о мой жребий о горечь мук о сиянье красоты проклятой

жребий-6

Рафаэль Санти – Суд Соломона

Их просьбу, Ио, отвергать не следует.\ Они же сестры твоего отца. Где плач\ О жребии несчастном слезы горькие\ И состраданье слушателей вызовет,\ Там и помешкать можно, там и слов не жаль. Эсхил 443-444 гг. до н. э. Перевод Семена Апта ПРОМЕТЕЙ

«Но кто же смертный сей, сын таинства священный?\ Кому твой промысл дал сей жребий возвышенный?\ На сей ли он земле счастливой порожден,\ От нимф ли родшая или от смертных жен? Николай Гнедич 1816 Рождение Гомера\Поэма

Барий от смеха чуть мог удержаться, закрывшись салфеткой.\ А Балатрон, всегдашний насмешник, воскликнул: «Таков уж\ Жребий всех человеков; такая судьба их, что слава\ Никогда их трудов не заплатит достойной наградой! Квинт Гораций Флакк. Перевод М. Дмитриева САТИРЫ\ КНИГА ВТОРАЯ\8

Вотще, вотще нам жребий тленный\ Сулят развратные умы.\ По глыбе сей земли презренной\ Лишь путешественники мы,\ Лишь пришлецы страны небесной;\ И рано, поздно ли – назад\ Нам должно предпринять возврат\ В час совершенно неизвестный,\ Когда ударит звук трубы\ 50 Самодержавныя судьбы. Иван Кованько 1803 К БАРДАМ ПОТОМСТВА

Дети мои! Что бог судил, должно и вам\ Не ропща нести всечасно;\ Бросьте вздохи, бросьте слезы:\ Ваш жребий хулы не встретит. Софокл. Перевод Ф. Ф. Зелинского ЭДИП В КОЛОНЕ

Не раз, гора, к твоим стопам могучим\ Влеком бывал я жребием летучим.\ Сегодня вновь мой новый юный рай\ На склонах мягких обрести мне дай!\ Как вы, холмы, эдема я достоин:\ Как ваш простор, мой каждый день спокоен. Иоганн Вольфганг Гете. Перевод В.Левика ИЛЬМЕНАУ 1783

Источник

Евгений Онегин (опера)/Действие третье

Картина шестая [ править ]

Бал у одного из петербургских сановников. Гости танцуют полонез. Онегин смотрит на танцующих.

20. Сцена, экосез и ария Гремина.

ОНЕГИН (про себя).
И здесь мне скучно!
Блеск и суета большого света не рассеют
Вечной томительной тоски!
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов,
До двадцати шести годов,
Томясь бездействием досуга,
без службы, без жены, без дел;
Себя занять я не сумел.
Мной овладело беспокойство,
Охота к перемене мест,
Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест!
Оставил я свои селенья,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ко мне являлась каждый день!
Я начал странствия без цели
Доступный чувству одному.
И что ж? К несчастью моему
И странствия мне надоели!
Я возвратился и попал,
Как Чацкий, с корабля на бал!

Гости танцуют экосез. Онегин отходит в сторону. На него обращают внимание. Входит князь Гремин под руку с Татьяной.

ГОСТИ. Княгиня Гремина! Смотрите! Смотрите!

Гости почтительно расступаются перед Греминым и Татьяной.

ГРУППА МУЖЧИН. Которая?

ДРУГАЯ ГРУППА. Сюда взгляните!

ДАМЫ. Вот та, что села у стола.

МУЖЧИНЫ. Беспечной прелестью мила!

ОНЕГИН (вглядываясь в Татьяну, про себя)
Ужель Татьяна. Точно. Нет!
Как! Из глуши степных селений?!
Не может быть. Не может быть.
И как проста, как величава,
Как небрежна.
Царицей кажется она!

(Онегин отводит в сторону Гремина).

ТАТЬЯНА (гостям).
Скажите, кто это. Там с мужем?
Не разгляжу.

ГОСТИ.
Чудак придворный,
Печальный, странный сумасброд.
В чужих краях он был. И вот,
Вернулся к нам теперь Онегин!

ГОСТИ. Он известен вам?

ТАТЬЯНА
Сосед он по деревне нам.
(Про себя.) О, Боже! помоги мне скрыть,
Души ужасное волненье.

