не тронь меня тициан
Не тронь меня
Не тронь Меня́, Не прикаса́йся ко Мне (латин. Noli me tangere , греч. Μή μου ἅπτου ) — евангельский сюжет, описывающий первое после Воскресения явление Христа Марии Магдалине, которая, таким образом, первая увидела воскресшего Спасителя. Он же сказал ей: «не прикасайся ко Мне, ибо Я ещё не восшёл к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20:11—17).
Сюжет стал каноническим и использовался для написания икон «Не прикасайся ко Мне» (в Европе «Noli me tangere»), в которых Мария Магдалина изображена протягивающей руки к Христу, а также обязательно — стены Небесного Иерусалима. Постепенно проникнув в разговорную и литературную речь, выражение Noli me tangere утеряло свой религиозный смысл и стало устойчивым сочетанием, имеющим историческую коннотацию. Одним из самых ярких примеров стало метафорическое название «не-тронь-меня», присвоенное разным растениям-недотрогам.
Содержание
«Не тронь меня» в научно-популярной литературе, публицистике и мемуарах [ править ]
Жаль, что ни один из наших упорных порицателей не видал в это время нашего государя; он получил бы верное понятие не только о его нравственном характере, но в то же время и о необходимом характере его политики, в которой чисто человеческое и святое нравственное не подавлено рассчетами так называемой государственной пользы, столь часто оправдывающими вопиющую к Небу неправду, которой элемент есть честность и уважение установленного права. Не тронь меня, я никогда не трону; я никогда не войду в союз с мятежом и своей личной выгоде никогда не пожертвую справедливостию. Сии правила, которых русский император непоколебимо держался с самого начала своего царствования, составляют разительную противоположность с политикою нынешнего правителя Англии. Но куда приведет наконец эта ненавистная политика? [2]
Статья г. Торопцева была уже напечатана, как мы получили из Полтавской губернии известие о новом скандале, происшедшем между мировым посредником Григорием Павлычем С. и помещиком Александром Павлычем Б. Статья, трактующая об этом деле, подписана псевдонимом «Не тронь меня» и напечатана в «Современнике» быть не может, как потому, что она очень многословна для такого пакостного дела, так и потому, что слишком резко идет вразрез требованиям грамматики (вероятно, это последнее происходит от того, что она переписана не совсем грамотным переписчиком). Но мы не считаем себя не вправе передать здесь содержание этой статьи. [3]
Умники-баснописцы, правда, советуют волкам довольствоваться травою; но если бы такого барина оборотить в волка ― посмотрел бы я, как бы он плотоядными зубами, плотоядным желудком пережевывал, переваривал растительную пищу! Издох бы, неразумный, с голоду, а все по незнанию анатомии. Весь кодекс нашей гуманности сводится к правилу: «Не тронь меня ― и я тебя не трону». Кто дошел до понимания этого правила, тот считается человеком просвещенным: уважает, мол, личность. Если же мы помогаем кому в беде, то из чистого эгоизма, в надежде поживиться когда-нибудь от него; или, по крайней мере, из эгоистического побуждения: устранить от себя неприятное ощущение при виде несчастного. [4]
Какая-то нега праздности охватила нас, отталкивала не только-что от дела, но даже от серьезных интересов. Мы целые дни гуляли, ели, отдыхали, упивались в оранжерее запахом жасмина и гардений, забавлялись, как «не-тронь-меня» трепетно сжимается и быстро опускает ветки от прикосновения к ней руки, как «мухоловка» удерживает опускавшихся на нее насекомых, и читали романы. [5]
«Стыдная рана, pudedum vulnus», говорит кто-то из древних посвященных о ране оскопившагося бога Аттиса. И рана разреза ― обрезания ― между двумя Заветами ― тоже «стыдная». Тут мистериально половое «не-тронь-меня» всего Израиля; огненная точка плоти ― «крайняя плоть» ― крайний стыд и страх. Вот почему так трудно говорить об этом: «язык прилипает к гортани». Страшно подымать этот Божий покров с лица Израиля. [6]
Разве вечные истины и intellectus separatus, породивший их и сохраняющий их в своем лоне, в ином мире откажутся от своей власти творить зло? Разве «там» закон противоречия и все, что он с собой приводит, перестанет быть noli me tangere (не тронь меня) и освободит от себя Творца? Трудно допустить, что проницательный Лейбниц проглядел этот вопрос: но, зачарованный древним «будете знающие», он ищет гнозиса, только гнозиса, который является для него и вечным спасением. «Зло» нужно только «объяснить»; это все, что требуется от философии, будет ли она иудейско-христианской или языческой: «верую, чтобы знать».
