она связала меня платками
Она связала меня платками
Карл Эдвард Вагнер
Это был золотой медальончик поздней викторианской эпохи в форме сердца, с обычным для этого периода украшательством и висел на тяжелой золотой цепи. Он был включен в лот ювелирных изделий на аукционе, в борьбе за который Пандора победила. Этой покупкой она была очень довольна, хотя цену пришлось предложить куда как высокую. Она вообще на поездках по закупкам действовала хорошо.
— Тогда я тебе дам за них только тридцать.
— Сорок. Здесь золото.
— А скидка для сотрудников? Тридцать. Зато плачу наличными.
— Продано. Положи в кассу.
Пандора выбирала из кучи дешевой бижутерии предметы подороже, которым может понадобиться оценка профессионального ювелира. Таких набралось много.
— Смотри-ка, что за милая штучка!
Пандора подняла золотой медальон. На нем была латинская надпись: «Face Quidlibet Voles».
Мэвис его осмотрела.
— Поздняя викторианская эпоха. Будет твоим всего за двести долларов.
Мэвис застегнула медальон у нее на шее.
— Хочешь оставить его себе?
— Может быть, поносить несколько дней. Как он мне?
— Тебе не хватает к нему кринолина.
Пандора посмотрелась в антикварное зеркало и поправила волосы.
Мэвис вгляделась в надпись.
— Не понимаю, что это значит. Лицом. что-то. к полевкам? [Мэвис читает латинскую надпись по-английски.] Глупость какая-то. Полевки симпатичные. У меня в саду они живут. Шустрые грызуны. И это лучше, чем белки, которые сгрызают кормушки для птиц.
Пандора разглядывала свое отражение.
— С золотом всегда так. Надписи стираются, а латынь я со школы не вспоминала.
Пандора долго принимала душ, потом завернулась в полотенца и махровый халат, сделала себе чай, положила в чашку сливок, два куска сахара и лимон, включила телевизор, свернулась на любимом диване, угнездилась под пуховым одеялом и стала ждать, пока высохнут волосы. Она считала, что волосы у нее слишком прямые, поэтому предпочитала феном не пользоваться.
Внутри не было ничего. Пандора даже испытала некоторое разочарование.
Усталая с дороги, она отставила чашку и вдруг провалилась в сон.
Она была одета в школьную форму. Две сестры держали ее за расставленные руки, прижимая туловище к столу. Третья сестра задрала ей юбку и сдернула толстые хлопковые панталоны. В руке она держала большую деревянную линейку. Девочки в классе смотрели со страхом и ожиданием.
— Я взрослая деловая женщина! Кто вы такие, черт вас возьми!
Линейка шмякнула ее по заду. Пандора взвыла от боли. Снова и снова падала линейка, и Пандора заплакала. Одноклассницы стали хихикать. Линейка взлетала и падала на краснеющие все сильнее ягодицы. Пандора вопила и дергалась в железных руках сестер. Экзекуция продолжалась.
Но были в моей жизни моменты, когда мое желание могло осуществиться. И оно осуществилось, но не совсем так, как мне мечталось. И вот некоторые истории с большой долей фантазии – как бы оно могло быть. 
Родители мои с самого детства отправляли меня на лето в деревню, к бабушке.
Туда же приезжала моя двоюродная сестра Люба, младше меня на пол года со своим братом Славой.
Жили мы дружно, в деревне были и другие мальчишки и девчонки, так что не скучали.
В этот год Люба приехала одна, из взрослых была одна бабушка.
Дом был большой, потому спали мы в отдельном помещении, называемом «зимовка» с двумя комнатами, а бабушка в другом, рядом с печью, которую она утром топила.
Устроились мы с полным комфортом, нам никто не мешал, приходили и уходили гулять с ребятами и днем и вечером до поздна.
С любой я встречался в деревне каждое лето, а в городе иногда я бывал у них в гостях, реже – она у нас.
По вечерам, перед сном рассказывались разные истории, в то время я много читал и мне было чего рассказать о прочитанных историях.
То, что в этот раз мы были только вдвоем, ещё больше сблизило нас.
Телевизора тогда там не было.
Говорили мы о многом, но о своей тайне я не рассказывал никому и никогда.
Вот только однажды я приготовил веревку и попросил Любу связать мне руки.
Она, не задавая вопросов, взяла веревку и крепко связала мои протянутые руки спереди.
Я даже удивился, как легко это у нее получилось. Я улегся в свою кровать и минут через пять, с помощью зубов, развязался. А развязать узел я смог только потому, что он был завязан сверху.
Поскольку при этом возникла эрекция, я просто показал свободные руки и затих. Люба ничего не стала расспрашивать.
И что это ты делаешь? Зачем взял мои вещи? Тебе что нравится женское белье? Я стоял красный как рак…., мне было стыдно.
Не рассказывай никому, попросил я Любу…. Мне было безумно стыдно…
Люба внимательно смотрела на меня.
Да не бойся ты, я не скажу никому…, ты же брат мне.
Ты мне ничего плохого никогда не делал…, правда я знаю, что ты иногда подглядываешь за мной.
Она помолчала…, только ты пока не трогай мои вещи сам…, надо подумать и поговорить.
Я подумаю как тебе помочь.
В этот вечер разговор не клеился, я переживал, а Люба вела себя так, как будто ничего и не видела.
Несколько дней прошли как обычно, и я успокоился. Похоже что ни ребята ни девчонки не узнали мою тайну.
От этих слов меня просто затрясло. В голове метались обрывки мыслей, тело вибрировало мелкой дрожью.
К горлу подступил комок. я не мог ничего произнести.
Было и стыдно, радостно и тревожно.
Чувства бушевали внутри и я знал, что нельзя отказываться. весь мой организм желал этого.
Руки сами протянулись к Любе, а голова просто кивнула.
Похоже Люба тоже волновалась, ожидая моего ответа.
Скоро я успокоился, лежать было удобно, привязан я был надежно и мягко.
Вошла Люба и я постепенно разговорился, рассказал ей практически всё.