ОНЕГИН (Гремину).
Скажи мне, князь, не знаешь ты,
Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?

ГРЕМИН.
Ага, давно ж ты не был в свете!
Постой, тебя представлю я.

ОНЕГИН. Да кто ж она?

ОНЕГИН.
Так ты женат? Не знал я ране!
Давно ли?

ГРЕМИН. Около двух лет.

ГРЕМИН. Ты ей знаком?

ГРЕМИН
Любви все возрасты покорны,
Ее порывы благотворны
И юноше в расцвете лет
Едва увидевшему свет,
И закаленному судьбой
Бойцу с седою головой!

Онегин, я скрывать не стану,
Безумно я люблю Татьяну!
Тоскливо жизнь моя текла;
Она явилась и зажгла,
Как солнца луч среди ненастья,
Мне жизнь и молодость,
Да, молодость и счастье!

Среди лукавых, малодушных,
Шальных, балованных детей,
Злодеев и смешных и скучных,
Тупых, привязчивых судей,
Среди кокеток богомольных,
Среди холопьев добровольных,
Среди вседневных модных сцен,
Учтивых ласковых измен,
Среди холодных приговоров
Жестокосердой суеты,
Среди досадной пустоты
Расчетов, дум и разговоров,
Она блистает, как звезда
Во мраке ночи, в небе чистом
И мне является всегда
В сиянье ангела, в сиянье ангела лучистом.

Любви все возрасты покорны,
Ее порывы благотворны
И юноше в расцвете лет
Едва увидевшему свет,
И закаленному судьбой
Бойцу с седою головой!

Онегин, я скрывать не стану,
Безумно я люблю Татьяну!
Тоскливо жизнь моя текла;
Она явилась и зажгла,
Как солнца луч среди ненастья,
И жизнь, и молодость,
Да, молодость и счастье!
И жизнь, и молодость, и счастье!

Итак, пойдем, тебя представлю я.

Гремин подводит Онегина к Татьяне.

21. Сцена и ариозо Онегина, экосез.

ГРЕМИН (Татьяне).
Мой друг, позволь тебе представить
Родню и друга моего,
Онегина!

ТАТЬЯНА (Онегину).
Я очень рада.
Встречались прежде с вами мы!

ОНЕГИН. В деревне, да. давно.

ТАТЬЯНА. Откуда? Уж не из наших ли сторон?

ОНЕГИН.
О нет!
Из дальних странствий я возвратился.

ТАТЬЯНА (Гремину). Друг мой, устала я!

Татьяна уходит, опираясь на руку Гремина. Онегин провожает ее глазами.

ОНЕГИН. (про себя).
Ужель та самая Татьяна,
Которой я наедине,
В глухой, далекой стороне
В благом пылу нравоученья,
Читал когда-то наставленья?

Та девочка, которой я
Пренебрегал в смиренной доле?
Ужели то она была
Так равнодушна, так смела?

Но что со мной? Я как во сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада, суетность иль вновь,
Забота юности – любовь?

Онегин быстро уходит. Гости танцуют экосез.

Картина седьмая. [ править ]

Комната в доме князя Гремина. Татьяна читает письмо Онегина.

22. Заключительная сцена

ТАТЬЯНА (плача).
О! Как мне тяжело! Опять Онегин
Стал на пути моем, как призрак беспощадный!
Он взором огненным мне душу возмутил,
Он страсть заглохшую так живо воскресил,
Как будто снова девочкой я стала,
Как будто с ним меня ничто не разлучало!

Входит Онегин. Увидев Татьяну, он быстро подходит к ней и падает перед ней на колени.

Довольно, встаньте, я должна
Вам объясниться откровенно.
Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас,
Судьба свела и так смиренно
Урок ваш выслушала я?

ОНЕГИН.
О, сжальтесь, сжальтесь надо мною!
Я так ошибся, я так наказан!

ТАТЬЯНА.
Онегин! Я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была!
И я любила вас, но что же
Что в вашем сердце я нашла,
Какой ответ? Одну суровость!
Не правда ль, вам была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче.

