она потому для меня жена
Губерман о женщине, о жене, о подруге. Возражаю
Прислали по почте мне ироническое сочинение Губермана
Семья от Бога нам дана, замена счастию она
Женщиной славно от века
все, чем прекрасна семья;
женщина — друг человека,
даже когда он свинья.
Мужчина — хам, зануда, деспот,
мучитель, скряга и тупица;
чтоб это стало нам известно,
нам просто следует жениться.
Творец дал женскому лицу
способность перевоплотиться:
сперва мы вводим в дом овцу,
а после терпим от волчицы.
Съев пуды совместной каши
и года отдав борьбе,
всем хорошим в бабах наших
мы обязаны себе.
Не судьбы грядущей тучи,
не трясина будней низких,
нас всего сильнее мучит
недалекость наших близких.
Брожу ли я по уличному шуму,
ем кашу или моюсь по субботам,
я вдумчиво обдумываю думу:
за что меня считают идиотом?
Семья — надежнейшее благо,
ладья в житейское ненастье,
и с ней сравнима только влага,
с которой легче это счастье.
Не брани меня, подруга,
отвлекись от суеты,
все и так едят друг друга,
а меня еще и ты.
Чтобы не дать угаснуть роду,
нам Богом послана жена,
а в баб чужих по ложке меду
вливает хитрый сатана,
Детьми к семье пригвождены,
мы бережем покой супруги;
ничто не стоит слез жены,
кроме объятия подруги.
Мое счастливое лицо
не разболтает ничего;
на пальце я ношу кольцо,
а шеей — чувствую его.
Тому, что в семействе трещина,
всюду одна причина:
в жене пробудилась женщина,
в муже уснул мужчина.
Был холост — снились одалиски,
вакханки, шлюхи, гейши, киски;
теперь со мной живет жена,
а ночью снится тишина.
Цепям семьи во искупление
Бог даровал совокупление;
а холостые, скинув блузки,
имеют льготу без нагрузки.
Господь жесток. Зеленых неучей,
нас обращает в желтых он,
а стайку нежных тонких девочек —
в толпу сварливых грузных жен.
Когда в семейных шумных сварах
жена бывает не права,
об этом позже в мемуарах
скорбит прозревшая вдова.
Хвалите, бабы, мужиков:
мужик за похвалу
достанет месяц с облаков
и пыль сметет в углу.
Где стройность наших женщин? Годы тают,
и стать у них совсем уже не та;
зато при каждом шаге исполняют
они роскошный танец живота.
Семья — театр, где не случайно
у всех народов и времен
вход облегченный чрезвычайно,
а выход сильно затруднен.
Бойся друга, а не врага —
не враги нам ставят рога.
Век за веком слепые промашки
совершает мужчина, не думая,
что внутри обаятельной пташки
может жить крокодильша угрюмая.
Разбуженный светом, ожившим в окне,
я вновь натянул одеяло;
я прерванный сон об измене жене
хотел досмотреть до финала.
Вполне владеть своей женой и
управлять своим семейством
куда труднее, чем страной,
хотя и мельче по злодействам.
Конечно, есть авторитет,
И он высок, всем это ясно,
Но написать хочу ответ,
В чём с автором я не согласна!
Семья от Бога нам дана,
В семье – муж, дети и жена,
Замены нет тут никакой,
С любовью б жить в семье любой…
Я правила твои прочту,
Но вряд ли что- нибудь учту…
И что становится волчицей?
Вот здесь бы нам остановиться..
Откуда у неё повадки?
Как появились волчьи хватки?
Не после свадьбы стал таким,
Он не был никогда другим,
Привык он только получать,
Себя лишь слышать, понимать…
Он жмёт и давит(брак), счастья нет,
Как без него, не понимаю,
Предвижу лишь такой ответ:
«Что строил, то и получаю…»
Стихи Эдуарда Асадова про жену
Красивые стихи про жену Асадова Эдуарда Аркадьевича: читайте популярные и неизвестные произведения Асадова на тему «жен и невест», для взрослых и детей.
