Что такое черная трансплантация
Правда и мифы о «черных трансплантологах»
Обсуждаем самые распространенные «страшилки» о донорстве органов
Обсуждаем самые распространенные «страшилки» о донорстве органов с и.о. заведующего кафедрой биомедицинского права Российского национального исследовательского медицинского университета имени Н. И. Пирогова Сергеем Хомяковым.
Наши основные страхи перед донорством органов базируются на каких-то диких слухах из серии «одна бабка сказала», неподтвержденных «новостях» из интернета. И различных криминальных сериалах, где очень любят эксплуатировать эту тему: упал, потерял сознание, очнулся – почки нет.
Мы собрали самые распространенные «страшилки» и попросили их прокомментировать и.о. заведующего кафедрой биомедицинского права РНИМУ имени Пирогова Сергея Хомякова. А также пояснить, как изменится ситуация с принятием нового закона о донорстве органов и их трансплантации.
1. «Это страшно дорогой бизнес! Врачам очень выгодно: почку вырезал, продал, купил квартиру»
Трансплантация органов – это не бизнес, а вид высокотехнологичной медицинской помощи, который в РФ финансируется за счет средств государственного бюджета. Граждане не платят за трансплантацию органа из личного кармана.
В новом законопроекте деятельность в области донорства и трансплантации органов регламентируется еще более подробно, причем каждый шаг, решение специалистов подлежат занесению в Федеральный регистр, в том числе, чтобы обеспечить контроль.
2. «Моего знакомого ударили по голове, очнулся в какой-то ванной, наполненной льдом, на боку – шрам. Почки нет. »
Еще раз хочу повторить, что трансплантация органов – это вид высокотехнологичной медицинской помощи. В РФ трансплантации органов выполняют наиболее опытные и компетентные врачи, как правило, заведующие хирургическими отделениями в крупных медицинских организациях уровня федеральных медицинских центров, республиканских, областных и краевых больниц. Это «элита» отечественного здравоохранения, наше «народное достояние», люди, понимающие, что такое профессиональная репутация и за что можно понести уголовную ответственность. Все медицинские организации, где выполняются трансплантации органов, известны и контролируются компетентными органами. Их всего-то в России 45-50 медицинских организаций в 25 регионах страны.
И.о. заведующий кафедрой биомедицинского права Российского национального исследовательского медицинского университета имени Н. И. Пирогова Сергей Хомяков. Фото: rsmu.ru
3. «Не дай Бог в реанимацию попасть, узнают, что у тебя сердце хорошее, специально аппараты отключат, чтобы кому-то другому его отдать»
Чтобы не возникало конфликта интересов, было выработано правило, по которому врачи-трансплантологи не имеют права участвовать в оказании медицинской помощи пациенту, попавшему в реанимацию, им занимаются другие врачи – реаниматологи. Это правило зафиксировано в документах ВОЗ и имплементировано в наше законодательство.
Реаниматолог спасает жизнь пациенту, делает для этого все возможное и невозможное. Если пациент все же умирает и по известным критериям он может быть донором органов, включая отсутствие информации о несогласии на донорство, в этом случае с разрешения главного врача приглашается бригада врачей для выполнения работ по донорству. Их задача – сохранить донорские органы в теле умершего человека, выполнить операцию и обеспечить сохранность донорских органов при последующей транспортировке к месту проведения трансплантации. Один случай донорства может спасти жизни 5 пациентам.
4. «Охотятся за одинокими людьми, детдомовцами, у которых никого нет. Нет родственников – никто не скажет, что против донорства. Убьют втихаря, был человек – и нет человека, никто не заметит»
Согласно новому закону неопознанные лица в случае смерти не могут рассматриваться в качестве доноров. Те же ограничения вводятся в отношении детей из детских домов. Законодательство РФ и в этих вопросах полностью гармонизируется с мировой практикой и рекомендациями ВОЗ.