Боже, стынет кровь,
Как только вспомню взгляд холодный
И эту проповедь!
Но вас я не виню.
В тот страшный час
Вы поступили благородно
Вы были правы предо мной.
Тогда, не правда ли, в пустыне.
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась; что ж ныне
Меня преследуете вы?
Зачем у вас я на примете?
Не потому ль, что в высшем свете
Теперь являться я должна,
Что я богата и знатна,
Что муж в сраженьях изувечен,
Что нас за то ласкает двор?
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми быть замечен
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь?

ОНЕГИН.
Ах! О, Боже!
Ужель, ужель в мольбе моей смиренной
Увидит ваш холодный взор
Затеи хитрости презренной?
Меня терзает ваш укор!

Когда б вы знали, как ужасно
Томиться жаждою любви,
Пылать и разумом всечасно
Смирять волненье в крови,
Желать обнять у вас колени
И, зарыдав у ваших ног,
Излить мольбы, признанья, пени,
Всё, всё, что выразить бы мог!

ОНЕГИН.
Плачьте, эти слёзы
Дороже всех сокровищ мира!

ТАТЬЯНА.
Ах! Счастье было так возможно,
Так близко! Так близко!

ТАТЬЯНА, ОНЕГИН
Счастье было так возможно,
Так близко! Так близко! Близко!

ТАТЬЯНА.
Но судьба моя уж решена,
И безвозвратно!

Я вышла замуж, вы должны,
Я вас прошу меня оставить!

ОНЕГИН.
Оставить?! Оставить?!
Как. вас оставить?
Нет! Нет!
Поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами.
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами,
Внимать вам долго, понимать
Душой все ваше совершенство,
Пред вами в страстных муках замирать,
Бледнеть и гаснуть:
Вот блаженство,
Вот одна мечта моя, одно блаженство!

ТАТЬЯНА.
Онегин, в вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь!

ОНЕГИН.
Я не могу оставить вас!

ТАТЬЯНА
Евгений! Вы должны,
Я вас прошу меня оставить.

ОНЕГИН.
О, сжальтесь!

ТАТЬЯНА.
Зачем скрывать, зачем лукавить,
Я вас люблю!

ОНЕГИН
Что слышу я?
Какое слово ты сказала!
О, радость! Жизнь моя!
Ты прежнею Татьяной стала!

ТАТЬЯНА.
Нет! Нет!
Прошлого не воротить!
Я отдана теперь другому,
Моя судьба уж решена.
Я буду век ему верна.

ОНЕГИН.
О, не гони, меня ты любишь!
И не оставлю я тебя
Ты жизнь свою напрасно сгубишь!
То воля неба: ты моя!
Вся жизнь твоя была залогом
Соединения со мной!
И знай: тебе я послан Богом.
До гроба я хранитель твой!
Не можешь ты меня отринуть,
Ты для меня должна покинуть
Постылый дом, и шумный свет,
Тебе другой дороги нет!

ТАТЬЯНА..
Онегин, я тверда останусь.

ОНЕГИН.
Нет, не можешь ты. меня отринуть.

ТАТЬЯНА
. судьбой другому. я дана,
С ним буду жить и не расстанусь;

ОНЕГИН
Ты для меня. должна покинуть
Всё, всё..
Постылый дом и шумный свет!
Тебе другой дороги нет!

О, не гони меня, молю!
Меня ты любишь;
Ты жизнь свою напрасно сгубишь!
Ты моя, навек моя!

ТАТЬЯНА
. Нет, клятвы помнить я должна!
(Про себя.) Глубоко в сердце проникает,
Его отчаянный призыв
Но, пыл преступный подавив,
Долг чести суровый, священный
Чувство побеждает!

ТАТЬЯНА. Я удаляюсь!

ОНЕГИН. Нет! Нет! Нет! Нет!

ОНЕГИН. О, молю: не уходи!

ТАТЬЯНА. Нет, я тверда останусь!

ОНЕГИН. Люблю тебя, люблю тебя!

ТАТЬЯНА. Оставь меня!

ТАТЬЯНА. Прощай навек!

ОНЕГИН
Позор. Тоска.
О, жалкий жребий мой!

Источник

Поэты Серебрянного века, Александр Блок

* * *
В день холодный, в день осенний
Я вернусь туда опять
Вспомнить этот вздох весенний,
Прошлый образ увидать.

Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.Поэты Серебрянного века,

Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле.
Во мгле, что со мною всегда на земле.

За то, что ты светлой невестой была,
За то, что ты тайну мою отняла.

За то, что связала нас тайна и ночь,
Что ты мне сестра, и невеста, и дочь.

За цепи мои и заклятья твои.
За то, что над нами проклятье семьи.

За то, что не любишь того, что люблю.
За то, что о нищих и бедных скорблю.

Отмстить малодушным, кто жил без огня,
Кто так унижал мой народ и меня!

Кто запер свободных и сильных в тюрьму,
Кто долго не верил огню моему.

Кто хочет за деньги лишить меня дня,
Собачью покорность купить у меня.

И нежности ядом убита душа,
И эта рука не поднимет ножа.

Но люблю я тебя и за слабость мою,
За горькую долю и силу твою.

И двойственно нам приказанье судьбы:
Мы вольные души! Мы злые рабы!

Воскреснем? Погибнем? Умрем?
17 августа 1906

31 декабря 1900 года

Тайно сердце просит гибели.
Сердце легкое, скользи.
Вот меня из жизни вывели
Снежным серебром стези.

Как над тою дальней прорубью
Тихий пар струит вода,
Так своею тихой поступью
Ты свела меня сюда.

Завела, сковала взорами
И рукою обняла,
И холодными призорами
Белой смерти предала.

И в какой иной обители
Мне влачиться суждено,
Если сердце хочет гибели,
Тайно просится на дно?
12 января 1907
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

* * *
Свобода смотрит в синеву.
Окно открыто. Воздух резок.
За желто-красную листву
Уходит месяца отрезок.

Как и тогда, звенит окно.
Но голос мой, как воздух свежий,
Пропел давно, замолк давно
Под тростником у прибережий.

Как бледен месяц в синеве,
Как золотится тонкий волос.
Как там качается в листве
Забытый, блеклый, мертвый колос.
10 октября 1902
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

Сердце предано метели

Сверкни, последняя игла,
В снегах!

Встань, огнедышащая мгла!
Взмети твой снежный прах!

Я всех забыл, кого любил,
Я сердце вьюгой закрутил,
Я бросил сердце с белых гор,
Оно лежит на дне!

Я сам иду на твой костер!
Сжигай меня!

Пронзай меня,
Крылатый взор,
Иглою снежного огня!
13 января 1907
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

* * *
Сны раздумий небывалых
Стерегут мой день.
Вот видений запоздалых
Пламенная тень.

Все лучи моей свободы
Заалели там.
Здесь снега и непогоды
Окружили храм.

Дни свиданий, дни раздумий
Стерегут в тиши.
Ждать ли пламенных безумий
Молодой души?

Иль, застывши в снежном храме
Не открыв лица,
Встретить брачными дарами
Вестников конца?
3 февраля 1902
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

* * *
Старинные розы
Несу, одинок,
В снега и в морозы,
И путь мой далек.
И той же тропою,
С мечом на плече,
Идет он за мною
В туманном плаще.
Идет он и знает,
Что снег уже смят,
Что там догорает
Последний закат,
Что нет мне исхода
Всю ночь напролет,
Что больше свобода
За мной не пойдет.
И где, запоздалый,
Сыщу я ночлег?
Лишь розы на талый
Падают снег.
Лишь слезы на алый
Падают снег.
Тоскуя смертельно,
Помочь не могу.
Он розы бесцельно
Затопчет в снегу.
4 ноября 1908
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

* * *
Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух.
Да, таким я и буду с тобой:
Не для ласковых слов я выковывал дух,
Не для дружб я боролся с судьбой.

Ты и сам был когда-то мрачней и смелей,
По звездам прочитать ты умел,
Что грядущие ночи — темней и темней,
Что ночам неизвестен предел.

Вот — свершилось. Весь мир одичал, и окрест
Ни один не мерцает маяк.
И тому, кто не понял вещания звезд,—
Нестерпим окружающий мрак.

И у тех, кто не знал, что прошедшее есть,
Что грядущего ночь не пуста,—
Затуманила сердце усталость и месть,
Отвращенье скривило уста.

