маяковский не домой не на суп а к любимой в гости
Маяковский не домой не на суп а к любимой в гости
Если
я
чего написал,
если
чего
сказал —
тому виной
глаза-небеса,
любимой
моей
глаза.
Круглые
да карие,
горячие
до гари.
Телефон
взбесился шалый,
в ухо
грохнул обухом:
карие
глазища
сжала
голода
опухоль.
Врач наболтал —
чтоб глаза
глазели,
нужна
теплота,
нужна
зелень.
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковники
несу
за зеленый хвостик.
Я
много дарил
конфект да букетов,
но больше
всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол-
полена
березовых дров.
Мокрые,
тощие
под мышкой
дровинки,
чуть
потолще
средней бровинки,
Вспухли щеки.
Глазки —
щелки.
Зелень
и ласки
выходили глазки.
Больше
блюдца,
смотрят
революцию.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Хорошо!
Скрыла
та зима,
худа и строга,
всех,
кто на́век
ушел ко сну.
Где уж тут словам!
И в этих
строках
боли
волжской
Я
дни беру
из ряда дней,
что с тыщей
дней
в родне.
Из серой
полосы
деньки,
их гнали
годы —
водники —
не очень
сытенькие,
не очень
голодненькие.
Если
я
чего написал,
если
чего
сказал —
тому виной
глаза-небеса,
любимой
моей
глаза.
Круглые
да карие,
горячие
до гари.
Телефон
взбесился шалый,
в ухо
грохнул обухом:
карие
глазища
сжала
голода
опухоль.
Врач наболтал —
чтоб глаза
глазели,
нужна
теплота,
нужна
зелень.
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Я
много дарил
конфект да букетов,
но больше
всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол —
полена
березовых дров.
Мокрые,
тощие
под мышкой
дровинки,
чуть
потолще
средней бровинки.
Вспухли щеки.
Глазки —
щелки.
Зелень
и ласки
вы́ходили глазки.
Больше
блюдца,
смотрят
революцию.
Мне
легше, чем всем, —
я
Маяковский.
Сижу
и ем
кусок
конский.
Скрип —
дверь,
плача.
Сестра
младшая.
— Здравствуй, Володя!
— Завтра новогодие —
нет ли
соли? —
Делю,
в ладонях вешаю
щепотку
отсыревшую.
Одолевая
снег
и страх,
скользит сестра,
идет сестра,
бредет
солить
картошку пресную.
Рядом
мороз
шел
и рос.
Затевал
щекотку —
отдай
щепотку.
Пришла,
а соль
не ва́лится —
примерзла
к пальцам.
За стенкой
шарк:
«Иди,
жена,
продай
пиджак,
купи
пшена».
Окно, —
с него
идут
снега,
мягка
снегов
тиха
нога.
Бела,
гола
столиц
скала.
Прилип
к скале
лесов
скелет.
И вот
из-за леса
небу в шаль
вползает
солнца
вша.
Декабрьский
рассвет,
изможденный
и поздний,
встает
над Москвой
горячкой тифозной.
Ушли
тучи
к странам
тучным.
За тучей
берегом
лежит
Америка.
Лежала,
лакала
кофе,
какао.
В лицо вам,
толще
свиных причуд,
круглей
ресторанных блюд,
из нищей
нашей
земли
кричу:
Я
землю
эту
люблю.
Можно
забыть,
где и когда
пузы растил
и зобы,
но землю,
с которой
вдвоем голодал, —
нельзя
никогда
забыть!
Маяковский не домой не на суп а к любимой в гости
« Я всё равно тебя когда-нибудь возьму, одну или вдвоём с Парижем!»
Из письма В. Маяковского к Т. Яковлевой
Париж говорит о её осанке:
— Русская, но парижской чеканки.
И взгляд у неё, как весна распахнут
И чем-то похожа она на яхту.
А он ледокол из страны Советов,
Таранящий время и лёд планеты.
И я никогда себе не предствлю, —
Что где-то и кем-то он вдруг оставлен.
I Что ледоколу льдинки ломкие
И что ему бураны яростные!