5. «Ну, ладно, у нас продать почку нельзя, так ведь за границей охотники найдутся – вывезут наши органы для богатенького иностранца»
Торговля донорскими органами запрещена международными актами, так как, по своей сути, является одной из форм торговли людьми. Так, в 2015 г. Советом Европы была принята Конвенция против торговли человеческими органами. РФ ее также подписала.
Трансплантационный туризм, то есть поездки в другую страну для выполнения трансплантации, также осуждается мировым сообществом.
В России неродственные трансплантации органов от живого донора запрещены законом, поэтому у нас такой практики нет. Известны случаи, когда реципиенты из США, Канады, Саудовской Аравии, Израиля выезжали для трансплантации в Египет, Китай, Филиппины. Также фактором риска являются гражданские и военные конфликты, например, о случаях противозаконного изъятия и коммерческого трафика органов сообщалось во время войны в Косово.
ВМЕСТО ВЫВОДА
Судебная практика по таким делам в РФ отсутствует, то есть криминала и «черных трансплантологов» у нас в стране пока не было зарегистрировано, слава Богу, это миф.
Миф, который апеллирует к природному страху человека к смерти. Миф, который успешно эксплуатируется некоторыми нечистоплотными СМИ, сценаристами криминальных сериалов. Миф, который хорошо вписывается в общую картину недоверия граждан к отечественному здравоохранению, образованию, к правоохранительным органам и государственной службе.
Основная причина и ключ к решению проблемы, на мой взгляд, – это недостаточная информированность общества и граждан по данному вопросу и, соответственно, потребность в просвещении населения по базовым аспектам донорства и трансплантации органов.
Верю, что новый закон, государственная поддержка и просвещение в области трансплантологии помогут развеять мифы о «черных трансплантологах», которые станут нестрашными, нелепыми, смешными и неуместными выдумками.
Что такое черная трансплантация
Рак легкого — не приговор
Из всех заболеваний бронхолегочного древа самым редким можно считать рак трахеи, на который приходится 0,1-0,2% всех онкологических недугов.
Рак легкого — это не только медицинская, но и социальная проблема. В нашей стране ежегодно этим видом рака заболевают около 60 тыс. человек. В структуре смертности от онкологических заболеваний этот недуг занимает первое место. В 2018 г. на рак лёгкого пришлось 15% всех случаев смерти от онкологических заболеваний.
Почему возникает рак легкого?
Причина многих онкологических заболеваний — мутации в ДНК. Где, когда и почему возникает поломка, ведущая к возникновению раковой опухоли, зависит от ряда причин.
Что должно насторожить?
Коварство рака легкого и трахеи состоит в том, что ранние формы этих заболеваний не имеют клинических проявлений. Нередко пациенты длительно лечатся от других болезней у врачей других специальностей.
Ранние признаки рака легкого
Первые симптомы рака легкого часто не связаны с дыхательной системой. К ним относятся:
Стадии рака легкого
I стадия — опухоль меньше 3 см, метастазы отсутствуют, симптомов нет.
II стадия — опухоль до 6 см, находится в границах сегмента легкого или бронха.
Единичные метастазы в отдельных лимфоузлах (ограничены грудной клеткой на стороне поражения). Симптомы более выражены, появляется кровохарканье, боль, слабость, потеря аппетита.опухоль меньше 3 см, метастазы отсутствуют, симптомов нет.
III стадия — опухоль превышает 6 см, проникает в другие части легкого или соседние бронхи. Средостенные лимфатические узлы могут быть поражены метастазами.
IV стадия — опухоль дает метастазы в другие органы.
Как лечат рак легкого?
Выбор метода лечения во многом зависит от распространенности онкологического процесса.
Пациентам с ранними формами рака легкого, которым противопоказано хирургическое лечение, назначается лучевая терапия (стереотаксическая радиохирургия).
В НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова успешно проводится уникальная операция: бронхопластическая лобэктомия — удаление части легкого (вместо традиционной операции — полного удаления органа).