Было время надежды и веры большой —
Был я прост и доверчив, как ты.
Шел я к людям с открытой и детской душой,
Не пугаясь людской клеветы.

А теперь — тех надежд не отыщешь следа,
Всё к далеким звездам унеслось.
И к кому шел с открытой душою тогда,
От того отвернуться пришлось.

И сама та душа, что, пылая, ждала,
Треволненьям отдаться спеша,—
И враждой, и любовью она изошла,
И сгорела она, та душа.

И остались — улыбкой сведенная бровь,
Сжатый рот и печальная власть
Бунтовать ненасытную женскую кровь,
Зажигая звериную страсть.

Не стучись же напрасно у плотных дверей,
Тщетным стоном себя не томи:
Ты не встретишь участья у бедных зверей
Называвшихся прежде людьми.

Ты — железною маской лицо закрывай,
Поклоняясь священным гробам,
Охраняя железом до времени рай,
Недоступный безумным рабам.
9 июня 1916
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

* * *
Увижу я, как будет погибать
Вселенная, моя отчизна.
Я буду одиноко ликовать
Над бытия ужасной тризной.

Пусть одинок, но радостен мой век,
В уничтожение влюбленный.
Да, я, как ни один великий человек,
Свидетель гибели вселенной.
26 июня 1900
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

Дорога, под луной бела,
Казалось, полнилась шагами.
Там только чья-то тень брела
И опустилась за холмами.

И вот, слышнее звон копыт,
И белый конь ко мне несется.
И стало ясно, кто молчит
И на пустом седле смеется.

* * *
Я вышел. Медленно сходили
На землю сумерки зимы.
Минувших дней младые были
Пришли доверчиво из тьмы.

Пришли и встали за плечами,
И пели с ветром о весне.
И тихими я шел шагами,
Провидя вечность в глубине..

О, лучших дней живые были!
Под вашу песнь из глубины
На землю сумерки сходили
И вечности вставали сны.
25 января 1901, С.-Петербург
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

* * *
Я к людям не выйду навстречу,
Испугаюсь хулы и похвал.
Пред Тобой Одною отвечу,
За то, что всю жизнь молчал.

Летит на тройке, потонуло
В снегу времен, в дали веков.
И только душу захлестнуло
Сребристой мглой из-под подков.

В глухую темень искры мечет,
От искр всю ночь, всю ночь светло.
Бубенчик под дугой лепечет
О том, что счастие прошло.

И только сбруя золотая
Всю ночь видна. Всю ночь слышна.
А ты, душа. душа глухая.
Пьяным пьяна. пьяным пьяна.
26 октября 1908
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

Кто поймет, измерит оком,
Что за этой синей далью?
Лишь мечтанье о далеком
С непонятною печалью.
17 февраля 1900
Александр Блок. Лирика.
Москва: Правда, 1988.

* * *
Разгораются тайные знаки
На глухой, непробудной стене
Золотые и красные маки
Надо мной тяготеют во сне.

К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы.
Лермонтов

* * *
Разверзлось утреннее око,
Сиянье льется без конца.
Мой дух летит туда, к Востоку,
Навстречу помыслам творца.
Когда я день молитвой встречу
На светлой утренней черте,-
Новорожденному навстречу
Пойду в духовной чистоте.
И после странствия земного
В лучах вечернего огня
Душе легко вернуться снова
К молитве завтрашнего дня.
14 марта 1900
Александр Блок. Собрание сочинений
Москва, Ленинград: Художественная литература, 1960.

Сердитый взор бесцветных глаз.
Их гордый вызов, их презренье.
Всех линий — таянье и пенье.
Так я Вас встретил в первый раз.
В партере — ночь. Нельзя дышать.
Нагрудник черный близко, близко.
И бледное лицо. и прядь
Волос, спадающая низко.
О, не впервые странных встреч
Я испытал немую жуткость!
Но этих нервных рук и плеч
Почти пугающая чуткость.
В движеньях гордой головы
Прямые признаки досады.
(Так на людей из-за ограды
Угрюмо взглядывают львы).
А там, под круглой лампой, там
Уже замолкла сегидилья,
И злость, и ревность, что не к Вам
Идет влюбленный Эскамильо,
Не Вы возьметесь за тесьму,
Чтобы убавить свет ненужный,
И не блеснет уж ряд жемчужный
Зубов — несчастному тому.
О, не глядеть, молчать — нет мочи,
Сказать — не надо и нельзя.
И Вы уже (звездой средь ночи),
Скользящей поступью скользя,
Идете — в поступи истома,
И песня Ваших нежных плеч
Уже до ужаса знакома,
И сердцу суждено беречь,
Как память об иной отчизне,—
Ваш образ, дорогой навек.
А там: Уйдем, уйдем от жизни,
Уйдем от грустной этой жизни!
Кричит погибший человек.
И март наносит мокрый снег.
25 марта 1914
Александр Блок. Собрание сочинений
Ленинград: Художественная литература, 1980.