Верная жена
Как настоящая жена Она всю жизнь была верна Знакомым, мужу своему, Друзьям. И больше ником.
Должна ли быть умной любовь? Должна.
Должна ли быть умной любовь? Должна! Иначе возьмет и начнет жена Ужасные глупости совершат.
Жены фараонов (Шутка)
История с печалью говорит О том, как умирали фараоны, Как вместе с ними в сумрак пирамид Ж.
Любит мужа в доме жена.
Любит мужа в доме жена И, больше того, почти обожает. Как любит и в чем та любовь видна? А.
Маленький гимн жене
Галине Асадовой Она потому для меня жена, Что кроме нежности до рассвета, Была она свыше о.
Одна
К ней всюду относились с уваженьем, – И труженик, и добрая жена. А жизнь вдруг обошлась бе.
Почему так гладка у попа жена.
Почему так гладка у попа жена, А он день и ночь за нее боится? Да все потому, что попу дан.
Такая уж у нас семья.
Такая уж у нас семья: Жена при стирках и при тесте, Покупки, хлопоты, друзья, Газет важней.
Ты меня не любишь! молвила жена
— Ты меня не любишь! — молвила жена. Муж в ответ присвистнул: — Вот тебе и на! Если твой х.
Чем муж и жена меж собой различаются?
Чем муж и жена меж собой различаются? Жена — это та, что всегда подчиняется, А муж — это т.
Эпитафия на могиле
Она была веселою путаной. Для всех мужчин минутная жена. И лишь отныне, как это ни странно.
Веселый совет жене
Ты служишь имени моему. Спасибо! Но был бы я рад вполне, Когда бы и в день, и в ночную тьм.
Нет, демократия не ерунда.
Нет, демократия не ерунда! Однако запомните непреложно: Начальству хотя бы и осторожно, Но.
О преступлении и наказании
Брак несет нам сплошь испытания. Где же прави льное решение? Изменять жене – преступление.
Хороший день
Так рано муж проснулся в первый раз. Посуда отливает перламутром. Муж в кухне, чайник водр.
Если ты выпил и обнял жену.
Если ты выпил и обнял жену, И вдруг по щекам схлопотал в ответ, Не требуй развода! Не лезь.
Разрыв
Битвы словесной стихла гроза. Полные гнева, супруг и супруга Молча стояли друг против друг.
Реалист
Он проводил свою невесту. Простился. Обещал звонить. Не целовал ее в подъезде, Не умолял п.
Текст книги «Избранное»
Автор книги: Эдуард Асадов
Жанр: Литература 20 века, Классика
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
День победы в Севастополе
Майский бриз, освежая, скользит за ворот,
Где-то вздрогнул густой корабельный бас,
Севастополь! Мой гордый, мой светлый город,
Я пришел к тебе в праздник, в рассветный час.
Тихо тают в Стрелецкой ночные тени,
Вдоль бульваров, упруги и горячи,
Мчатся первые радостные лучи,
Утро пахнет гвоздиками и сиренью.
Но все дальше, все дальше лучи бегут,
Вот долина Бельбека: полынь и камень.
Ах, как выли здесь прежде металл и пламень,
Сколько жизней навеки умолкло тут.
Поле боя, знакомое поле боя,
Тонет Крым в виноградниках и садах,
А вот здесь, как и встарь, – каменистый прах
Да осколки, звенящие под ногою.
Где-то галькой прибой шуршит в тишине.
Я вдруг словно во власти былых видений.
Сколько выпало тут вот когда-то мне,
Здесь упал я под взрывом в густом огне,
Чтоб воскреснуть и жить для иных сражений.
О мое поколенье! Мы шли с тобой
Ради счастья земли сквозь дымы и беды.
Пятна алой зари на земле сухой –
Словно память о тяжкой цене победы.