Такое вмешательство позволяет сохранить качество жизни пациента. На сегодняшний день заведующим хирургическим торакальным отделением НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова Евгением Левченко проведено более 300 бронхопластических лобэктомий. Это самый большой опыт «в одних руках» во всем мире.
Если опухоль большая или обнаружены метастазы, назначается лекарственная терапия.
Точечно воздействовать на клетки, которые несут генетические нарушения, не затрагивая другие, позволяет таргетная терапия, благодаря которой достигается высокая эффективность и низкая токсичность (а значит, хорошая переносимость) лечения. Если в эпоху химиотерапии 50% пациентов с распространенным раком легкого умирали в течение года после постановки диагноза, сегодня благодаря современному лечению эти больные стали жить в 3-4 раза дольше.
Еще одна прорывная технология в лечении рака легкого — иммунотерапия, которая блокирует механизм уклонения опухоли от надзора собственной иммунной системы и активизирует противоопухолевый иммунитет. Благодаря этому иммунитет распознает и самостоятельно уничтожает опухоль. Применение иммунной терапии позволяет надеяться на выздоровление даже пациентам с запущенной стадией рака легкого.
Как получить лечение?
Если вы заметили у себя настораживающие симптомы, обратитесь к участковому терапевту или врачу общей практики.
После осмотра и опроса в случае необходимости врач выдаст вам направление в онкологический диспансер, ЦАОП.
После осмотра онколог онкодиспансера или ЦАОП, если возникло подозрение на злокачественное новообразование, должен организовать ваше полное дообследование и взятие биопсии опухоли.
Если диагноз «рак» подтвердился, следует немедленно приступить к лечению: оно может быть амбулаторным или стационарным и включать в себя хирургическое вмешательство, медикаментозную и лучевую терапию.
Лечение может проходить по месту жительства или — в случае невозможности лечения по месту жительства — в федеральном центре (если потребуется лечение там, вам выдадут направление).
Помните: лечение (в том числе современные дорогостоящие препараты для иммунотерапии и таргетной терапии) предоставляется по ОМС бесплатно. Никаких доплат требовать не могут, если это происходит, обращайтесь к страховому представителю в компанию, выдавшую полис ОМС.
Сроки оказания онкологической помощи определены Приказом Минздрава № 915н «Об утверждении Порядка оказания медицинской помощи населению по профилю „онкология»», они должны строго соблюдаться:
При необходимости проведения операции предшествующая хирургическому вмешательству предоперационная химиотерапия или предоперационная лучевая терапия проводятся в сроки, установленные клиническими рекомендациями Минздрава России для каждого вида опухоли. После них выполняется операция.
Вопрос обеспечения лекарственными препаратами находится под пристальнейшим контролем Минздрава России.
Можно ли вылечиться от рака легкого?
Да, и таких случаев в копилке врачей немало. В НМИЦ онкологии им. Н.Н. Петрова часто вспоминают шахтера, который всю жизнь проработал за Полярным кругом: в Воркуте. После выхода на пенсию он переехал в Кировскую область и… заболел. Сначала врачи поставили диагноз «бронхит», затем — «астма», потом — «рак легкого». Младшая дочь посоветовала пройти обследование в Санкт-Петербурге, где они попали к Евгению Владимировичу Левченко. Хирург предложил сделать операцию по своей методике, сохраняя часть легкого.
Благодаря этому удалось добиться длительной ремиссии. В планах у 65-летнего пациента снова вернуться к спорту, в родном городе его уже ждет сборная ветеранов.
Муж привез ее в клинику уже в тяжелом состоянии. Дышать самостоятельно она уже не могла. Диагноз — «рак легкого 4-й стадии, осложненный тромбоэмболией» — не внушал оптимизма. Состояние было настолько тяжелым, что родные готовились к худшему. Брать биопсию в такой ситуации было нельзя: пациентка могла погибнуть от кровопотери. Генетическое исследование плазмы крови показало, что у пациентки болезнь вызвала особая мутация, против которой есть специализированный таргетный препарат.