Но от него уходит тонкая,
Но от него уходит парусная,
Уходит самая красивая,
ЛЮБИМАЯ, но мало любящая.
И сдерживать себя не в силах,
Я кричу ей в прошлое из будущего:
— Не уходите! Нет! Не надо!
Ведь это флагман, а на вахтах
Как важно для такой громадины,
Чтоб рядом — тоненькая яхта.
И с точки зрения поэзии
Я сразу отвергаю мнение,
Что гению всего полезнее,
Когда любовь бросает гения.
Я ПРОТИВ!
И, неуспокоенный,
Я не хочу, чтоб у ПОЭТА
Такой ценой, ценой пробоины
Рождалось новое « Про это».
И нового не надо « Облака»
Ценой крушенья в человеке,
Но женщина, всех краше обликом.
УШЛА.
И НАВСЕГДА.
НАВЕКИ.
II.
И теперь — то ли первый снег,
То ли дождь на стекле полосками —
В дверь стучится к ней человек,
Он с цветами от Маяковского.
И теперь, как просил поэт,
Ей букеты вручают броские, —
То ли чёрных тюльпанов свет,
То ли лунных гортензий свет,
То ли пармских фиалок свет, —
Со словами: — от Маяковского.
Стук рассыльных, как всякий стук.
Но нелепо, нежданно, странно.
Маяковский — и астры вдруг!
Маяковский — и вдруг тюльпаны!
Маяковский — и розы чайные!
И, может робок и не смел,
Я не был прав, когда поэта
Сберечь хотел, укрыть хотел,
От этой боли без ответа.
Всё было б чище и ровней
Цветы б не шли со звёздной силой
Так, может быть, спасибо ей!
Спасибо, что не полюбила!
Спасибо, что идут цветы…
Но как бессмысленно решенье,
Что, может, высшей красоты —
Нет без высокого крушенья.
Мне горько, что другим я был,
Что слишком ровен и спокоен —
Я от крушений уходил
Я хоронился от пробоин.
IV.
Цветы!
Она их то клянёт!
А то, смущаясь поневоле,
Берёт, но не цветы берёт,
А, кажется, букеты боли.
В них лучами освещённых,
Ей робко светят, обнаружась,
И вся его незащищенность,
Беспомощность и неуклюжесть.
И пусть один под звёздным крошевом
И пусть навек любимой брошен он,
Но я завидую по совести
Той боли и неразделённости.
Завидую, что — нежен, груб ли я, —
А нет ни вьюг, ни ветров дымных,
Свераккуратно, сверхвзаимно
Завидую обиде рубящей,
Да и цветам свежей, чем губы…
Он шлёт их даже и нелюбящей,
А я не шлю и той, что любит!
V.
А потом этой смерти бред
Застрелился…
Весна московская
Маяковского больше нет…
А букеты — от Маяковского.
Эти фирменные, усадебные,
Что вовеки не станут свадебными,
Эти самые бесподобные!
Только всё-таки не надгробные!
Жизнь ломается.
Ветер крут.
А букеты его идут,
А букеты его идут,
Хоть Париж уже под фашистами,
А букеты его идут,
И дрожат лепестки росистые.
И чтоб выжить, она пока
Продаёт их — зима ли лето ли!
Эти чёрые облака,
Эти белые облака,
Эти красные облака,
Что зовут его букетами!
VI.
А потом несёт букеты
Чёрных угольных брикетов
И морковок двух букет,
Как однажды нёс поэт.
« Не домой, не на суп,
А к любимой в гости
Две морковинки несу
За зелёный хвостик».
Две морковки, как чудо,
Может, он их на рассвете
Из 20-го, оттуда
Ей доставил в 43-й …
И розы вдруг не пахнут розами,
Пусть даже их недавно срезали,
А пахнут буднями и прозою
Куда скорее, чем поэзией.
И хризантем осенних золото
Воспетых красками и строфами,
Когда в глазах темно от голода, —
Вдруг пахнет хлебом и картофелем.
Или чашкою кофе, или запахом крема…
Не букеты, а строфы лепестковой поэмы.
Строфы нерифмовались,
А скорей продавались,
Но без этой поэмы
Очень многое немо.