Выхожу я в путь, открытый взорам,
Ветер гнет упругие кусты,
Битый камень лег по косогорам,
Желтой глины скудные пласты.

Разгулялась осень в мокрых долах,
Обнажила кладбища земли,
Но густых рябин в проезжих селах
Красный цвет зареет издали.

Вот оно, мое веселье, пляшет
И звенит, звенит, в кустах пропав!
И вдали, вдали призывно машет
Твой узорный, твой цветной рукав.

Кто взманил меня на путь знакомый,
Усмехнулся мне в окно тюрьмы?
Или — каменным путем влекомый
Нищий, распевающий псалмы?

Нет, иду я в путь никем не званый,
И земля да будет мне легка!
Буду слушать голос Руси пьяной,
Отдыхать под крышей кабака.

Запою ли про свою удачу,
Как я молодость сгубил в хмелю.
Над печалью нив твоих заплачу,
Твой простор навеки полюблю.

Много нас — свободных, юных, статных —
Умирает, не любя.
Приюти ты в далях необъятных!
Как и жить и плакать без тебя!
Июль 1905, Рогачевское шоссе
Александр Блок. Собрание сочинений
Ленинград: Художественная литература, 1980.

Последнее напутствие
Боль проходит понемногу,
Не навек она дана.
Есть конец мятежным стонам.
Злую муку и тревогу
Побеждает тишина.

Ты смежил больные вежды,
Ты не ждешь — она вошла.
Вот она — с хрустальным звоном
Преисполнила надежды,
Светлым кругом обвела.

Слышишь ты сквозь боль мучений,
Точно друг твой, старый друг,
Тронул сердце нежной скрипкой?
Точно легких сновидений
Быстрый рой домчался вдруг?

Это — легкий образ рая,
Это — милая твоя.
Ляг на смертный одр с улыбкой,
Тихо грезить, замыкая
Круг постылый бытия.

Протянуться без желаний,
Улыбнуться навсегда,
Чтоб в последний раз проплыли
Мимо, сонно, как в тумане,
Люди, зданья, города.

Чтобы звуки, чуть тревожа
Легкой музыкой земли,
Прозвучали, потомили
Над последним миром ложа
И в иное увлекли.

Лесть, коварство, слава, злато —
Мимо, мимо, навсегда.
Человеческая тупость —
Всё, что мучило когда-то,
Забавляло иногда.

Нет. еще леса, поляны,
И проселки, и шоссе,
Наша русская дорога,
Наши русские туманы,
Наши шелесты в овсе.

А когда пройдет всё мимо,
Чем тревожила земля,
Та, кого любил ты много,
Поведет рукой любимой
В Елисейские поля.
14 мая 1914
Александр Блок. Собрание сочинений.
Ленинград: Художественная литература, 1980.

Ты и во сне необычайна.
Твоей одежды не коснусь.
Дремлю — и за дремотой тайна,
И в тайне — ты почиешь, Русь.

Русь, опоясана реками
И дебрями окружена,
С болотами и журавлями,
И с мутным взором колдуна,

Где разноликие народы
Из края в край, из дола в дол
Ведут ночные хороводы
Под заревом горящих сел.

Где ведуны с ворожеями
Чаруют злаки на полях
И ведьмы тешатся с чертями
В дорожных снеговых столбах.

Где буйно заметает вьюга
До крыши — утлое жилье,
И девушка на злого друга
Под снегом точит лезвее.

Где все пути и все распутья
Живой клюкой измождены,
И вихрь, свистящий в голых прутьях,
Поет преданья старины.