О том, что меня буквально завораживает вид женской одежды…, однажды я был у них в гостях и увидел в приоткрытой кладовке большую кучу из платьев, кофточек…, все такое цветное, яркое…, нарядное. Как я жалел, что у меня нет родной старшей сестры, чья одежда подходила бы на меня….
На эту тему я часто мечтал.
При этом мне очень нравились девочки, себя я видел всегда мальчиком, но во власти девочек.
Был я очень робким и закомплексованным, просто подойти к девочке и сказать хоть слово, было выше моих сил.
Всегда, когда я сам одевал на себя что нибуть женское, в конце меня ждало разочерование. Я презирал и ненавидел себя за свою «слабость».
Девчонки жили в моих фантазиях – там меня похищали, переодевали, связывали и я жил в плену, где любая девочка могла делать со мной что угодно.
Естественно не причиняя мне физических мучений и не делая со мной того, чего я не мог выдержать.
И в тех же фантазиях я пытался при малейшей возможности бежать, избавившись от женской одежды.
Но если бы мне это удалось, я стал бы мечтать, чтобы меня поймали и наказали за побег.
А Люба рассказала, что а всегда мечтала о младшей сестричке, с которой она могла бы играть, та бы её слушалась во всём и всегда …, но у Любы сестра была старше её на 7 лет, и это большая разница.
В общем, мы пришли к соглашению, что я становлюсь её младшей сестричкой.
Это будет Игра, которую всегда начинает и заканчивает только Люба.
Сопротивляться и пытаться сбежать я могу только тогда когда я уже переодет и связан.
А на время одевания и связывания, я абсолютно послушен или я приглашу всех деревенских девчонок.
Начинается игра с момента, когда мне на голову накидывают платок.
Никакие отговорки не принимаются, кроме угрозы быть застигнутыми посторонними.
Тут Люба повязала на мою голову большой платок с желтыми цветочками, завязав концы сзади на шее.
Теперь ты мой пленник, сейчас я превращу тебя в девочку.
К твоему сведению, в доме полно женской одежды, в том числе платья, юбки, даже форма школьная моей старшей сестры.
Кстати это было время (моей юности), когда все девочки и женщины в деревне носили исключительно платки, платья и юбки.
Тут Люба стала доставать из сундуков платья, юбки, кофты и т.д., прикладывая их к моему голому телу и откладывала в сторону одежду моего размера.
Так, что Машенька извини, но тебе придется потерпеть.
Ручки не болят. Вот и хорошо.
Сейчас мы пойдем погуляем немного.
И мы пошли, при движении резинки пояса натягивались, платье скользило по ногам..
Ощущения были необычные и приятные, немного давил лифчик, платок плотно обтягивал голову.
Мы подошли к зеркалу…, если бы не лицо, то там отражались две девочки в платочках.
Только у одной связаны руки, а другая держит в руках веревку.
Она связала меня платками
Пойманный.
Мать получила отпуск и поехала на море. Этого я ждал очень долго! Ведь теперь весь ее гардероб полностью в моем распоряжении!
Сколько я встречаюсь с Наташей, я ей ни разу не говорил про свои слабости. И вот теперь она меня видет во всей своей красе.
-Это получается если бы у меня не было бы своего ключа, то я так и не увидела бы чем ты тут занимаешься?
Я махнул головой в знак согласия.
-И долго ты этим занимаешься?
-И мне ты, конечно, не хотел говорить!
Тут она толкнула ногой в плечо так, что я упал. Я пытался промычать слово «развяжи».
-Развязать? Ну нет уж! Теперь потерпи дорогая.
Тут раздался звонок в дверь. Наташа пошла открывать. Я с огромным испугом начал мычать сквозь кляп, и махать головой, что мол не делай этого. Из коридора она крикнула:
-Не беспокойся дорогая, это свои.
-Привет, проходите. Она там.
Кто-то зашел, или зашли. Меня повернули на живот, потом на спину. Подняли, и поставили на колени. Я не сопротивлялся. Это были наши общие друзья, Лена и Слава.
-а кто сказал, что я его развяжу? Только придержите ему руки.
Меня поставили на колени и сняли наручники. Потом обе руки завели за спину кистями к верху (к шее). Кисти связали платком. Потом локти стянули, то же платком.
Они подняли меня на ноги, и крепко прижали руки. Кто-то стал развязывать мне ноги. Когда веревка дошла до пояса, она стала затягиваться от пояса и выше, оплетая локти. Под лифчиком возникла пауза. Зашелестел пакет.
-Давай пока по два, а там посмотрим.
Вдруг, мой лифчик слал наполняться платками. Бретельки стали впиваться в кожу. Сквозь платки я расслышал смешки.
-А еще по одному войдет?
Лифчик даже стал потрескивать. Бретельки просто вгрызлись в спину и плечи. Платки, набитые в него, просто не давали дышать. Потом, связывая меня дальше, разделили веревками «грудь», и закончили на руках.
-Зачем тут Слава и Лена? Зачем вы меня связали?
-Скоро ты узнаешь, чем они занимаются, только не удивляйся. А сейчас мы поедем на природу.
-В таком виде? И я не буду ехать с вами.
Она открыла шкаф и стала перебирать в нем вещи. Она достала длинную (мне до пят), светло-розовую ночнушку с коротким рукавом и приставила к себе.
-Мне длинновата, а тебе в самый раз.
И тут я просыпаюсь. Возле меня на диване сидит Наташа и говорит своей маме что она сегодня не придет ночевать домой…
Она связала меня платками
Дело происходило в мою бытность студентом, отправили нас только, что зачисленных первокурсников помогать сельским жителям в уборке сельхоз продукции в виде урожая сахарной свеклы. Меня, как одного из последних прибывших, определили в бригаду N 16 которая состояла из двенадцати девчонок и одной взрослой женщины. Участок под работу нам выдели достаточно далеко от села километров 10, поэтому в целях экономии рабочего времени и ГСМ поселили нас жить на полевом стане, в домике из 4 комнат и кухни. Работа была не сложной утром привозили свеклу и сваливали в большие гурты, а мы должны были отделять «вершки от корешков», т.е. саму свеклу от ботвы. Девчонки работали усердно, т.к. многие были из села и поэтому такой труд для них не являлся чем то новым, а я как городской житель в основном бездельничал, катаясь с водителями самосвалов. Несколько раз мне правда говорили, что бы я хоть что то делал, но я пропускал все мимо ушей. Примерно через неделю такого моего труда, в тот день я с утра уехал на ток и там проболтался до самого ужина, меня позвала в свою комнату Наташа. Не подозревая ни чего плохого я зашел к ней, в комнате в это время находились почти все девчонки, не было только Иры, которую я прозвал крестьянкой за то, что она практически всегда ходила в белом ситцевом платке с красными цветами по периметру. Причем повязывала она его туго, как старуха, надвинув на самые глаза свободные концы пропускала под подбородком и завязывала сзади на шее, от чего лицо её становилась треугольным с лукавой усмешкой на губах.
