. Нацисты, лагеря, эксперименты над евреями, отношение к людям, как к биоматериалу… Не нужно даже обсуждать, насколько реально и насколько возможно то, о чем вы пишете — наши дедушки и бабушки видели это своими глазами совсем недавно. Исследовали ли вы исторические источники, когда задумывали «Особое мясо»?
Спасибо за то, что затронули эту тему. Это страшные и очень важные вопросы, о которых мы в Аргентине знаем не понаслышке: подобные ужасы — часть нашей недавней истории. О таких вещах тяжело говорить, но я уверена, что российский читатель мгновенно все поймет и пропустит через себя, через историю своей страны.
Вы спрашиваете меня об отношении к нацизму. Вспомним, как люди сейчас относятся к нацистам. Как к чудовищам. На самом же деле большинство из них были просто чиновниками — бюрократами, выполнявшими свою работу при, обратите внимание, молчаливом согласии так называемых добропорядочных граждан. Так мы, сами того не осознавая (ну или делая вид, что не понимаем, что происходит), становимся соучастниками в совершаемом преступлении, в чудовищном проявлении насилия. Такое часто бывало в прошлом, такое происходит и сегодня.
В нашем мире много неравенства, несправедливости и насилия. Все это нужно менять, и едва ли не в первую очередь необходимо преодолеть веками сложившееся положение дел в области прав женщин
F: Как вы считаете, почему человечество плохо учится на ошибках прошлого?
Прочитав «Особое мясо», вы наверняка решили, что я принадлежу к лагерю тех, кто считает, что человечеству уже ничем не поможешь. На самом же деле, все наоборот. Этот роман — антиутопия, а значит, это предупреждение, призыв к переменам, но никак не свидетельство готовности сдаться. Я верю в человечество и в нашу способность меняться к лучшему.
F: Расскажите немного о том, как складывалась издательская судьба романа «Особое мясо». Я думаю, если бы в России автор, даже хорошо известный, пришел к издателю с подобной рукописью, он, скорее всего, получил бы отказ.
Прекрасно вас понимаю. Вполне вероятно, что в Аргентине все сложилось бы точно так же. Мне просто повезло: в 2017 году я представила «Особое мясо» на премии «Кларин». В Латинской Америке эта премия очень престижная, стать ее лауреатом означает не только получить некоторую сумму, но и гарантированно издать свою книгу в хорошем издательстве. Причем публикацию лауреата сопровождает активная рекламная кампания.
F: Это отличный аргумент для многих читателей, которых может отпугнуть тема. Вообще удивительно, что роман уже включили в школьную программу. Как это произошло?
Особое мясо книга о чем
…и его выражение было настолько человеческим.
Что оно наполнило меня ужасом…
Туша. Разрезанная пополам. Ошеломление. Линия убоя. Спрей-мойка. Эти слова возникают в его голове и поражают его. Уничтожают его. Но это не просто слова. Это кровь, густой запах, автоматизм, отсутствие мыслей. Они врываются в ночь, застают его врасплох. Когда он просыпается, его тело покрыто пленкой пота, потому что он знает, что его ждет еще один день расправы над людьми.
Никто не называет их так, думает он, прикуривая сигарету. Он не называет их так, когда ему приходится объяснять новому сотруднику цикл производства мяса. Они могут арестовать его за это, даже отправить на муниципальную скотобойню и обработать. Правильнее было бы назвать его убийцей, но это слово нельзя использовать. Пока он снимает свою промокшую рубашку, он пытается избавиться от настойчивой мысли, что они такие и есть: люди, выращенные как животные для употребления в пищу. Он идет к холодильнику и наливает себе холодной воды. Он пьет ее медленно. Его мозг предупреждает его, что есть слова, которые скрывают мир.
Есть слова, которые удобны, гигиеничны. Законны.
Он открывает окно; жара удушающая. Он стоит и курит, вдыхая тихий ночной воздух. С коровами и свиньями все было просто. Этому ремеслу он научился на «Кипарисе», мясокомбинате, доставшемся ему от отца. Правда, крики свиньи, с которой снимают кожу, могли ввести вас в оцепенение, но использовались защитные слуховые аппараты, и в конце концов это стало просто еще одним звуком. Теперь, когда он стал правой рукой босса, ему приходится следить за новыми сотрудниками и обучать их. Учить убивать – хуже, чем убивать. Он высовывает голову из окна. Вдыхает густой обжигающий воздух.