Женщина быстро пошла на поправку. Сейчас она живет обычной жизнью. Все, что требуется для поддержания ее состояния, — это просто принимать таблетки.
Уроженец Дербента, врач-стоматолог — с молодости курил крепкие дорогие сигареты (на момент поступления в клинику стаж курения составлял 32 года).
«Я наивно полагал, что вред бывает только от дешевых папирос», — вспоминает он.
В феврале 2014 года его стали мучить ночные боли в руке. Местные врачи решили, что это профессиональное заболевание (как известно, руки стоматологов постоянно испытывают большую нагрузку), и назначили сначала физиопроцедуры с гормональным препаратом, а потом — инъекции другого гормонального препарата непосредственно в руку.
Поскольку эффекта так и не последовало, пациента решили «дообследовать». Рентгеновский снимок показал отсутствие в лучевой кости 6-сантиметрового фрагмента. Окончательный диагноз был поставлен в НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина: оказалось, что это не саркома, как предполагалось ранее, а метастатический рак легкого 4-й стадии. Метастаз размером 10х15 см блокировал работу сустава и разрушил лучевую кость правой руки.
Пациенту была удалена верхняя доля правого лёгкого, ампутирована рука, 4 курса химиотерапии также не дали результата. В начале 2015 года он стал одним из первых пациентов, кто принял участие в клиническом исследовании нового иммуноонкологического препарата, которое проводилось в НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина. Результат превзошел все ожидания: пациент быстро пошел на поправку, и с тех пор болезнь ни разу не напомнила о себе.
После операции пациент обратился за консультацией в НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина. После молекулярно-генетического тестирования была выявлена редкая генетическая мутация, которая и стала причиной заболевания. При ней самым эффективным вариантом лечения является таргетная терапия.
После назначения препарата у пациента уменьшилась одышка, пропал кашель. Сегодня, спустя 5 лет после начала лечения, признаков опухолевого процесса у пациента нет.
Для лечения пациентов дневных и круглосуточных стационаров в 2020 году выделено 120 миллиардов рублей и запланировано выделить в 2021 году 140 миллиардов рублей.
«Черные трансплантологи»: как устроен бизнес нелегальной пересадки органов
«Черные трансплантологи»: как устроен бизнес нелегальной пересадки органов
Дело «Медикус» привело к разоблачению большой европейской сети. Клиника делала нелегальные трансплантации прямо в косовской столице – Приштине. В 2008 году, как только Косово провозгласило независимость, посредники начали отправлять туда доноров из Молдовы, Украины и России.
По документам доноры ехали в Косово якобы для медобследования. Такая массовая диспансеризация вызвала подозрения у косовской погранслужбы, и оттуда поступил звонок в полицию. Полицейский агент пришел в клинику, потом в аэропорт – и случайно застал там всю компанию: донора и посредников. Расследование понеслось быстрее, чем за клинику смогли вступиться влиятельные люди.
В тот момент правоохранительную систему Косово контролировала миссия Евросоюза – EULEX. Если бы не она, дело, вероятно, удалось бы замять. Потому что у директора клиники были связи в косовском руководстве, и эти связи помогли раздобыть лицензию. По версии следствия, в преступную группу входил директор клиники Лютфи Дервиши, его сын Арбан, несколько посвященных врачей. Доноров и реципиентов подгоняла другая часть группировки — граждане Израиля Моше Харель и Авигад Сандлер (они ускользнули от следствия в Израиль, но там их в конце концов арестовали и осудили). Посредники находили пациентов в Европе и Америке, деньги поступали на счета израильской фирмы, а частично передавались наличными врачам клиники.