— Мы от тебя уже какой день завтраки слышим, а толку нет, учти это последний с тобой разговор на эту тему.
— Нет, так легко ты сегодня не отделаешься, мы тебя так просто не выпустим.
— На ней белье висит.
Я стоял не зная, что и сказать, так быстро оказаться в полной власти девушек такого со мной еще случалось, и как себя вести себя в этой ситуации не представлял, попытался осмотреться. Вокруг меня стояли такие знакомые и с другой стороны совсем незнакомые девчата, все немного запыхавшиеся но причем каждая в руках держала либо платок, либо полотенец, а Надежда с Леной сразу держали в руках по несколько платков разного цвета, и простых ситцевых, и шерстяных, и еще каких то.
Сам я представлял наверное тоже странный вид, я мог видеть только свои ноги, которые в щиколотках были связаны ярко голубым в синию полоску платком, колени тоже были связаны платком, причем платок был красного цвета, с крупными цветами и достаточно большой, он был сложен по диагонали и передний край немного подогнут. Платок обтягивал мои колени спереди, плавно переходя длинными концами вокруг колен и затягивался спереди на узел. Я даже представил, что если согнуть колени, то это будет смотреться, как женская голова в платке, если смотреть на неё сзади. Но при всей этой легкости и даже ажурности ноги были связаны достаточно прочно и надежно, так что без посторонней помощи освободиться не было никакой возможности. Рук своих я не видел, но по боли в локтевых суставах можно было догадаться, что и там все в порядке, если их не развяжут, то о свободе можно забыть.
Но я продолжал упорно молчать и обдумывать свое положение.
Перспектива оказаться еще и с кляпом во рту меня не сильно прельщала, поэтому я сказал:
— Девчонки, милые, я все понял теперь, я за вас всю свеклу почищу, которую привезут завтра, простите меня пожалуйста.
— На полу у входа, а может и так постоять, если ему нравится,- предложил кто-то.
После чего набросила мне этот платок на плечи, но так как он был очень большим, Оля хвасталась, что его размеры 150-150 см, он скрыл меня буквально полностью но Татьяна не успокоилась на этом, обмотав его концы вокруг меня на три раза, она завязала его сзади, прижав и без того связанные руки к туловищу.
Затем все девчонки вышли из комнаты, оставив меня одного. Я мучительно соображал, что мне делать и как быть. Для начала я попробовал освободится, дергая руками и ногами, от чего чуть не упал на бок, но помешала Ольгина кровать о которую ударился плечом, попытался сорвать платок удерживавший кляп, шоркая головой о кровать, но и это не удалось из-за платка, которым была повязана голова. Повозившись так минут пять, я окончательно выдохся, к тому же стали затекать связанные руки, платок во рту промок насквозь и поэтому немного уменьшился в размерах, но легче от этого не стало, наоборот захотелось пить.
Мысли в голове путались, было обидно и стыдно, что дал себя связать и вдвойне обидно, что связан платками и даже на голову платком повязали как девчонке, представил, что если об этом кто-то узнает, то мне уже в институте не показаться. Вместе с этими мыслями во мне просыпалось, что то новое незнакомое, от того, что я связан девчонками и не просто связан, а связан именно женскими платками, которые на взгляд безобидные и в тоже время прочно удерживают меня в своем плену.
За этими мыслями я даже не сразу заметил, что в комнату вошла Ира и стояла разглядывала меня, когда же я её увидел она спросила, кто это меня так связал, девчонки что ли и где все есть? «Ммм,»- промычал я, пытаясь дать понять, что бы она меня освободила от пут. Она задумалась, подошла к мне вплотную, поставила ровно на колени и взялась за узел павлопосадского платка, я уже думал, что она будет развязывать меня, но она только подтянула его. После чего сняла с головы свой платок и завязала им мне глаза, лишив последний возможности общения с внешнем миром.
В это время в комнату вошли девчонки.
Я отрицательно покачал головой.
Я замычал, что есть силы в кляп.
Я кивнул, думая, что если развяжут, то что нибудь придумаю.
Эта ночь превратилась для меня в кошмар. Не имея никакой возможности освободиться, я извивался в своих путах, мычал, но на это никто внимания не обращал, только, как я понял, Ольга два раза давала мне подзатыльники и ставила на колени, когда я падал на ее кровать.
Под утро от недостатка кислорода я впал в полуобморочное состояние, мне было уже все равно, что будет дальше, на каких условиях меня освободят, только бы вытащили изо рта это проклятый Ольгин платок и дали вдохнуть полной грудью. Очнулся я тогда, когда почувствовал, что с меня снимаю платки укутавшие голову, когда развязали глаза, передо мной стояли Ирина и Ольга.
В первые несколько минут я не мог произнести ни одного внятного слово только когда онемение челюстей прошло попросил, развязать меня.
Развязывали меня девочки не так быстро как связывали, сначала развязали платки на ногах, затем освободили от плена Ольгиной шали и развязали руки. После того как кровообращение немного освободилось я захотел снять платок с головы, но Ира пресекла мои действия сказав, что сегодняшний день я проведу в нем. Я хотел было запротестовать, но Татьяна и Лиза убедительно помахали, перед моим лицом платками из объятий которых меня только, что освободили, поэтому все вопросы сразу отпали. Ира, приказала мне помыть пол в доме, почистить картошку, постирать платки которыми я был связан, так как я должен держать в порядке свои вещи. Я возразил, что они не мои, а её подруг на что услышал, что с этой ночи это мое средство перевоспитания, а если ослушаюсь, то она все расскажет девчонкам и я пожалею. Пришлось мне их постирать и даже погладить когда высохли. Все это время думал только об одном, что бы сюда никто не пришел и не увидел меня с платком на голове, и как быть дальше, но ничего путного придумать не мог.