Без такого сиянья
Без такого свеченья,
Как не полно собранье
Всех его сочинений.
И завидую снова,
Что похожих на эти
Ни полстрочки, ни слова
Я не создал на свете.
Яхта! Яхта!
В глазах — слеза.
И сейчас через годы вижу я Были алыми паруса, —
Стали красными и рыжими.
И всё чаще теперь, наверное,
О Москве она вспоминает, —
А любовь, что была отвергнута,
И её, и Париж спасает…
Вот уже и Берлин берут,
А букеты его идут,
Жёны мёртвых уже не ждут,
А букеты его идут.
И хоть старости лет маршрут,
Старость сумрачна и сурова,
А букеты его идут —
От живого и молодого.
И за жизнь,
за любовь разгубленную,
Это ими он голосует,
Недолюбленное долюбливает
И к любимой своей ревнует.
И равняться с ним, видно, нечего,
Но коль встречу судьбу такую,
Чем же я долюблю ушедшее!
Чем же я тогда доревную?!
Маяковский не домой не на суп а к любимой в гости
Кто автор этих строк:
«Не домой, не на суп,
А к любимой в гости,
Две морковинки несу
За зеленый хвостик»? строка суп гость автор хвостик
Морковка — пятьдесят рублей!
Прости, читатель, ныне
Поэзией у нас в стране
Не пахнет и в помине!
Морковка — пятьдесят рублей! Дороже ананаса!
Откуда ж к нам её везут? Неужто из Канзаса?
Сколько здесь любимых мест! Вижу пагоды в Шри Ланке И Корею, и Китай… Где бы я ни ехал в танке, Всюду мой любимый край! Вижу речку Амазонку, Крокодилов вижу я… Это русская сторонка, Это родина моя! Недалече пирамиды, Нил течёт — богат водой, Омывает русский берег! Русь моя, горжусь тобой! Вижу Вашингтон в долине, Даллас вижу и Техас Как приятно здесь в России Выпить вкусный русский квас! Над Сиднеем солнце всходит. Утконос сопит в пруду. Репродуктор гимн заводит. С русским гимном в день войду! Вот индейцы курят трубку И протягивают мне, Все на свете любят русских, На родной моей земле!
Хватит мне ахинею писать! в ответ
Сколько здесь любимых мест! Вижу пагоды в Шри Ланке И Корею, и Китай… Где бы я ни ехал в танке, Всюду мой любимый край! Вижу речку Амазонку, Крокодилов вижу я… Это русская сторонка, Это родина моя! Недалече пирамиды, Нил течёт — богат водой, Омывает русский берег! Русь моя, горжусь тобой! Вижу Вашингтон в долине, Даллас вижу и Техас Как приятно здесь в России Выпить вкусный русский квас! Над Сиднеем солнце всходит. Утконос сопит в пруду. Репродуктор гимн заводит. С русским гимном в день войду! Вот индейцы курят трубку И протягивают мне, Все на свете любят русских, На родной моей земле!
Такой возрастной и такой дурной.
Небо над землёй цветными красками,
Мы идём с тобой в поход за сказками,
В мире суеты нам больше места нет,
Мы идём искать с тобой рассвет.
Всё хочу делить с тобою поровну,
Как мне дальше жить, теперь мне всё равно,
Я тебя нашёл на свою беду,
На свою беду, на свою беду.
Звёзды и луна поют мне песни вновь
Про мою судьбу и про мою любовь,
Жизнь благодарю за то, что я тебя люблю. кто автор етой песни
Мне хорошо с тобою
Тавал
Мне хорошо с тобою
Быть рядом в этот вечер.
Едины мы судьбою,
Для нас попутный ветер.
По сути будет ладно
И напрочь все обиды.
Как на душе отрадно,
Когда все карты биты.
Пройдемся по аллее
И воздухом по дышим.
Погоду ждем теплее
И пенье птиц услышим.
А на заре, возможно
Приснится сон грядущий.
Шепчу я осторожно:
— Сильней вперед идущий!
И отпадут сомненья,
Что мы сильны надеждой.
Нам хватит впредь терпенья
Для жизни безмятежной.