Ему хочется обезболить себя и жить, ничего не чувствуя. Действовать автоматически, наблюдать, дышать и ничего больше. Видеть все, понимать и не говорить. Но воспоминания есть, они остаются с ним.
Многие люди натурализовали то, что СМИ настойчиво называют «Переходом». Но он этого не сделал, потому что знает, что переход – это слово, которое не передает того, насколько быстрым и безжалостным был процесс. Одно слово для подведения итогов и классификации непостижимого. Пустое слово. Изменение, трансформация, сдвиг: синонимы, которые на первый взгляд означают одно и то же, хотя выбор одного из них говорит об особом взгляде на мир. Они все натурализовали каннибализм, думает он. Каннибализм, еще одно слово, которое может создать ему большие проблемы.
Он помнит, как они объявили о существовании ГГБ. Массовая истерия, самоубийства, страх. После ГГБ животных больше нельзя было есть, потому что они были заражены вирусом, смертельным для человека. Такова была официальная линия. Эти слова имеют вес, необходимый для того, чтобы одурманить нас, подавить все сомнения, думает он.
Босиком он идет по дому. После ГГБ мир окончательно изменился. Пробовали вакцины, противоядия, но вирус сопротивлялся и мутировал. Он помнит статьи, в которых говорилось о мести веганов, другие – об актах насилия над животными, врачей на телевидении, объяснявших, что делать с недостатком белка, журналистов, подтверждавших, что лекарства от вируса животных пока нет. Он вздыхает и прикуривает очередную сигарету.
Он одинок. Его жена ушла жить к своей матери. Не то чтобы он по ней скучал, но пустота в доме не дает ему уснуть, беспокоит его. Он берет с полки книгу. Больше не уставая, он включает свет, чтобы почитать, затем выключает его. Он трогает шрам на руке. Это случилось давно, и он больше не болит. Это была свинья. Он был очень молод, только начинал работать и не знал, что мясо нужно уважать, пока мясо не укусило его и чуть не оторвало ему руку. Бригадир и остальные не могли остановиться от смеха. Ты крещеный, сказали они. Его отец ничего не сказал. После этого укуса они перестали видеть в нем сына босса, и он стал одним из членов команды. Но ни команды, ни перерабатывающего завода «Кипарис» не существует, думает он.
Он берет телефон. Есть три пропущенных звонка от его тещи. Ни одного от жены.
Как далеко мы можем зайти, нормализуя жестокость? Роман «Особое мясо» переведён на русский язык
Книга аргентинской писательницы Агустины Бастеррики, о которой мы рассказывали вам в мае этого года, выходит на русском языке в издательстве NoAge в октябре. «Искусно и иронично, она рисует ужасающий портрет человечества, готового на все ради удовлетворения своих потребностей, в том числе и за собственный счёт», — газета Le Monde.
Если вы давно знакомы с философией веганства, то наверняка не раз поражались, как общество могло нормализовать и легализовать совершенно немыслимую жестокость по отношению к животным, которая совершается ежедневно ради удовлетворения человеческих интересов. Это кажется диким, бесчеловечным, ужасающим. Но что если бы мы больше не смогли использовать животных? Агустина Бастеррика описывает один из возможных исходов, ожидающих нас в будущем.
В романе (как и в нашей сегодняшней реальности) мир потрясает эпидемия, в результате которой мясо животных становится непригодным в пищу. Главный герой, Маркос Техо, работает заместителем директора завода, и каждый день осуществляет контроль над процессом выращивания людей на убой. Л егализованный и налаженный в промышленных масштабах каннибализм предстает не чем-то из области фантастики, а необходимым фактором для поддержания и продолжения жизни. Во всяком случае, большинство из тех, кто ест «особое мясо», поддерживает данную точку зрения. Главное — не называть вещи своими именами.
«Он не называет это мясо ни «особым», ни «специальным». У него в обиходе технические термины и определения. Эти слова служат для описания тех, кто биологически является человеком, но никогда не станет индивидуальностью, личностью, кто рождается, живёт и умирает как продуктовое сырье. Их считают по головам, их отправляют на перерботку, их выгружают в приёмном отсеке и гонят на линию забоя. Этот конвейер должен работать ритмично и бесперебойно, экскременты должны быть собраны и проданы как удобрения, а выемка и разбор внутренностей должны происходить в секторе разделки. Никто, никто не имеет права называть их людьми, потому что, назвав их так, ты наделяешь их свойствами личности. Нет, их дозволено именовать только мясом или продуктом. Все их так и называют. Все, кроме него. Потому что он больше всего хочет, чтобы ему вообще не приходилось называть их — никак: ни именем, ни термином», — отрывок из книги.