Вечером вернулись девчата и спросили у Иры, как вела себя её помощница. Я думал, что она скажет хорошо или по крайней мере терпимо, он она заявила, что я не слушался её, огрызался, работу выполнял с ленью, все время просил у неё разрешения снять платок с головы и даже два раза порывался сделать это. Тут же они решили, что меня за это надо наказать и отрезали путь к отступлению, закрыв дверь на щеколду. Татьяна подошла ко мне и скомандовала руки назад, помня вчерашнею ночь я попытался объяснит, что все было не так. Но все мои усилия были напрасны, меня ни кто не хотел слушать, тогда я предпринял очередную попытку вырваться, так как кошмар прошлой ночи, как мне казалось, второй раз не пережить. Но возле двери, когда я пытался открыть щеколду, меня снова настиг платок Татьяны, который она, как и в прошлый раз набросила на голову, меня оторвали от двери и повалили на пол. В этот раз девчонки действовали более слажено, одна уселась мне на плечи, вторая на ноги, руки быстро заломили за спину и я снова почувствовал как они попадают в плен мягкой ткани платка. Локти в этот раз стянули не так туго, но все равно надежно, ноги связывать в щиколотках не стали, ограничились платком на коленях. После чего меня перевернули на спину, сдернули платок с лица и прежде чем я успел, что-то сообразить, мне в рот глубоко вогнали кляп. В этот раз в качестве кляпа служил скомканный Ленин шерстяной платок, он так сильно расклинил рот, что я даже не мог его вытолкнуть языком, и казалось, что челюстные связки вот вот лопнут.
Меня поставили на ноги и Татьяна снова принялась читать мне лекцию, о том что я не понял вчерашнего урока и что теперь они возмутся за мое воспитание всерьёз.
Заложник 4 (+18)
— Вы только посмотрите на эту спящую красавицу, — услышал я сквозь сон.
Я открыл глаза и увидел, что надо мной, сложа руки, во весь рост стояла Марина и, ехидно улыбаясь, рассматривала моё тело, разлёгшееся на полу и заключённое в розовый спальный кокон. Я уставился в потолок, дабы не встретиться с её уничтожающим моё, и без того хрупкое, достоинство взглядом.
— Я не сплю. Только глаза прикрыл. Чтобы свет не мешал, — робко оправдывался я.
«Да залазь ты уже», — мысленно подгонял я Марину.
— Ааа, ну ладно. Я понимаю, трудно заснуть в такой обстановке, — сказала Марина и, пройдя к своему спальному мешку, начала расстёгивать свои сапожки.
«Ну наконец-то, — подумал я. — Сейчас она ляжет наконец». Я бросил взгляд на дутый спальник, лежащий рядом со мной в ожидании своей хозяйки, и буквально замер в ожидании того, что этой ночью я буду спать в компании этой симпатичной фиолетовой куколки.
— Я джинсы сниму, не возражаешь? А то в них спать неудобно.
И не успел я опомниться, как Марина, не нуждаясь в моём одобрении, встала на свой спальник спиной ко мне и начала раздеваться. Я невольно повернул голову в её сторону, и заметил, как из джинсовых оков вырвалась её круглая попка в белых трусиках-стрингах, облачённая, вдобавок, в светло-коричневые колготки. От этого волнующего зрелища кровь прилила к моему лицу и я, как одержимый, уставился на неё, не в силах отвести глаз.
— Тебе во сколько вставать? — спросила меня Марина, снимая штаны.
Сглотнув подкативший к горлу ком, я ответил:
— Ну хорошо, значит мне чуть пораньше. Надо же будет тебя освободить.
— Что, простите? — не расслышал я.
— Говорю, разбудить тебя надо будет, — сказала она.
Пока она возилась с телефоном, я просто лежал на полу и любовался её упругой, аккуратной попкой, разрезанной пополам стрингами, и длинными, блестящими ножками, одетыми в колготки. Я знал, что не должен был этого делать, но мне было жутко любопытно, что на ней было надето. В тот момент я чувствовал себя гадким мальчишкой, который подглядывает, как переодевается его старшая сестра и тихонько совершает своё грязное дельце. Почуяв что-то интересное, член мой вновь возбудился, горячо затрепетав где-то в глубине спального мешка.
«Какая бесстыдница, — подумал я. — Даже не постеснялась раздеваться в моём присутствии, а теперь просто стоит надо мной и даже не знает, что я тайком пялюсь на её задницу. Интересно, а она знает, что её повседневная одежда меня так возбуждает? Наверное, даже не догадывается, что у меня на неё встал. А если бы узнала, то непременно бы воскликнула «Нахал!» и тут же спряталась бы в спальник. Ха-ха. Отменная у неё всё-таки попка. Наверное такая мягкая. Вот бы пожмякать её в этих колготочках».
Марина, стоя в самых простецких колготках и трусиках, выглядела как-то небрежно, по-домашнему, но её гордая, уверенная осанка выдавала в ней настоящую женщину, которая уже привыкла к подобной одежде и не находила в ней ничего особенного или неприличного. Она не стесняясь демонстрировала мне свою крепкую, сексуальную попку, как будто позади неё лежал не незнакомый парень, а какая-нибудь большая подушка, перед которой можно было делать что угодно. Казалось, она нарочно дразнила меня красотой своих очаровательных, упругих форм, а я лишь лежал позади неё как завороженный, чувствуя, как колотится моё сердце, и наблюдал за тем, как она нагло и бесстыдно вертит своим задом буквально у меня под носом.
Закончив с телефоном, Марина обратилась ко мне:
— Ну всё, пора баиньки.
И, посмотрев на меня, добавила:
— Ахах, блин, Лёшка, ты такой смешной. Видел бы ты себя сейчас.