Дин Пинелес вспоминает, что как только началось расследование, косовская элита начала сопротивление. Потому, что в криминальной трансплантологии были задействованы не только десятки рядовых участников – водители, сопровождающие, медсестры, но и очень уважаемые люди.
«Директором клиники был уролог, очень известный в своей среде человек. Он вступил в партнерство с турецким врачом по имени Юсуф Сонмез, которого хорошо знали среди трансплантологов, он великолепный хирург», — вспоминает судья. Все осложнялось тем, что за 10 лет до этого в Косово шла война за отделение от Сербии, и косовских боевиков также обвиняли в том, что они похищали сербов и цыган и пускали их на органы.
«Нас это очень заинтриговало, — вспоминает судья Дин Пинелес. — Мы подумали, что господин Марти нашел какие-то важные улики по нашему делу. И в ходе процесса мы попытались связаться с сенатором Диком Марти, чтобы он приехал в Косово и выступил в суде». Но оказалось, что доступ к Дику Марти заблокирован. Суд направил официальный запрос в Совет Европы и в Швейцарию и получил отовсюду ответ, что Дик Марти пользуется иммунитетом от допросов, причем таким крепким, что суд даже и помышлять не должен о том, чтобы его допросить. «Мы полагали, — говорит Пинелес, — что после заявлений на такой высокой ноте сенатор Марти пожелает, даже с энтузиазмом, поучаствовать в нашем процессе. Но в ответ мы получили «Нет». Что для нас было крайне удивительным».
Суд в Приштине закончился обвинительными приговорами. В 2013 году директор клиники получил 8 лет тюрьмы, его сын — 7 лет. Но позже судьи Европейской миссии уехали из Косово, и дело взяли в руки местные судьи. На апелляции они нашли в деле процедурные несоответствия, отменили приговор, назначили новый процесс, и главные подсудимые бежали.
Это была, пожалуй, самая серьезная в истории попытка осудить черных трансплантологов. Были и другие провальные процессы. В середине нулевых в России развалилось знаменитое «дело 20-й больницы», а совсем недавно, в 2020-м, в Казахстане суд оправдал трансплантологов, которые проводили коммерческие пересадки почек. Везде дело закрывали по одной и той же схеме: сначала профессиональное сообщество напоминало, какие заслуженные врачи оказались под следствием, затем останавливались любые операции по пересадке органов, после чего суды начинали принимать решения в пользу врачей.
Куда более важно, что все эти дела: и в Косово, и в Москве, и в Казахстане, объединяет еще одно обстоятельство: за нелегальными операциями стояла одна и та же международная группа посредников. Это узкий круг, участники которого действуют уже более двух десятилетий в десятках стран.
Израиль занимает «непропорционально большую» долю на рынке черной трансплантологии, выяснили в своем расследовании журналисты New York Times. Дело, судя по всему, в том, что к началу 2000-х из-за несовершенства израильских законов, сложилась особенно острая ситуация с пересадками органов: лист ожидания растянулся на годы, и у многих пациентов просто не было шансов дожить до операции.
Этим воспользовалась группа людей, которые создали несколько фирм, предлагавших трансплантацию за рубежом (подразумевалось, что фирма решала и проблемы с поиском доноров). Компании открывались и закрывались, но по сути делали одно и то же. Последним воплощением такой компании стала компания MedLead, владельцем которой по документам значится гражданин Израиля Роберт Шполиньске. Об этом человеке почти ничего не было известно: ни фото, ни биографии, ничего. Писали только, что его партнером был другой гражданин Израиля – Борис Вольфман.
Это партнерство было самым тесным образом связано с делом «Медикус». Про Бориса Вольфмана писали, что он — протеже Моше Хареля, главного координатора в косовском маршруте. Таким образом, здесь произошла смена поколений: на место Сандлера/Хареля пришло следующее поколение – Шполиньске/Вольфман.