Так — я узнал в моей дремоте
Страны родимой нищету,
И в лоскутах ее лохмотий
Души скрываю наготу.

Тропу печальную, ночную
Я до погоста протоптал,
И там, на кладбище ночуя,
Подолгу песни распевал.

И сам не понял, не измерил,
Кому я песни посвятил,
В какого бога страстно верил,
Какую девушку любил.

Живую душу укачала,
Русь, на своих просторах ты,
И вот — она не запятнала
Первоначальной чистоты.

Скамья ладьи красна от крови
Моей растерзанной мечты,
Но в каждом доме, в каждом крове
Ищу отважной красоты.

Я вижу: ваши девы слепы,
У юношей безогнен взор.
Назад! Во мглу! В глухие склепы!
Вам нужен бич, а не топор!

И скоро я расстанусь с вами,
И вы увидите меня
Вон там, за дымными горами,
Летящим в облаке огня!
16 апреля 1905
Александр Блок. Избранное.
Москва, «Детская Литература», 1969.

Гамаюн, птица вещая
(картина В. Васнецова)

На гладях бесконечных вод,
Закатом в пурпур облеченных,
Она вещает и поет,
Не в силах крыл поднять смятенных.
Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых,
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу, гибель правых.
Предвечным ужасом объят,
Прекрасный лик горит любовью,
Но вещей правдою звучат
Уста, запекшиеся кровью.
23 февраля 1899
Александр Блок. Избранное.
Москва, «Детская Литература», 1969.

* * *
Земное сердце стынет вновь,
Но стужу я встречаю грудью.
Храню я к людям на безлюдьи
Неразделенную любовь.

И, наконец, увидишь ты,
Что счастья и не надо было,
Что сей несбыточной мечты
И на полжизни не хватило,

Что через край перелилась
Восторга творческого чаша,
Что все уж не мое, а наше,
И с миром утвердилась связь,-

И только с нежною улыбкой
Порою будешь вспоминать
О детской той мечте, о зыбкой,
Что счастием привыкли звать!
1912
Русские поэты. Антология в четырех томах.
Москва: Детская литература, 1968.

Чертя за кругом плавный круг,
Над сонным лугом коршун кружит
И смотрит на пустынный луг.-
В избушке мать, над сыном тужит:
«На хлеба, на, на грудь, соси,
Расти, покорствуй, крест неси».

Идут века, шумит война,
Встает мятеж, горят деревни,
А ты всё та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней.-
Доколе матери тужить?
Доколе коршуну кружить?
22 марта 1916
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
***
З.Н. Гиппиус

Рожденные в год глухие
Пути не помнят своего.
Мы — дети страшных лет России —
Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!
Безумья ль в вас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы —
Кровавый отсвет в лицах есть.

Есть немота — то гул набата
Заставил заградить уста.
В сердцах, восторженных когда-то,
Есть роковая пустота.

И пусть над нашим смертным ложем
Взовьется с криком воронье, —
Те, кто достойней, боже, боже,
Да узрят царствие твое!
8 сентября 1914
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.

«Безумный друг! Ты мог бы счастлив быть. » —
«Зачем? Средь бурного ненастья
Мы, все равно, не можем сохранить
Неумирающего счастья!»
26 августа 1914

Грешить бесстыдно, непробудно,
Счет потерять ночам и дням,
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в божий храм.

Три раза преклониться долу,
Семь — осенить себя крестом,
Тайком к заплеванному полу
Горячим прикоснуться лбом.

Кладя в тарелку грошик медный,
Три, да еще семь раз подряд
Поцеловать столетний, бедный
И зацелованный оклад.

А воротясь домой, обмерить
На тот же грош кого-нибудь,
И пса голодного от двери,
Икнув, ногою отпихнуть.

И под лампадой у иконы
Пить чай, отщелкивая счет,
Потом переслюнить купоны,
Пузатый отворив комод,

И на перины пуховые
В тяжелом завалиться сне…
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.
26 августа 1914
***

Была ты всех ярче, верней и прелестней,
Не кляни же меня, не кляни!

Мой поезд летит, как цыганская песня,
Как те невозвратные дни.

Благословенно, неизгладимо,
Невозвратимо. прости!

Источник