Уничтожение «сада, где мы портвейн пили», ― это уничтожение связи с Серебряным веком, создавшим наиболее устойчивую мифологему Летнего сада, сохранившуюся в советском андеграунде, который, пия этот пресловутый портвейн, был уверен, что присоединяется к шествию теней «от вазы гранитной до двери дворца»; теперь же андеграунд как раз и претендует на роль интеллектуальной элиты, и особенно скорбит. Вопль этот особого сочувствия у меня не вызывал, так как вся культурная связь, в общем-то, портвейнопитием и ограничилась. И ни на что другое, кроме как мусолить до дыр «замертво спят сотни тысяч шагов», андеграунд оказался неспособным, так что на решетке Летнего сада не оказалось начертано Noli me tangere (Не тронь меня), которое могло бы хоть как-то власть, Летним садом распоряжающуюся, сдержать. Никто ничего не написал и не сделал, не сделал даже самого простого, не приковал себя в знак протеста к фельтеновской решетке. Так что мы сами во всем виноваты, и что уж теперь задним числом вопить, тем более что, так как я как раз перед закрытием в Летний сад ходил особенно часто, то остро ощущал его умирание, видел, что скульптуры надо спасать, ибо они тают на глазах, прямо как куски сахара в стакане чая. [7]
«Не тронь меня» в беллетристике и художественной прозе [ править ]
Недопюскин подсел к ней и шепнул ей что-то на ухо. Она опять улыбнулась. Улыбаясь, она слегка морщила нос и приподнимала верхнюю губу, что придавало ее лицу не то кошачье, не то львиное выражение… «О, да ты «не тронь меня», ― подумал я, в свою очередь украдкой посматривая на ее гибкий стан, впалую грудь и угловатые, проворные движения.
― А что, Маша, ― спросил Чертопханов, ― надобно бы гостя чем-нибудь и попотчевать, а?
― У нас есть варенье, ― отвечала она. [9]
Этого времени уже не воротишь, этот медовый месяц девственного сердца бывает только раз в жизни, один раз и в единственную жизнь! Как это мало! Как эта трава, которой имя не останавливает любопытного дотрагиваться до нее, ― как не-тронь-меня, которая свёртывается от одного прикосновения иногда нежной руки, ― твое сердце уже сжалось навсегда для первых светлых впечатлений! Оно может гореть пожаром страсти, но в нем не будет уже тихого огня первой любви, подобие которого в древности стерегли, как ты же, чистые девы! Не будешь ты более смотреть на жизнь из-под солнца и вместо светлой радуги увидишь только мелкие капли дождя! [10]
Мы велели ему вести себя на холм, к губернаторскому дому. Дорога идет по великолепной аллее, между мускатными деревьями и померанцевыми, розовыми кустами. Трава вся состояла из mimosa pudica (не-тронь-меня). От прикосновения зонтиком к траве она мгновенно сжималась по нашим следам. Не было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился по лицам. [11]
Петя, глядевший во все глаза на мужика и думавший, что его тотчас начнут сечь, увидел, что Антон Антонович, подходя к нему, сделал из ладони правой руки своей какое-то подобие чашечки, а подойдя еще ближе, принялся тыкать этой чашечкой мужика в ногу; от внимания мальчика не ускользнула большая монета, тотчас же упавшая в чашечку, которая быстро закрылась, как лист не-тронь-меня, когда в него попадает муха.
― Уж сделайте милость, Антон Антоныч, ― проговорил в то же время мужик с подбитым глазом, подавая письмоводителю красивенькую записочку, запечатанную голубой облаткой с готическим вензелем, ― ослобоните, пожалуйста; мы будем в надежде… [12]
― Лови его, хватай! чего вы стоите! Бери, вяжи его! Понятые опять кинулись, навалились гурьбой на пойманного, сбили его с ног; произошла схватка на земле, и опять толпа отхлынула. Трое из нее охали, хватаясь за руки и за лица. Кровь текла по их рубахам.
― Братцы, не тронь меня: я Пеночкин; я зарученный! ― бойко проговорил пойманный, выпрямляясь, ― тронете меня, всем пропадать!