Выходец из СССР Вольфман (родившийся то ли в Узбекистане, то ли в Украине) засветился в журналистских расследованиях по всему миру. О его невероятных приключениях писали журналисты от Шри-Ланки до Коста-Рики: он вербовал доноров и разыскивал клиники в самых экзотических местах. В Украине он попал под следствие, но успел уехать. В Израиле расследование все-таки добралось до него, и он дал показания о том, что лично составлял объявления «куплю почку…» на русском языке и размещал их в газетах в странах бывшего СССР (об этом писала израильская пресса). Вольфман попадал под арест в Турции и Албании, но каждый раз ненадолго. Он остается в списке разыскиваемых через Интерпол преступников и при этом щедро делился своими фотографиями в соцсетях.
Зацепку удалось найти в решении израильского суда. В 2016 году компанией израильских подпольных посредников занимался суд в Тель-Авиве; в документах суда имя владельца компании МедЛид было записано как «Шполянский». По этому имени в соцсетях уже нашелся человек с очень интересным кругом знакомств, во многих деталях совпадавший с тем Шполиньске, которого искали журналисты. На фотографиях мы видим человека, который отслужил в израильской армии, увлекается фитнесом, дружит с такими же физически крепкими ребятами, спортсменами, выходцами из бывшего СССР.
На одних фотографиях Роберт Шполянский — в обнимку с Борисом Вольфманом, на других — с человеком, похожим на Роини Шимшилашвили (еще один человек из розыскного списка Интерпола – разыскивается за похищения людей и причинение вреда здоровью, так часто обозначают теневых посредников). Чтобы убедиться, что это тот самый Роберт можно зайти на страницу компании МедЛид. Там его можно увидеть среди людей, сопровождающих пациентов на трансплантацию. Оказывается, владелец компании лично отвозит своих клиентов на операции в другие страны.
Получив изображение Роберта Шполиньске/Шполянского, журналисты RTVI смогли установить некоторые перемещения этого человека. Например, фотографии указывают на то, что в 2010-е годы Шполянский часто бывал в Азии и какое-то время прожил в Таиланде. Это существенно, потому что Таиланд примерно в это же время был базой для подпольных операций. Газета «Московский комсомолец» публиковала интервью с черным посредником, который, начиная с 2012 года, находил доноров в России и Украине. Он переправлял их в Таиланд, где координатор по имени Роберт встречал доноров и отправлял их в клинику на анализы и пересадку почек. В конце концов Роберт пропал, и его место занял другой человек. Как нам известно, в конце 2010-х Роберт Шполянский переключился на другое направление.
В последние годы он появляется уже на фотографиях в Казахстане, где с 2017-го года компания МедЛид начинает вовлекать в свою деятельность местных трансплантологов. Он приезжает в Казахстан лично, чтобы вести переговоры с клиниками, а позже – чтобы сопровождать пациентов. При этом у него есть помощница из Киргизии – Бермет Тайсалова, которая, как позже установит суд, помогала Шполянскому оформлять документы и вести дела с казахскими врачами.
Фотографии Шполянского позволяют судить и о том, где он находится сейчас. Он успел уехать из Казахстана до того, как следствие арестовало связанных с ним врачей, и увез с собой гражданку Казахстана Ксению Шевченко, которая, судя по публикациям местной прессы, также фигурирует в материалах суда (непонятно, в каком качестве). Сейчас владелец почечно-пересадочной компании живет в Стамбуле, в комплексе домов с бассейном, джакузи и сауной. Новый год он встречал в компании Бориса Вольфмана, который, вероятно, также скрывается от международного розыска в Стамбуле.
Неясно, насколько помощь Анатолия Долбина оказалась важной, но очевидно, что закон, который пробил профессор Шумаков, а также прецедент 20-й больницы, сделали отечественных трансплантологов практически неуязвимыми. Закон вводил презумпцию согласия, по которой любой пациент со смертью мозга по умолчанию становился донором органов, а прецедент 20-й больницы надолго отбил у правоохранительных органов охоту начинать дела против трансплантологов.