Однажды Маркос влюбляется в «самку» (девушку, уготованную на съедение) и сталкивается с конфликтом внутри себя. Он может либо спасти девушку и погубить себя, либо оставить всё, как есть.
Ознакомившись с сюжетом, начинаешь понимать важность названия книги. Здесь мы задумываемся, насколько большую роль играет то, как мы называем тех, кого едим, носим, на ком проводим эксперименты, на кого охотимся и т.д. Быть может животные, подобно нам, людям, имеют личность, индивидуальность, чувства, желания, характер, которые мы не хотим замечать и потому именуем их «мясом», «дичью», «натуральной кожей», «шерстью», «питомцами», «моделями для опытов»? Те, у кого хоть однажды была кошка или собака знают, как много в нас общего. Так может пора начать относится к ним, как к живым существам, а не товарам, иначе где гарантии, что однажды в истории человек не обесценит представителей своего вида схожим образом?
Потребление мяса в Европе за 3 месяца сократилось на 20%
«В конечном счете, данная антиутопия нужна, в первую очередь, для того, чтобы предостеречь от подобного сценария в будущем. Ведь самые ужасные зверства совершаются с молчаливого согласия большинства.
«Особое мясо» — как холодный душ, который, при правильном соблюдении условий, способен стать лекарством от яда, расползающегося в обществе, где, как благо, порой подаются вещи, подчас являющиеся красноречивым признаком падения», — отмечает издатель.
Роман «Особое мясо» впервые был опубликован в Аргентине в декабре 2017 года и с тех пор его перевели на 10 языков. Планируется выпуск телесериала на основе книги. В октябре книга будет доступна для покупки русскоязычным пользователям на сайте издательского дома «Поляндрия No Age». Больше узнать о романе и об авторке можно в нашей предыдущей статье.
Особое мясо книга о чем
Я сейчас читаю. | Отзывы о книгах запись закреплена
Москва.
02.02.21.
18:56
Агустина Бастеррика, «Особое мясо».
«Особое мясо» — это мясо человеческое.
Книга Агустины Бастеррики с самого начала не скрывает, что речь пойдет о каннибализме. И это никакая не кульминация, а только отправная точка истории. В антиутопии «Особое мясо» действие происходит в недалёком будущем после страшной эпидемии. В мире романа из-за ужасного вируса мясо абсолютно всех животных стало непригодным для еды. Животные опасны для человека, их уничтожают. Но человечество невероятно привыкло к животному белку и не может обходиться морковкой и соей. Что происходит дальше — легко догадаться. С первых строчек мы попадаем прямиком в мир, где узаконено то, что ещё вчера казалось совершенно немыслимым. Каннибализм становится не единичным вопиющим случаем, а общепринятым, регламентированным и узаконенным во всём мире бизнесом. Людей начинают выращивать на еду. И этот легализованный и налаженный в промышленных масштабах каннибализм подаётся как необходимое условие для поддержания и продолжения жизни. Во всяком случае, так считают те, кто ест «особое мясо». Запрет один — говорить о том, что это человечина. И, оказывается, когда вещи не называются своими именами, люди готовы на что угодно. Действительно, большая политика и пожирание друг друга, пусть и метафорическое, часто неотделимы друг от друга.
«Человек — существо сложное и многогранное. Меня завораживают как самые тёмные наши стороны — низость, предательство, — так и возвышенные проявления человеческой природы. Будь мы все чисты и непорочны, наша жизнь представляла бы из себя сплошную серую унылость».
«Особое мясо» — роман специально агрессивный. Особо впечатлительным натурам книга может показаться жестокой — так и есть. Бастеррика не щадит своего читателя, дотошно и натуралистично описывая все процессы: от забоя «экземпляров» до переработки людей, снятия с них кожи и превращения её в сырьё для изделий. Хорошо, что примерно к окончанию первой трети романа Бастеррика берёт себя в руки и вспоминает, что пишет историю совестливого человека, оказавшегося в мире, чья новая мораль вызывает отвращение. Именно в этот момент за историей становится наблюдать по-настоящему интересно.