И я вновь сконфуженно уставился в потолок. Но мне было всё равно, как глупо я выглядел в её глазах. Я получил, что хотел, а это главное, и даже её насмешки уже не смущали меня. Я достиг желаемой цели, а всё остальное было уже не важно.
Услышав, как бодро прожужжала молния соседнего спальника, я понял, что Марина наконец-таки ложится. Резво запрыгнув в мешок, она застегнулась и пожелала мне:
— Спокойной ночи, — ответил я, почувствовав при этом долгожданное расслабление.
И я, отбросив все свои мысли и страхи, глубоко вздохнул, закрыл глаза и приготовился заснуть так, как не спал ещё никогда в своей жизни.
Прошло, наверное, минут двадцать, но я всё никак не мог заснуть. Я всё ещё слегка нервничал по поводу своих продолжавшихся ночных приключений. Не мудрено: не каждый день на мою долю выпадало переодеться в женскую одежду и заночевать на складе в спальном мешке. «Мда уж, хорошо хоть, что меня никто не видит, кроме неё», — подумал я.
А ещё мне не давала покоя мысль о том, что я буду спать рядом с незнакомым человеком, и к тому же девушкой. Уже засыпая, я, приоткрыв глаза, повернул голову в сторону и убедился, что рядом со мной и в самом деле спала самая настоящая девушка, обёрнутая в блестящую, нежно-фиолетовую болонью спального мешка. Из-под капюшона выглядывало её миленькое, сонное личико, грудь её вздымалась и опускалась, а я с трепетом и вожделением смотрел на этот пухлый кокон, в котором так сладко спала Марина. Мне она показалась такой хорошенькой и невинной в этом спальнике, что мне захотелось просто сидеть напротив неё всю ночь и смотреть на то, как она безмятежно спит, тепло укутанная в свою мягкую упаковку. Я бы любовался этой куколкой и её уютной фиолетовой кроваткой, в которой ей посчастливилось оказаться, представлял, как ей, должно быть, тепло и мягко спится и как колготки ласкают её стройные ножки и лишь немного завидовал бы ей.
Теперь же поводов для зависти не было: я тоже был в спальном мешке, как и Марина и мог ощутить, что она испытывала в тот момент. Комфорт и мягкость буквально окутывали меня со всех сторон, с ног до головы. Вдобавок я был целиком одет в Маринины вещи, которые она дала мне поносить, отчего всё моё мужское естество буквально растворилось в этом потоке нежности и я стал вновь ощущать себя девушкой.
Я приподнял голову и оглядел два пухлых цветастых кокона, компактно лежащих рядом друг с другом. Глядя с такого ракурса, ни у кого не возникло бы сомнений в том, что внутри спальных мешков были именно девушки — одна в фиолетовом, другая в розовом. Могло показаться, что мы с Мариной и впрямь лежим прямо как две подружки, брошенные на произвол судьбы на этом мрачном и холодном складе, а в это время на улице бушует ураган и раздаются яростные раскаты грома. Поначалу мне было страшновато, но теперь я уже не боялся, потому что я был не один. Со мной был кто-то, кто оберегал меня. Я ощутил, что за время, проведённое вместе между мной и Мариной установилась какая-то связь, как у хороших знакомых. Это положение несколько сблизило нас. Мне почему-то захотелось подползти к ней поближе, прижавшись бочком к мягкому и пухлому кокону, в котором она спала, и почувствовать, как соприкасаются наши тела, завёрнутые в спальные мешки. Я не преследовал каких-то грязных мыслей, я просто хотел заснуть вместе с Мариной, ощущая её присутствие своим телом. Даже моя пуховая упаковка не согревала меня так, как мысль о том, что рядом со мной лежит что-то тёплое и мягкое, такое же, как я, которое тихонько посапывает во сне и нежится в своём спальном мешке, оберегая меня от злых сил в эту неспокойную ночь.
Я снова с трепетом взглянул на свою храбрую спящую подружку. «Забавно, — подумал я, — спит и даже не догадывается, что я опять смотрю на неё. Эх. вот бы лечь сейчас рядом с ней и потереться с ней в спальных мешках. как два червячка, ха-ха. Или даже залезть к ней в мешок. Только я и она. две куколки, лежащие в «обнимку» друг с дружкой. Если бы она только знала, какая она милая, когда спит. Такая непосредственная, прямо как ребёнок. Хочется её обнять в этом спальнике и не отпускать. просто обхватить этот мягкий кулёчек и заснуть вместе с ним. »
Я ещё некоторое время любовался красотой спящей Марины, но вскоре начал погружаться в сон, невольно улыбнувшись от тёплой мысли о том, что в эту ночь я находился под надёжной защитой.
Но вскоре я пожалел, что не заснул так скоро: мой организм отчаянно посылал мне сигналы о том, что мне нужно поскорее попасть в туалет, а иначе случится беда. Всё-таки две кружки чая никуда не девались бы просто так. Я решил вылезти из спальника, тихонько прошмыгнуть в туалет и вернуться на своё место как ни в чём не бывало, не побеспокоив при этом Марину. Но не тут-то было. Я попробовал добраться до молнии, но руки мои, будучи буквально прикованными к телу, еле двигались внутри мешка. Да и, к тому же, Марина настолько затянула мне капюшон, что пробраться к молнии мне бы всё равно не удалось. То есть я оказался буквально заперт в спальном мешке и выбраться из него самому мне не представлялось возможным. И тут я понял, что попался. Марина специально сделала так, чтобы я не смог сам вылезти из спальника. «Но зачем?» — недоумённо подумал я.
Я повернул голову направо, бросив томный взгляд на свою спящую спасительницу. Я понимал, что для того, чтобы освободиться, мне нужно было её разбудить, однако делать этого мне не хотелось по понятным причинам. Я вмиг почувствовал себя таким беспомощным и зависимым от какой-то девушки, что тут же ослаб и оставил всякие мысли вырваться из своей темницы, продолжая лежать в мешке и пытаясь усмирить свой мочевой пузырь. Но со временем это давалось мне всё труднее. Я повернулся, или вернее сказать перекатился, спиной к Марине, свернулся калачиком и зажал свою промежность, чтобы хоть как-то обуздать обостряющуюся нужду, пытаясь отвлечься и поскорее заснуть. Однако попытки мои не увенчались успехом и спустя несколько минут мне всё-таки пришлось побеспокоить Марину.