Между тем в деле было много вопросов, которые так и остались без ответа. Например, Московский центр органного донорства (МКЦОД) поторапливал врачей в больницах, чтобы они признали пациентов безнадежными; что директор МКЦОД Марина Минина якобы даже доплачивала реаниматологам по 200 долларов за одного нового донора; и что, наряду с официальным листом ожидания донорских органов, существовал и неофициальный — для своих, куда попадали, среди прочих, иностранные граждане. И этих иностранных граждан оперировали в Москве под видом россиян, — вся это операция называлась «красить больного».
Минина до сих пор возглавляет МКЦОД. За эти годы она защитила кандидатскую и докторскую диссертации. Отзыв на докторскую диссертацию написал главный трансплантолог Минздрава Сергей Готье, и сегодня Минина сама входит в диссертационный совет НИИ трансплантации и искусственных органов, который возглавляет Готье.
В России немногие понимают, какой именно порядок изъятия органов действует в стране. Чтобы получить орган от посмертного донора, пациенту надо встать в лист ожидания. При этом высокая позиция в листе не означает, что шансов на операцию больше. Орган могут отдать пациенту, которому операция требуется срочно, или тому, у которого показатели совместимости выше (а значит, больше вероятность, что орган приживется.) Здесь открываются большие возможности для манипуляций.
Еще одной гарантией справедливого распределения мог бы быть реестр трансплантаций. Он единый для всей России. Но в этом реестре, как нам удалось узнать, нет указания фамилии, имени и отчества донора и реципиента. Здесь в реестре – слепая зона. В принципе ничто не мешает провести через анонимный реестр и «крашеного» пациента, как это делалось в начале 2000-х.
По российским законам, раскрывать имена донора и реципиента органов запрещено. Это усиливает непрозрачность среды. А если органы распределяются несправедливо, мы вряд ли услышим голоса недовольных. Жизнь пациентов, нуждающихся в трансплантации или переживших трансплантацию, настолько зависит от врачей, что бунтовать никто не осмелится.
Если посмотреть данные о количестве пересадок на душу населения, то Россия окажется на предпоследнем месте в Европе. Это мало для страны, где уже 30 лет действует самый либеральный закон о трансплантации в мире. Статистика по Москве лучше, но вытянуть всю Россию столица не может. Из регионов, где своей трансплантации нет, пациенты приезжают ждать операции в Москву.
В 2019 году Счетная палата проверила, как строится Федеральный центр трансплантации почки в городе Волжский Волгоградской области. Строительство запущено в 1996 году, закончилось через 22 года, в 2018-м, но потом еще год центр не работал, потому что ему не успели оформить лицензию. Счетная палата оценила контроль Минздрава за строительством как «слабый» и отметила, что за последнюю пятилетку строительства (с 2012 по 2017) лист ожидания донорской почки в России вырос с 3471 до 5531 человека. И чем длиннее этот лист ожидания, тем дороже будет потенциальная услуга по операции вне очереди.
В 2004 году, пока в СМИ обсуждалось дело 20-й больницы, журналисты телеканала РТР обнаружили криминальную историю в другой московской клинике — номер 7. Туда тайно привезли на пересадку почки израильскую пациентку Марсель Дихи. Почка была от посмертного донора; операция прошла неудачно, и пациентка умерла. Когда стали выяснять, кто организовал отправку Марсель в Москву, всплыла израильская фирма «Новая жизнь», занимавшаяся медицинским туризмом. Владельцами фирмы значились выходцы из СССР Олег Кравчик и Леонид Гиннер. Фирма с тех пор никак не проявлялась, зато позже получила известность компания с похожим названием – “New Life 4U”. Ее зарегистрировал Роберт Шполянский. Больше деталей о том, что RTVI удалось узнать о бизнесе этого человека, его партнерах и тех, кто готов продать им свои почки, можно посмотреть в фильме «Чужие органы».