«Один из рабочих берёт голову и относит на отдельно стоящий стол. Там он вынимает из глазниц глаза и кладёт их на поднос под табличкой «Глаза». Открыв голове рот, он вырезает язык и кладет его на поднос под табличкой «Языки». Затем он отрезает уши и кладёт их на поднос под табличкой «Уши». Орудуя долотом и молотком, он наносит ряд аккуратных ударов по кругу в нижней части головы. Отколов по намеченному контуру часть черепа, он так же осторожно вынимает мозг и кладëт его на поднос с надписью «Мозги».
Техника автора совершенно элементарна и в некоторой степени манипулятивна — поставить людей на место убиваемых в промышленных масштабах животных, чтобы шокировать уязвимую аудиторию. И когда узнаëшь, что Агустина Бастеррика — убеждённая вегетарианка, не удивляешься еë художественному решению. Однако маловероятно, что фанатичные мясоеды смогут обвинить писателя в популяризации растительного питания — в романе нет проповеднических интонаций или морализаторства. Особенность книги, в целом, в другом — она как бы выводит тему каннибализма из автоматизма культурного восприятия, подчёркивая его чудовищность и омерзительность.
В современном искусстве каннибализм часто эстетизируется (в основном в кино — например, экранное воплощение Ганнибала Лектера), а «Особое мясо» с его натуралистическими фрагментами нейтрализует всю постмодернистскую игру вокруг антропофагии, смывая популярный кинолоск потоком пролитой крови.
«Через некоторое время люди ко всему привыкли. Всплыли старые названия частей туши, применявшиеся при разделке свиней. Кисти рук стали «передними лапками», а потом и «ладошками»; «задними лапками» называли ноги. Эти ласкательные названия помогали преодолеть страх. Маркетологи это заметили, и новые каталоги составлялись уже с использованием таких убаюкивающих терминов».
«Особое мясо» — жуткая и великолепная книга. Это роман, который потрясает и заставляет иначе взглянуть на многие привычные вещи. Скажу честно, это тот редкий случай, когда решение прочесть книгу принимаешь мгновенно, при первом же взгляде на обложку. Книга выглядит так, будто вы держите в руках упаковку незамороженного мяса — плёнка, структура мяса с прожилками, ценник — такие упаковки мы регулярно берём в руки в магазине. Только на ценнике, возле веса, там, где обычно нарисована пиктограмма курицы или свиньи — крошечное изображение человека.
Кому я могу порекомендовать историю, написанную Агустиной Бастеррикой? Я думаю, что к прочтению она будет интересна тем, кто, во-первых, любит разнообразную литературу; во-вторых, кому импонируют нетривиальные книги; также тому, кому нравится подумать, и тем, кого не пугают шокирующие подробности. На самом деле, если вы любите хорроры, то тоже смело можете читать эту книгу, — она вам понравится и покажется очень интересной. Кому я абсолютно не рекомендую к прочтению: людям с неустойчивой психикой; кто не любит хорроры и шокирующие истории; беременным; особенно впечатлительным и легко ранимым людям; кому не нравится читать про разделывания туш, про кровь, кишки, расчленёнку в целом; и, возможно, подросткам из-за возрастного цензора, который 18 +.
Роман заслуживает хорошую оценку тем, что он может зацепить своей концепцией и что не оставит равнодушным того, кто его прочитает. Книга ещё заставляет задуматься, посмотреть по сторонам, подумать о том, как мы относимся к окружающим нас людям.
«Особое мясо» — это не просто книга с впечатлительными и трешовыми подробностями, это что-то более детальное и более глубокое. Как я уже писала ранее, произведение ни к чему не призывает; здесь нет вегетарианской отсылки к отказу от мяса животных (по типу аллегории, мол, поставьте себя на место животных). Книга может напугать и заставить переосмыслить некоторые моменты.
Читать ли литературное творение Агустины Бастеррики или нет — выбор каждого. Просто будьте настороже: в романе не всё так легко и приятно. Но лично мне всё понравилось. Почитала бы ещё что-нибудь похожее на концепцию автора.
«А что касается особого мяса — так ведь с его появлением появилась возможность решить проблему перенаселённости, снизить уровень бедности — и при всей его дороговизне — почти искоренить голод. У каждого живого существа своё предназначение. Предназначение мясного скота — быть забитым и съеденным».