Застываю в молчании, тих и суров.
Над заливом рассвета пылает знамя…
Я кладу на дорогу букет цветов
В честь друзей, чьих уже не услышать слов
И кто нынешний праздник не встретит с нами…
День Победы! Он замер на кораблях,
Он над чашею Вечное вскинул пламя,
Он грохочет и бьется в людских сердцах,
Опаляет нас песней, звенит в стихах,
Полыхает плакатами и цветами.
На бульварах деревья равняют строй.
Все сегодня багровое и голубое.
Севастополь, могучий орел! Герой!
Двести лет ты стоишь над морской волной,
Наше счастье и мир заслонив собою!
А когда вдоль проспектов и площадей
Ветераны идут, сединой сверкая,
Им навстречу протягивают детей,
Люди плачут, смеются, и я светлей
Ни улыбок, ни слез на земле не знаю!
От объятий друзей, от приветствий женщин,
От цветов и сияния детских глаз
Нет, наверно, счастливее их сейчас!
Но безжалостно время. И всякий раз
Приезжает сюда их все меньше и меньше…
Да, все меньше и меньше. И час пробьет,
А ведь это случится же поздно иль рано,
Что когда-нибудь праздник сюда придет,
Но уже без единого ветерана…
Только нам ли искать трагедийных слов,
Если жизнь торжествует и ввысь вздымается,
Если песня отцовская продолжается
И вливается в песнь боевых сынов!
Если свято страну свою берегут
Честь и Мужество с Верою дерзновенной,
Если гордый, торжественный наш салют,
Утверждающий мир, красоту и труд,
Затмевает сияние звезд вселенной.
Значит, стужи – пустяк и года – ерунда,
Значит, будут цветам улыбаться люди,
Значит, счастье, как свет, будет жить всегда
И конца ему в мире уже не будет!
Ты даже не знаешь
Когда на лице твоем холод и скука,
Когда ты живешь в раздраженье и споре,
Ты даже не знаешь, какая ты мука,
И даже не знаешь, какое ты горе.
Когда ж ты добрее, чем синь в поднебесье,
А в сердце и свет, и любовь, и участье,
Ты даже не знаешь, какая ты песня,
И даже не знаешь, какое ты счастье!
Вечер в больнице
Лидии Ивановне Асадовой
Бесшумной черною птицей
Кружится ночь за окном.
Что же тебе не спится?
О чем ты молчишь? О чем?
Сонная тишь в палате,
В кране вода уснула.
Пестренький твой халатик
Дремлет на спинке стула.
Руки, такие знакомые,
Такие, что хоть кричи! –
Нынче, почти невесомые,
Гладят меня в ночи.
Касаюсь тебя, чуть дыша.
О господи, как похудела!
Уже не осталось тела,
Осталась одна душа.
А ты еще улыбаешься
И в страхе, чтоб я не грустил,
Меня же ободрить стараешься,
Шепчешь, что поправляешься
И чувствуешь массу сил.
А я-то ведь знаю, знаю,
Сколько тут ни хитри,
Что боль, эта гидра злая,
Грызет тебя изнутри.
Гоню твою боль, заклинаю
И каждый твой вздох ловлю.
Мама моя святая,
Прекрасная, золотая,
Я жутко тебя люблю!
Дай потеплей укрою
Крошечную мою,
Поглажу тебя, успокою
И песню тебе спою.
Вот так же, как чуть устало,
При южной огромной луне
В детстве моем, бывало,
Ты пела когда-то мне…
Пусть трижды болезнь упряма,
Мы выдержим этот бой.
Спи, моя добрая мама,
Я здесь, я всегда с тобой.
Как в мае все распускается
И зреет завязь в цветах,
Так жизнь твоя продолжается
В прекрасных твоих делах.
И будут смеяться дети,
И будет гореть звезда,
И будешь ты жить на свете
И радостно, и всегда!