― Врешь! [13]
Один высокий, стройный брюнет, лет двадцати пяти; другой маленький блондинчик, щупленький и как бы сжатый в комочек. Брюнет был очень хорош собою, но в его фигуре и манерах было очень много изысканности и чего-то говорящего: «не тронь меня». Черты лица его были тонки и правильны, но холодны и дышали эгоизмом и безучастностью. Вообще физиономия этого красивого господина тоже говорила «не тронь меня»; в ней, видимо, преобладали цинизм и половая чувственность, мелкая завистливость и злобная мстительность исподтишка. Красавец был одет безукоризненно и не снимал с рук тонких лайковых перчаток бледно-зеленого цвета. [14]
Что тут делать! Я ему со слезами говорю:
― Левушка, батюшка, поневолься, авось до ночлежка дойдем. А он клонит головушку, как скошенный цветок, и словно бредит:
― Не тронь меня, дядя Марко; не тронь и сам не бойся. Я говорю:
― Помилуй, Лева, как не бояться в такой глуши непробудной. А он говорит:
― Не спяй и бдяй сохранит. Я думаю: «Господи! что это с ним такое?» [15]
Но Саша была воплощенная доброта. Несправедливости или то, что казалось ей несправедливостями, только угнетали ее, щемили ей сердце, вызывали в ней недоумение или отчаяние. Она походила на цветок «Не тронь меня»: неправда, несправедливость, грубость заставляли ее не бороться, не протестовать, не сердиться, а сжиматься, уходить в себя. Мне, всегда казалось, что ей делается холодно и жутко, когда совершалось нечто злое и бесчестное. Он невольно встал и прошелся по комнате, видимо, взволновавшись при воспоминаниях об образе этой когда-то любимой им женщины. [16]
Каждый из нас должен прочесть кусок прозы и стихи, как нас учил эти четыре месяца «маэстро». Мы волнуемся, каждый по-своему. Я вся дрожу мелкой дрожью. Маруся Алсуфьева шепчет все молитвы, какие только знает наизусть. Ксения Шепталова пьет из китайского флакончика валерьяновые капли, разведенные в воде. Лили Тоберг плачет. Ольга то крестит себе «подложечку», то хватает и жмет мои пальцы холодною как лёд рукою. Саня Орлова верна себе: стиснула побелевшие губы, нахмурила брови, насупилась и молчит.
— Совсем Антигона, классическая героиня! Не тронь меня, а то укушу за нос! — пробует острить на ее счет Боб, но никто из нас не смеется. Всех захватила торжественность минуты.
И опять, как и четыре месяца тому назад, звучит голос инспектора на весь театр. [17]
Он скрежещет кривою улыбкой; лицо очень бледное, старообразное; жёлтая пара; как камень шершавый, с которого жёлтенький лютик растёт; так конфузлив, как листья растения «не-тронь-меня»; чуть что ― ёжится: нет головы; лицом ― в плечи; лишь лысинка!
«Что вы?» ― «Я ― так себе. Гм-гм-гм… Молодой человек из Голландии ― гм-гм ― рисунки прислал». [18]
В «Раю для детей» вместо санок на окнах уже красовались мячи. Уже лица у людей становились коричневыми. Я оставил латинский язык.
― Все равно всего курса я не успею пройти, ― говорил я, и, кроме того, мне теперь стало ясно, что я не хочу быть врачом. Я успел из уроков латыни узнать, между прочим что «Ноли ме тангере», подпись под картинкой с Христом в пустыне и девицей у ног его, значит «Не тронь меня». Снова на нас надвигались экзамены. Снова мы трусили, что «попечитель учебного округа» может явиться к нам. [19]
В «Раю для детей» вместо санок на окнах уже красовались мячи. Уже лица у людей становились коричневыми. Я оставил латинский язык.
― Все равно всего курса я не успею пройти, ― говорил я, и, кроме того, мне теперь стало ясно, что я не хочу быть врачом. Я успел из уроков латыни узнать, между прочим что «Ноли ме тагере», подпись под картинкой с Христом в пустыне и девицей у ног его, значит «Не тронь меня». Снова на нас надвигались экзамены. Снова мы трусили, что «попечитель учебного округа» может явиться к нам. [19]
— Эх, оставили бы вы свой глупый гонор, батюшка, и поглядели бы в глаза, так сказать, простой сермяжной правде! Ей-богу, это не повредило бы! Гонор, норов, «не тронь меня» — это все хорошо, когда имеет хождение. А здесь не тот банк! Тут допрос! И не просто допрос, а активный! А это значит, что, когда вас спрашивают, надо отвечать, и отвечать не как-нибудь, а как следует.
— Да что им отвечать? Что? — вскочил Зыбин. — Ну пусть они спрашивают, я отвечу. Так ведь не спрашивают, а душу мотают: «Сознавайтесь, сознавайтесь, сознавайтесь». В чем? В чем, мать вашу так?! Вы скажите, я, может, и сознаюсь! Так не говорят же, сволочи, а душу по капле выдавливают! [20]
«Эх, какой момент для заговоренного паса! Жаль, это не драконбол!» – мелькнула озорная мысль.