11 июня 2017 года
. вопросы со своего профиля. а тут ответ на вопрос
Нет, это не Маяковский, Хорошо, 14-ая. Там было:
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковинки
несу
за зелёный хвостик.
(Ямного дарил
конфект да букетов,
но больше
всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол-
полена
берёзовых дров. )
Краткое содержание поэмы «Хорошо!» (окончание)
Автор опять вспоминает те не очень сытые, не очень теплые времена, вспоминает свою любимую.
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Я
много дарил
конфект да букетов,
но больше
всех
дорогих даров
я помню
морковь драгоценную эту
и пол-
полена
березовых дров.
Автор вспоминает, как питался кониной, как делился с младшей сестрой Олей солью, «щепоткой отсыревшей». За стенкой сосед говорит жене: «Иди продай пиджак». Автор вспоминает, что «за тучей берегом лежит Америка». «Лежала, лакала кофе, какао». Но поэт по-прежнему говорит: «Я землю эту люблю. Землю, с которой вдвоем голодал, — нельзя никогда забыть».
Стоят локомотивы. Пути занесло снегом. Люди расчищают лопатами снег. Пять человек обморозились, но локомотив все-таки пошел вперед. В это время ходят «обывательские слухи: Деникин подходит к самой, к Тульской, к пороховой сердцевине». Красные нагоняют Мамонтова, сражаются. Поэт вспоминает о покушении Каплан на Ленина:
Ветер
сдирает
списки расстрелянных,
рвет,
закручивает
и пускает в трубу.
А лапа
класса
лежит на хищнике —
Лубянская лапа Чека.
«Миллионный класс встал за Ильича», обыватели «хоронились за кухни, за пеленки». Автор говорит, что видел много мест, «где инжир с айвой росли без труда у рта моего».
Я с теми,
кто вышел
строить и месть
в сплошной
лихорадке
буден.
Отечество
славлю,
которое есть,
но трижды —
которое будет.
Я
планов наших
люблю громадье,
размаха
шаги саженьи.
Я радуюсь
маршу,
которым идем
В работу
и в сраженья.
Автор видит, как вместо нищей аграрной страны Россия превращается в индустриальную державу, «поворачиваются к тракторам крестьян заскорузлые сердца».
Я,
как весну человечества,
рожденную
в трудах и в бою,
пою
мое отечество,
республику мою!
Поэт говорит, что «девять октябрей и маев» (поэма была написана к десятой годовщине революции) закалили его дух. Свидетельством тех далеких событий выступают памятники, которые уже успели построить, и мавзолей Ленина. Поэт вспоминает тех, кто отдал жизнь за дело революции — Красина и других. Теперь зарубежные страны признают мощь России (СССР): «Ваша подросток-страна с каждой весной ослепительней, крепнет, сильна и стройна. » Многие интересуются, «достроит коммуну из света и стали республики вашей сегодняшний житель?» Поэт также озабочен этим вопросом и спрашивает, не тянет ли людей «всевластная тина», «чиновность в мозгах паутину не свила?»
Скажите —
цела?
Скажите —
едина?
Готова ли
к бою
партийная сила?
Я
земной шар
чуть не весь
обошел, —
и жизнь
хороша,
и жить —
хорошо!
А в нашей буче,
боевой и кипучей, —
И того лучше.
Вьется
улица-змея.
Дома
вдоль змеи.
Улица — моя.
Дома — мои.
Вновь открыты магазины, продаются продукты, «сыры не засижены», снижаются цены, «стала оперяться моя кооперация».
Моя
фамилия
в поэтической рубрике.
Радуюсь я —
это
мой труд
Вливается
в труд
моей республики.
Поэт осознает свою причастность ко всему происходящему вокруг, он полновластный хозяин страны, как и каждый ее гражданин. Автор наделяет эпитетом «мой» и депутатов, и чиновников, едущих на заседание, милицию, которая «меня бережет», летчиков, военных, которые всегда готовы дать отпор врагу.
Жизнь прекрасна
и
удивительна.
Лет до ста
расти
нам
без старости.
Год от года
расти
Нашей бодрости.
Славьте,
молот
и стих,
Землю молодости!