Ответ читателям
Живу для людей и пишу для людей,
Все время куда-то спешу и еду,
Ведь каждая встреча – это победа
В душах людских и судьбе моей.
Читаю стихи, как себя сжигаю,
На тысячи тысяч дробясь огней.
Записки, записки… И я отвечаю
На ворох вопросов моих друзей.
Вопросы о жизни, о мыслях, о планах
И: «Кто Ваши недруги и друзья?»
О ратных дорогах, трудных и славных,
И: «Почему ни явно, ни тайно
Нигде Ваших книг раздобыть нельзя?»
Вопрос о дедукции и телепатии,
«Нужны ль современным стихам соловьи?»
«Ваше любимейшее занятие?»,
И вдруг вот такой, от студентов МАИ:
«Наш дорогой Эдуард Асадов!
Мы знаем, Вы против фанфар и парадов,
И все же считаем неверным, что Вас
Обходят едва ли не всякий раз
В различных званиях и наградах…
Не стоит скрывать, но ведь так бывает,
Что многих, кому эти званья дают,
Никто ведь не знает и не читает,
А Вас в народе не только знают,
Но чаще как близкого друга чтут».
Стою в скрещении тысяч глаз
И словно бы сердцем сердец касаюсь,
Молчу и на пыл возбужденных фраз
Душой признательно улыбаюсь.
Затих зал Чайковского, люди ждут.
И пусть разговор не для шумной встречи,
Но если вопрос этот там и тут
Мне в каждом городе задают,
То я в двух словах на него отвечу:
– Мои замечательные друзья!
Конечно, все звания и награды –
Прекрасная вещь! Отрицать нельзя,
Но я признаюсь вам, не тая,
Что мне их не так-то уж, в общем, надо…
В мире, где столько страстей и желаний,
У многих коллег моих по перу
Значительно больше наград и званий.
И я, улыбаясь, скажу заране:
Спокойно все это переживу.
В святилищах муз, полагаю я,
Возможно ведь разное руководство,
Встречаются зависть и благородство,
Бывают и недруги, и друзья.
И кто-нибудь, где-нибудь, может быть,
Какие-то списки там составляет,
Кого-то включает иль не включает,
Да шут с ним! Я буду спокойно жить!
Меня это даже не занимает.
Ведь цель моя – это живым стихом
Сражаться, пока мое сердце бьется,
С предательством, ложью, со всяким злом,
За совесть и счастье людей бороться.
В награду же выпало мне за труд,
Без всякого громкого утвержденья,
Сияние глаз, улыбок салют
И миллионных сердец биенье.
И, пусть без регалий большого званья,
Я, может, счастливее всех стократ,
Ибо читательское признанье,
А если точней, то народа признанье –
Самая высшая из наград!
Текст книги «Лирика (сборник)»
Автор книги: Эдуард Асадов
Поэзия
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Разговор по существу
– Ты на меня рассердился снова,
Назвал недотрогой, достал табак.
А я… Я на все для тебя готова,
Вот женимся только, и, честное слово,
Ну что ты ни скажешь – все будет так!
Он усмехнулся: – Не в этом дело!
Прости, если я повторяю вновь.
Ты просто постичь еще не сумела,
Какое большое слово – любовь!
Все эти ЗАГСы – одни формальности,
Сердце ж свободно от всяких уз.
И я хоть в аду утверждать берусь:
Важно, чтоб чувства сберечь в сохранности.
Есть в тебе что-то чуть-чуть забавное,
И ты уж слушай меня всегда:
Взаимный огонь – это самое главное,
А брак – устарелая ерунда!
Она кивнула: – Ну да, конечно.
Я вправду, наверно, смешней детей!
Главное – это огонь сердечный.
Ты прав. Ты же опытней и умней.
С моей доверчивою натурой
Так трудно правильный путь найти.
Вот так и жила бы я дура дурой,
Когда бы не ты на моем пути!