Наконец Глеб нашел ее и резко бросил ступу вверх. Они сблизились. Таня с запрокинутой вниз головой, только еще завершавшая маневр, и ступа юного некромага.
– Noli me tangere! (Не тронь меня!) – проворчал перстень Феофила Гроттера.
Они находились точно над центром острова – там, где в единой магической пуповине внешнего купола сходились все семь разноцветных радуг. Таня интуитивно чувствовала, что еще немного, и придется произнести Грааль Гардарика, в противном случае они столкнутся с внешней защитной магией Буяна. [21]
«Не тронь меня» в стихах [ править ]
О люты человеки!
Преобратили вы златые веки
В железны времена
И жизни легкости в несносны бремена.
Сокроюся в лесах я темных
Или во пропастях подземных.
Уйду от вас и убегу,
Я светской наглости терпети не могу,
От вас и день и ночь я мучуся и рвуся,
Со львами, с тиграми способней уживуся.
На свете сем живу я, истину храня:
Не трогаю других, не трогай и меня;
Не прикасайся мне, коль я не прикасаюсь,
Хотя и никого не ужасаюсь.
Я всякую себе могу обиду снесть,
Но оной не снесу, котору терпит честь. [22]
Погоди! Не касайся, не трогай!
Ты была на неправом пути,
У чужого стояла порога, ―
И, вот видишь, пришлось отойти. [24]
Придворные,
Свой образуя круг,
Ведут себя вполне низкопоклонно.
Но что же ты нахохлился, бирюк?
Не презирай моих покорных слуг,
Не тронь меня ― и я тебя не трону!
Кювье
О состоянии наук
Пришел докладывать Наполеону. [25]
Какая прелесть майский лес,
Не озабоченный и не усталый!
Как будто скотий бог Велес
Играет там на дудке малой.
Его выкармливает солнце.
И не внушают времена
Жестокости иконоборца.
«Живу! Живу! Не тронь меня!» [27]
Источники [ править ]
См. также [ править ]
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Приложения
—Музыка
—Подписка по e-mail
—Поиск по дневнику
—Рубрики
—Статистика
Тициан
Александр_Ш_Крылов все записи автора 
«Автопортрет Тициана» 1566
«Венера Урбинская» 1538 Галерея Уффици, Флоренция
«Венера и Адонис» 1550-е Музей Гетти, Лос Анджелес.
«Виоланта (Красавица Гатта)» 1514 Музей истории искусства, Вена
«Кающаяся Мария Магдалина» 1560-е, Эрмитаж, Санкт-Петербург
«Вакханалия» 1524 Музей Прадо, Мадрид
«Диана и Актеон» 1556 Галерея Шотландии, Эдинбург
«Мирская любовь»(Тщета земного) 1515
«Юноша с разорванной перчаткой» 1515-1520
«Франческо делла Ровере» 1538
«Портрет молодой женщины» 1536
В поздний период своего творчества Тициан достиг вершин как в своем живописном мастерстве, так и в эмоционально-психологическом толковании религиозных и мифологических тем. Жизнеутверждающая красота человеческого тела, полнокровие окружающего мира стали ведущим мотивом произведений художника с почерпнутыми из античной мифологии сюжетами (“Даная”, около 1554, Прадо, Мадрид и Эрмитаж, Петербург; “Венера перед зеркалом”, 1550-е годы, Национальная галерея искусства, Вашингтон; “Диана и Актеон”, 1556, и “Диана и Каллисто”, 1556-1559,
обе картины в Национальной галерее Шотландии в Эдинбурге).
«Любовь земная и небесная» 1515
«Портрет Пьетро Аретино» 1545
«Портрет Карла V» 1548
«Даная» из музея Неаполя
«Даная» Ок. 1554 Эрмитаж
«Даная» 1554 из Прадо
«Венера с зеркалом» 1555
«Вознесение Марии» (Ассунта)» 1518
«Тарквиний и Лукреция» 1568-1571
«Положение во гроб» 1524-1526
«Святой Себастьян» 1570
«Оплакивание Христа» 1576
Существенный перелом в творчестве художника происходит на рубеже 1550-1560-х годов. Полным динамики, смятения, сильных порывов страстей предстает мир в серии мифологических композиций на сюжеты «Метаморфоз» Овидия, написанных Тицианом для Филиппа II: “Диана и Актеон” и “Диана и Каллисто” (1559, Национальная галерея, Эдинбург), “Похищение Европы” (1562, Музей Изабеллы Стюарт Гарднер, Бостон), “Охота Дианы” (около 1565, Национальная галерея, Лондон). В этих полотнах, пронизанных стремительным движением и вибрацией цвета, уже есть элемент так называемой «поздней манеры», характерной для последних работ Тициана (“Святой Себастьян”, 1565-1570, Эрмитаж; “Пастух и нимфа”, 1570, Музей истории искусств, Вена; “Наказание Марсия”, 1570-е годы, Картинная галерея, Кромержиж; “Оплакивание Христа”, 1576, Галерея Академии, Венеция).