— Эй, — прошептал я, — простите, пожалуйста!
Но девушка уже спала.
— Марина, — сказал я чуть громче. — Марина!
— Простите, — я слегка замялся из-за того, что пришлось разбудить её по такому деликатному вопросу, — мне нужно в туалет. Я не могу расстегнуться. Вы могли бы мне помочь?
По её сонно-недовольному личику было видно, что её не очень хотелось выбираться из нагретого спальника по такой пустяковой причине.
Я оказался слегка озадачен. «Блин, да я же сейчас прямо здесь. », — подумал я.
С немалым трудом я подполз чуть ближе к мешку, в котором спала Марина, и приподнял туловище, слегка склонившись над ней.
— Ну тогда расслабьте мне капюшон, чтобы я сам расстегнулся. Пожалуйста, я вас очень прошу, — умолял я девушку.
А Марина спросонья, видимо, плохо понимала, о чём я пытаюсь ей сказать.
Я всерьёз запаниковал. Мне очень не хотелось испортить мало того, что чужой спальник, так ещё и чужую одежду. От страха перед скорым катаклизмом я предпринял ещё одну попытку освободиться. Я попытался вызволить руку, буквально вырывая её из пасти спального мешка, в котором я был почти что связан, попутно пыхтя и барахтаясь всем телом дабы остановить поток жидкости, спешившей вырваться из меня. Со стороны это выглядело крайне глупо: я походил на розового червяка, который ползал и извивался под дождём, дёргаясь и выгибаясь в немыслимые формы.
Нетрудно догадаться, что своими ёрзаньями и пыхтениями я не мог не разбудить Марину. Повернувшись ко мне, она приподнялась и, удивлённо посмотрев на мои нелепые телодвижения, спросила:
— Ха-ха, Лёшка, что с тобой?
Я смирно лёг и попытался скрыть свою панику.
— Расстегните меня, пожалуйста, — произнёс я, продолжая подёргивать тазом. — Мне нужно в туалет.
— Ахаха, ну что ты как маленький. Спи давай, — вновь рассмеялась Марина, продолжая сидеть в мешке и наблюдать за мной.
Я не понимал, что же было смешного в моём положении. Я, полными отчаяния и недоумения глазами, смотрел на Марину и на то, как она смеётся надо мной и над моими тщетными попытками выбраться. Сердце моё буквально вырывалось из груди, кровь прилила к лицу и жар прошёл по всему телу. Никогда ещё в жизни я так не боялся. «Неужели. неужели она это нарочно? — ошеломлённо подумал я. — Она. да она же сумасшедшая!».
И наконец свершилось: я начал постепенно вырываться из своего заточения. Просунув руку через дырочку капюшона, я нащупал какую-то штуковину и расслабил тесёмки. Рука моя начала продвигаться к молнии и я уже было почувствовал вкус желанной свободы, как вдруг услышал, как расстегнулась молния Марининого спальника и раздалось:
— Э-э-э нет, дружок, стоять.
Подскочив к моему спальному мешку, из которого я уже почти выкарабкался, она присела и сжала своими острыми коготками мою освободившуюся руку, отчего я издал вскрик боли и мгновенно спрятал руку обратно в мешок.
— Ч-что вы делаете? — воскликнул я, бешеными глазами уставившись на Марину.
Она приложила палец к моему рту, поцеловала мой торчащий носик и прошептала:
— Т-ш-ш-ш. Сейчас мамочка всё сделает.
Она чуть расстегнула молнию моего спальника, нащупала застёжку своей куртки, в которую я был одет, и потянула её вверх до самого моего носа, фактически закрыв мне рот и оставив от моего лица ещё меньше. Затем обратно застегнула молнию мешка и крепко затянула тесёмки капюшона, вновь туго обтянув мою голову, и завязала их на этот раз на узел, а я всё это время лишь испуганно смотрел на неё, от шока не в силах издать ни звука.
Удовлетворившись тем, что вернула меня в моё прежнее состояние, Марина взглянула на меня и улыбнулась. Затем она, казалось, о чём-то вспомнила. Она бросилась к нижней части моего спальника, чтобы что-то проверить. Почувствовав, как её палец пролез в мешок и пощекотал мои пятки, я понял, что в нём была дырка.
— Ууу, нет, так дело не пойдёт, — сказала она.
Я, так и не осознав, что только что произошло, смотрел на Марину выпученными от удивления глазами, даже не догадываясь о том, что произойдёт со мной дальше. Она взглянула на свой спальник, затем на меня и вновь хитро улыбнулась. «Неужели она меня. », — в ужасе подумал я, в ту же секунду разгадав её коварный замысел.
И я всеми силами попытался воспротивиться своему заточению в ещё один спальный мешок. Но сквозь плотную болонью куртки, которой был «запечатан» мой рот, раздавалось лишь нечленораздельное мычание. Я вновь бросил взгляд на спальник, в котором всего пару минут назад дремала Марина, и который очень скоро мог стать для меня ужасной ловушкой, из которой мне уж точно не выбраться. Этот фиолетовый монстр уже лежал наготове, раскрыв своё чрево в ожидании несчастной жертвы, а я лишь лежал и безмолвно умолял Марину смилостивиться надо мной. Мне решительно нужно было выбираться, а она собиралась упаковать меня ещё сильней. Я отчаянно мотал головой и раз за разом как в кошмарном сне мямлил нечто вроде «нет, пожалуйста, не надо, выпустите меня», но Марину это не остановило.