Зато уж теперь все легко и ясно,
И золотые твои слова.
И я… Я на все для тебя согласна,
Вот только ты все же женись сперва.
Он ей восхищенно цветы дарил…
Он ей восхищенно цветы дарил,
Она – с усмешкою принимала.
Он о любви ей своей твердил,
Она – снисходительно разрешала.
Вот так и встречались: огонь и лед.
Она всему улыбалась свету,
Его же почти не брала в расчет:
Скажет: приду! А сама не придет.
Он к ней, а любимой и дома нету…
Он пробовал все: и слова и ласки,
И вновь за букетом дарил букет.
Но все понапрасну: держась по-царски,
Она лишь смеялась ему в ответ.
И вдруг – как включили обратный ход:
«Царица», забыв про свою корону,
То письма ему сердитые шлет,
То требует вечером к телефону.
Но что за причина сердечной вьюги.
Ответ до смешного, увы, простой.
Он взял и сказал: – Ну и шут с тобой! –
И ходит с цветами к ее подруге.
Женская логика
– Прости меня, – промолвила она, –
Но ты меня немного обижаешь,
Все время вот целуешь, обнимаешь,
Как будто я иначе не нужна!
Он покраснел: – Ну, да… Но если любишь?
Ведь сердце же колотится в груди!
Как усидеть?
– А ты вот усиди!
Не то все сам немедленно погубишь.
Нельзя, чтоб в чувствах появилась трещина.
Вы все, мужчины, низменны навек!
Пойми: перед тобою человек,
А ты во мне все время видишь женщину.
Я о таком на свете понаслышана,
Что ты со мной и спорить не берись!
– Ну, хорошо… Я понял… Не сердись…
Пускай все будет тихо и возвышенно.
И впрямь, отныне – ни обид, ни ссор.
Бежали дни и назначались встречи.
Он стал почти ручным и каждый вечер
Вел умный и красивый разговор.
Она же, хоть и счастлива была,
Но постепенно словно бы темнела.
Все реже улыбалась, похудела
И вдруг (совсем немыслимое дело!)
Взяла и на свиданье не пришла…
Он позвонил: – В чем дело? Почему?
– Ах, почему? Спасибо за беседы!
А я не тумба! Хватит! Не приеду! –
Она сквозь слезы крикнула ему.
– Ведь это же издевка и тоска!
Скажи, какой красноречивый книжник!
Я, как ни странно, женщина пока,
А ты… а ты… бесчувственный булыжник!
«Бывают в жизни отношения странные…»
Бывают в жизни отношения странные:
Сегодня вместе. Завтра – нет уже…
А у тебя прописка постоянная
В моей простой, но искренней душе.
Гори же в ней, как яркая звезда,
Но будь и ты надежною всегда!
Маленький гимн жене
Она потому для меня жена,
Что кроме нежности до рассвета,
Была она свыше одарена
Стать другом и верным плечом поэта.
Конечно, быть нежной в тиши ночей
Прекрасно. Но это умеют многие.
Но вот быть плечом на крутой дороге,
Любовью и другом в любой тревоге –
Это редчайшая из вещей!
А впрочем, о чем разговор? К чему?
Ведь это постигнет отнюдь не каждый.
Понять меня сможет лишь тот, кому
Вот так же, как мне, повезет однажды.
Сказал и подумал: хватил же я!
Ну разве другим мой совет поможет!
Ведь женщин таких, как жена моя,
И нет, да и быть на земле не может!
Любовь или рай?
Любовь! А когда она началась?
Уверен: еще с Адама и Евы,
С тех, кто сердец великую власть
Вознес, никаких угроз не страшась,
Над всеми громами святого гнева.
Ведь чем был библейский этот Эдем
(Еще он известен как Божий Рай)?
Здесь каждый навек был одарен всем –
Живи себе всласть и забот не знай!
С утра, лишь открыл молодые вежды –
Вокруг красота: вода и еда!