«Мадонна семейства Пезаро» 1519-1526
«Бахус и Ариадна» 1522
«Введение во храм» 1534-1538
«Папа Павел III с внуками Фарнезе» 1546
» Аллегория времени, управляемого разумом» 1565
Эти полотна отличает сложная живописная структура, размытость границы между формами и фоном; поверхность холста как бы соткана из наложенных широкой кистью, иногда втертых пальцами мазков. Оттенки дополняющих друг друга, взаимопроникающих или контрастирующих тонов образуют некое единство, из которого рождаются формы или приглушенные мерцающие краски.
Новаторство «поздней манеры» не была понято современниками и оценено лишь в более позднее время.
Искусство Тициана, наиболее полно раскрывшее своеобразие венецианской школы, оказало большое влияние на становление крупнейших художников 17 века от Рубенса и Веласкеса до Пуссена. Живописная техника Тициана оказала исключительное влияние на дальнейшее, вплоть до 20 века, развитие мирового изобразительного искусства.
«Девушка с корзиной фруктов» 1555-1558
» Портрет Папы Юлия Второго» 1545-1546
«Мадонна с младенцем и святыми» 1530
«Вишневая Мадонна» 1515
«Мадонна с младенцем, Святой Екатериной и кроликом» 1530
«Несение креста» 1506-1507
«Коронование Иисуса терновым венцом» 1572-1576
«Святой Иоанн Креститель в отшельничестве» 1542
«Благовещение Мадонны» Часть полиптиха «Воскрешение Христа», 1520
«Бичевание Христа» 1560
«Чудо в Эммаусе » 1530
«Взятие под стражу Иисуса Христа» 1570-1575
«Коронование Христа терновым венцом» 1542
«Мать Долороса» 1553-1554
«Христос и Вор на Голгофе» 1566
«Мадонна с младенцем» 1545
«Портрет мужчины в платье с синими рукавами» 1510
«Мадонна Гипси» 1511
«Мадонна и дитя» 1565-70
«Портрет Якобо Страда» 1567-1568
«Портрет славянки» 1508-1510
«Мадонна с младенцем на фоне вечернего пейзажа» 1562-1565
«Кардинал Алессандро Фарнезе» 1545-1546
«Портрет музыканта» 1515 или 1545
«Портрет Клариссы Строцци с собачкой» 1542
«Портрет Томазо Винченцо Мости» 1526
«Портрет Федерико II Гонзага, герцога Мантуа» ок.1525, Музей Прадо, Мадрид Дерево, масло.
«Самоубийство Лукреции» 1515
«Портрет инквизитора, дожа Андреа Гритти» 1545
«Похищение Европы» 1559-1562
«Ecce Homo «Се человек» 1548
«Портрет дочери Тициана Лавинии»
«Воскресение Христа» 1520-1522
«Воскресение Иисуса Христа» 1542-1544
«Христос и грешница» 1508-1510
«Динарий кесаря» 1516
«Несение Христом креста» 1570-1575
«Архангел Гавриил, Алтарь Альбероди»
«Три возраста мужчины» 1512
«Венера, завязывающая глаза Амуру (Купидону)» 1565
«Тициан. Мученичество Святого Лоуренса» 1567
«Портрет дамы в белом» 1555
«Юдифь с головой Олоферна» 1515
«Портрет мужчины в красной шапке» 1516
» Святой Иероним» 1570-1575
«Троица во Славе» 1552-1554
«Портрет Филиппа Второго в доспехах» 1550-1551
«Портрет Папы Павла Третьего» 1545-1546
«Святая Мария Магдалина» 1532
«Portrait of Pietro Cardinal Bembo» 1545-46, Museum of Fine Arts, Budapest
«Святой Себастьян. Правая створка полиптиха «Воскресение Христа» 1520
«Автопортрет Тициана» 1550-1562
| Рубрики: | Арт,Art Живопись |
Метки: Тициан Возрождение
Процитировано 15 раз
Понравилось: 7 пользователям