Она подтащила свой спальник ближе к моему дёргающемуся и мычащему кокону и начала засовывать меня внутрь него. Однако из-за конструкции мешка — а молния его доходила только до середины — сделать это ей было не так-то просто. Взявшись за нижнюю часть мешка, в которой были мои ноги, она пропихнула её в глубину своего спальника, затем натянула его на мой спальник как чехол. Справившись с первой частью работы, она принялась укладывать в мешок остальную часть моего пухлого розового туловища. С немалыми усилиями перегрузив мой увесистый торс в свой бывший спальник, она начала застёгивать меня в нём. Под давлением нарастающей нужды я попытался оказать сопротивление, но Марина быстро сгруппировалась: она перевернула меня на бок, усевшись на меня сверху, и зафиксировала меня, обхватив бёдрами мои ноги, чтобы я никуда не
вырвался и чтобы легче было застегнуть мешок. В тот момент я чувствовал себя каким-то мягким пуфиком, на котором Марина властно восседала. Молния шла с большим трудом, глухо тарахтя и ещё теснее сковывая меня в моём плену. Я чувствовал, как уплотняется пространство вокруг меня, почти не оставляя мне свободы для передвижения. В течении этой мучительной процедуры я уже не мог сопротивляться и лишь с тоской смотрел на стену, чувствуя на себе груз молоденькой девушки, которая плотно и старательно упаковывает меня в спальный мешок. Не в силах смириться со своим неминуемым и безнадёжным заточением, я успокаивал себя: «Это всего лишь сон, расслабься. Такого не может быть. Тебе это всё снится. Ну же, давай, просыпайся!»
И вот, когда молния добежала до конца, меня с глухим звуком — буф! — перевернули на спину и снова туго затянули капюшон. «Ну всё, мне конец, — подумал я. — Теперь мне отсюда точно не выбраться». И меня вновь охватила лёгкая паника.
— Ну всё, маленький, теперь можешь по-маленькому, — донёсся до меня голос. И Марина звонко рассмеялась.
Тем временем ситуация в моём организме неумолимо приближалась к критической, но стараниями Марины путь в туалет для меня был безнадёжно отрезан. Тут я запаниковал не на шутку. Я быстро сообразил, что не могу просто лежать перед ней и ждать, пока случится катастрофа. И я понял, что если уж я не могу её предотвратить, то нужно хотя бы убраться подальше от Марины, чтобы не оконфузиться прямо у неё на глазах.
Я решительно вскочил и попытался встать на ноги. Но теснота двух спальных мешков, в которые я был надёжно упакован, давала о себе знать. Я лишь барахтался и ёрзал по полу, как толстая фиолетовая гусеница, не в силах оторвать своё грузное туловище от пола, а Марина безудержно хохотала, наблюдая за мной и моими жалкими попытками встать.
Наконец я поднялся. Я встал в полный рост, стараясь удержать равновесие, и быстро попрыгал в сторону двери, но путь мне преградила Марина.
— Куда собрался? Туда нельзя, — не переставая смеяться, сказала она.
Я исступленно смотрел на неё и на её сияющее от смеха личико. Во взгляде моём в тот момент столкнулись злоба, негодование и отчаяние. Я осмотрелся и решил упрыгать в дальний, тёмный конец склада, где меня хотя бы не будет видно. Прыжком развернувшись, я поскакал в безопасное место, а Марина наблюдала за тем, как по складу неуклюже прыгает пухлая фиолетовая колбаска, которая вот-вот описается. Я всё прыгал и прыгал, а Марина всё смеялась и смеялась надо мной. Я отчаянно рвался скрыться подальше от её глаз, но она преследовала меня по пятам и в конце концов настигла меня, загнав меня в угол, откуда я уже никуда не мог деваться от неё.
Я оказался в тупике. Силы мои были на исходе. Я понял, что больше не могу бороться со своими естественными потребностями. Не желая видеть Марину в момент своего грядущего позора, я уткнулся лицом в угол. Я не хотел верить в то, что сейчас описаюсь прямо на глазах у чужого человека, но я больше не мог терпеть. Я проиграл в этой битве, мой собственный организм предал меня. И я смирился наконец со своей судьбой и понял, что всё, что мне теперь оставалось, так это лишь расслабиться.
Но я боролся до последнего. И хоть я уже и был готов и уже весь трясся от рвущейся наружу жидкости, я никак не мог начать процесс, находясь под пристальным взором Марины. Я лишь слегка писнул и с ужасом понял, что замочил Маринины трусы и колготки, в которых я был, почувствовав при этом, как тоненькие струйки стекают по моим ногам. «Блин, она же меня убьёт», — с ужасом подумал я. Но теперь пути назад не было. Давление во мне дошло до крайней точки и я, окончательно смирившись со своим безвыходным положением и гордо став в полный рост, начал писать.
Я почувствовал, как из меня буквально вырвалась крепкая, мощная струя и начала свой стремительный и неудержимый бег. «Господи, как же стыдно», — подумал я, но в то же время ощутил сладостное облегчение от того, что сбросил с себя этот непомерно тяжкий груз. Откуда-то из глубины спальных мешков до меня доносилось беглое журчание мочи, которая горячим потоком обдавала мои ноги, постепенно наполняя собой спальный мешок. Я ощущал, как мокро становится у меня в промежности и как всё больше и больше погружаются во влагу мои ступни. Я готов был провалиться сквозь землю, только чтобы избежать этого чудовищного позора. На лице моём смешались гримасы боли и отчаяния и я молил все высшие силы о том, чтобы этот унизительный процесс поскорее закончился. Мне казалось, я стою вот так уже целую вечность, а из меня всё ещё продолжало выходить. Я сгорал от стыда, но остановиться уже не мог, я всё писал и писал, изливая безудержные потоки мочи прямо в Маринины трусы, чувствуя, что их хозяйка стоит прямо позади и буквально давит меня своим взглядом.
Как только журчание наконец прекратилось, я почувствовал, что полностью опорожнился и теперь стоял в полной растерянности, уставившись в угол и не зная, что мне делать. Я понял, что описался. Обдулся как маленький ребёнок. На глазах у чужого человека. Никогда раньше такого со мной не было. Я чувствовал себя ничтожеством. От осознания своего горестного положения я полностью обессилел, ноги мои подкосились и я с глухим звуком бухнулся на колени, приготовившись ощутить на себе Маринин гнев.
— Ты всё? — спокойно поинтересовалась она.
Рот мой был застёгнут, поэтому я лишь кивнул головой, насколько мне позволила моя плотная упаковка. Я сидел скукожившись и чувствовал, что со стороны был похож на большой фиолетовый кулёк, который компактно расположился в уголке склада и который Марина вот-вот должна была забрать.