Такая теплынь, что смешны одежды,
И больше того: ни к чему надежды,
Все радости – рядом и навсегда!
И фрукты вокруг величайшей сладости,
Купанье, цветы и небесный свет…
И только единственной нету радости –
Той, на которую лег запрет.
Как ценности жизни определялись?
Не ясно. Скажите: каким путем
Все радости – радостями считались,
И только вот эта звалась грехом?
Налево – Любовь, а направо – Рай:
Любовь – это праздник и сто мучений,
А Рай – сто блаженств без любви волнений,
А значит, продумай все и решай.
При этом одно еще не забудь
(История, в сущности, быстротечна):
Земная Любовь – это краткий путь,
А Рай – есть блаженство, что длится вечно.
И вот, у звездных стоя весов,
Два предка в лучах серебристой пыли
На чашу с горящим словом «Любовь»
Сердца свои радостно положили.
Сегодня нам Рай и во сне не снится.
Века пролетают над головой…
Так вправе ли мы над собой глумиться
И часто по-пошлому относиться
К любви, что досталась такой ценой?!
И, право, на этот прямой вопрос
Неплохо б, чтоб все мы себе сказали:
Уж если мы Рай на Любовь сменяли,
Тогда и давайте любить всерьез!
«Женщина, если в нее влюбились…»
Женщина, если в нее влюбились,
От радости вспыхнет, как маков цвет.
При этом все женщины с юных лет
На жен и любовниц всегда делились.
В чем разница? Трудно ли уяснить?!
Тут полный контраст: и душа, и кровь –
Любовница дарит свою любовь,
Жена – позволяет себя любить.
Но втайне у этой, как и у той,
Великою завистью сердце полнится:
Любовнице хочется стать женой,
Жене – непременно побыть в любовницах.
И если желания их сбываются,
То жизнь обретает обратный ход:
Они как бы вдруг ролями меняются,
И все происходит наоборот.
Свершилось! Окончились все бессонницы!
Отныне получено все сполна:
Любовница – это теперь жена,
Жена – наконец-то уже любовница!
А дальше у этой, как и у той,
Извечною завистью сердце полнится:
Любовнице хочется стать женой,
Жене – обязательно стать любовницей…
Но пусть благородный упрек замрет,
Сам Бог ведь придумал запретный плод!
Наивность
Сколько я прочел на свете строк
О любви, как плетью оскорбленной,
О любви, безжалостно сожженной,
Из сплошных терзаний и тревог.
Сколько раз я слышал от друзей
О разбитом на осколки счастье
И о злой или холодной власти,
В пешки превращающей людей.
И тогда мне думалось невольно:
Пусть не все я знаю на земле,
Но в науке о добре и зле
Преуспел я нынче предовольно.
– Что мне зло и хитрости ужи! –
Думал я в самовлюбленном барстве.
Знал. И слова тут мне не скажи!
А споткнулся на глупейшей лжи
И на примитивнейшем коварстве…
Что ж, пускай! Не загрохочет гром,
И звезда не задрожит в эфире.
Просто помнить следует о том,
Что одним доверчивым ослом
Стало больше в этом славном мире!
О покорности и любви
Повезло нам иль не повезло,
Только мир устроен очень странно:
Ибо в этом мире постоянно
Всюду рядом и добро, и зло.
Был Иисус исполнен светлых сил,
И, прося властителей о милости,
Он взывал к любви и справедливости
И всю жизнь терпению учил.
И к сердцам, молящим о защите,
Золотые подбирал ключи:
«Кто тебя ударит по ланите –
Ты подставь другую и молчи!»
Только зло всегда вооружалось,
Никаких укоров не стыдясь.
Зло над добротой всегда смеялось –
Ведь где сила, там всегда и власть!
Поливаем завистью и ложью,
Нес Христос свой тяжелейший крест.
И не окажись он Сыном Божьим,
Разве б он вознесся и воскрес?