— Ну вот и ладненько. А теперь пора спатки.
После этих слов Марина подошла ко мне, обхватила мешок в районе груди, приподняла меня и усадила на пятую точку. Затем вцепилась в мои плечи и куда-то поволокла меня. Я уже не соображал, что происходит, а только чувствовал, как что-то плещется и разливается внутри моих болоньевых «пелёнок». Для меня всё было как в тумане. И пока меня транспортировали я мог лишь, полным сожаления взглядом, уставиться в потолок и удивляться, откуда в такой хрупкой девушке столько сил. Перетащив моё объёмное тело на прежнее место, откуда я так стремительно ускакал, Марина аккуратно положила меня на пол и села на корточки справа от меня.
— Ну что, описялся, маленький? — начала сюсюкать Марина, чуть сдерживая смех. — Ну ничего, мы же в пелёночках, дя? Дя, мой сладкий? Ну, а теперь закрывай глазки и будем спать.
Но после того, что случилось, я уже не мог заснуть. Я был слишком подавлен, чтобы просто закрыть глаза. Я даже не обратил внимания на девушку. Кроме того, я бы просто умер от стыда, если бы посмотрел на неё. Я просто лежал и взирал в потолок остекленелым взглядом, уже ни о чём не думая, а надо мной зловеще нависала Марина, терпеливо ожидая, пока я засну. Но я просто не мог. Я не знал, сколько ещё она пробудет надо мной в таком положении, но мне было уже всё равно.
— Ну что же ты, Лёшка? Пора ложиться.
Я не решился отвернуться от неё, чтобы не расплескать содержимое по всему спальнику, поэтому продолжал лежать на спине и пялиться в потолок. Я не мог себе представить, что же ещё Марина может утворить со мной, чтобы окончательно уничтожить моё достоинство. Она стояла надо мной, а её длинные тёмные волосы ниспадали вниз, обдавая меня своим благоуханием. Я вмиг почувствовал себя таким уязвимым и беспомощным, лёжа в собственной моче, как маленький ребёнок, которого крепко запеленали.
— Ну что, на ручки хочешь? Сейчас пойдём на ручки, маленький.
После этих слов я почувствовал, как Марина чуть приподняла мои колени и спину и просунула под меня свои ноги. Затем подсела чуть ближе ко мне, водрузив моё крупное туловище на свои бёдра, и обхватила одной рукой мою спину, поддерживая её на весу, а другой рукой взялась за мои ноги так, что я оказался буквально лежащим у Марины на коленках в подвешенном состоянии. Не до конца осознавая, что происходит, я почувствовал, что моё тело, обёрнутое в несколько слоёв пуха, оказалось в Марининых руках. И я с удивлением понял, что был буквально у неё «на ручках». Хоть я был выше и больше её, она держала меня у себя на руках. Я лежал в её объятиях как запеленатый ребёночек, а она мягко и заботливо сжимала в своих руках этот пухлый и мягкий мешок как самую дорогую для неё вещь, как бы боясь ненароком отпустить меня или кому-нибудь отдать. Я чувствовал, как женские руки нежно обнимают и поддерживают моё тело, отдавая меня в полное распоряжение Марины.
Не успел я опомниться, как она девушка начала убаюкивать меня, плавно раскачивая и что-то тихонько напевая себе под нос. В один миг всё моё достоинство сжалось до крохотных размеров. «Ну вот и всё, это конец, — жалостливо подумал я, — теперь хуже быть уже не может. Теперь она унизила меня окончательно. Надеюсь, она довольна». Мне сразу захотелось убежать, вырваться из цепких лап Марины, а иначе я бы натурально расплакался прямо у неё на коленках. Но я понимал, что должен выдержать и достойно пройти через всё это. Я понимал, что сопротивляться было бессмысленно. Я был сильно измотан за этот вечер, так что сил у меня попросту не осталось. Я понял, что полностью ослаб и не мог даже пошевелиться. Я очень устал за день и хотел спать. И вскоре я, хоть и нехотя, смирился со своей унизительной участью и просто расслабился, отдавшись наконец во власть этой взбалмошной девицы.
Я лежал и чувствовал, как тело моё безмятежно раскачивается на спокойных, тихих волнах тёплого моря, а где-то вдали слышится чей-то мелодичный напев. Мне было так приятно засыпать в женских, почти что материнских, руках, в объятиях девушки, которая приютила меня в этот холодный и ненастный вечер. Марина хоть и заставила меня понервничать, но теперь же она нежно и трепетно прижимала меня к себе как что-то родное, такой мягкий и беззащитный комочек. И мне сразу стало так хорошо и спокойно, как не было никогда раньше. Хоть я и натерпелся за этот вечер, но теперь же всё было кончено. Теперь уже не нужно было волноваться. Я чувствовал себя умиротворённо и уже ни о чём не думал. Меня успокаивало то, что Марина была здесь, рядом, а я был в её надёжных руках. Я взглянул в её улыбающиеся глаза и понял, что она совсем не хотела причинить мне зла, она просто хотела позаботиться обо мне. Она хотела, чтобы я побыл её ребёночком. Только и всего. У неё просто было желание и я помог ей его исполнить, как она помогла исполнить мои. Для меня она уже не была той сумасшедшей девкой, какой казалась вначале. Да, она была слегка странноватой. Но ведь все мы по-своему странноваты, не так ли?
И когда я закрыл глаза, я мог чувствовать лишь как постепенно погружаюсь в сон. Мне уже было не важно, что будет со мной завтра и как я буду чувствовать себя утром после того, что произошло. Я просто хотел уснуть. Забыть обо всём и просто уснуть.
Очнувшись, я понял, что был у себя дома. Какое-то время я не мог прийти в себя и оправиться от такой резкой смены обстановки, но вскоре начал просыпаться. «Так значит, это был сон», — подумал я. Будильник не зазвонил, поэтому я логично предположил, что на дворе был выходной, а значит торопиться мне было некуда и я облегчённо вздохнул. Я ещё какое-то время лежал в своей кровати, пытаясь осознать, что всё это было лишь плодом моего воображения и в реальности со мной, к счастью или к сожалению, ничего не происходило.
«Вот только что это за запах. « — подумал я.