И не будь там в час смертельной муки
За спиною Бога самого,
Кто к нему потом воздел бы руки,
Даже просто вспомнил про него?!
Нет, я не грешу, а восхищаюсь
Той прекрасно-скорбною стезей.
Но я с жизнью все-таки встречаюсь
И до правды нам, не сомневаюсь,
Не дойти с покорностью одной.
И чтоб зря всю жизнь не унижаться,
Я уверен, что Любовь должна
Не терпеть от зла, а защищаться
И за правду яростно сражаться,
А не то ей просто грош цена!
Я прошу тебя, будь хорошею
В нашей жизни, когда порошею
Заметает нам вьюга путь,
Я прошу тебя: будь хорошею,
Самой доброй на свете будь!
Чтоб все лучшее сохранить,
Не скупись в беде на улыбки,
Научись прощать за ошибки
И за мелочи не корить.
Посмотри, сколько там и сям
Лжи и всяческих унижений,
Сколько мелких и крупных драм
И предательских отношений!
Вот поэтому страшно хочется
Совершенно иначе жить,
Ведь любовь – это тоже творчество,
Даже высшее, может быть!
Предлагаю, сердец не мучая,
Даже в мыслях ни в чем не лгать
И, друг другу даря все лучшее,
Все до донышка раскрывать.
В спорах мыслями не виляя,
В бурях совести не губя,
Сам себя я тебе вручаю.
Так вручи же и ты себя!
Я хочу, чтоб в минуты злые
Среди стрел любых и огней,
Как земля моя, как Россия,
Ты бы силой была моей.
Не терпи никакого плена,
Чтоб сквозь всякую страсть и сласть
Даже крохотная измена
В нашем доме не завелась.
А еще, это важно очень,
Чтоб твой голос сквозь все года
Не застенчиво-одиночен,
А уверенно тверд и прочен
Был бы рядом со мной всегда.
И какою бы злой порошею
Ни стелила нам вьюга путь,
Я прошу тебя, будь хорошею,
Обязательно будь хорошею,
Самой доброй на свете будь!
«Говорят о том, что на планете…»
Говорят о том, что на планете
Много нежных губ и нежных рук.
Почему же мне когда-то вдруг
Не пришли однажды губы эти?
Впрочем, что хитрить! Встречались губы
И довольно нежные подчас,
Только почему-то все на час,
Только почему-то все не судьбы.
Ну, а может, я не одинок,
Ну, а может, нежность, как ни странно,
К нам приходит на короткий срок
И не терпит слова «постоянно»?
И ее, как золотую птичку,
Не удержишь в клетке никогда.
И она при слове «навсегда»
Тотчас превращается в привычку?
Последний тост
Ему постоянно с ней не везло:
На отдыхе, в спорах, в любой работе
Она, очевидно, ему назло
Делала все и всегда напротив.
Он скажет ей: «Слушай, пойдем в кино!»
Она ему: «Что ты! Поедем на лыжах!»
Он буркнет: «Метель… За окном темно. »
Она: «Ну, а я все прекрасно вижу!»
Он скажет: «Ты знаешь, весь факультет
Отправится летом на Чусовую!» –
«А я предлагаю и голосую,
Чтоб нам с тобой двинуться на Тайшет!»
При встречах он был, как самум, горяч
И как-то сказал ей: «Пора жениться!»
Она рассмеялась: «Ты мчишься вскачь,
Тогда как зачетка твоя – хоть плачь!
Нет, милый, сначала давай учиться!
Поверь мне: все сбудется. Не ершись!
Конечно, совет мой как дым, занудный,
Но я тебя вытяну, ты смирись!
А главное… главное, не сердись –
Такой у меня уж характер трудный!»
Но он только холодно вскинул бровь:
«Ну что ж, и сиди со своей наукой!
А мы потеплее отыщем кровь,
Тебе же такая вещь, как любовь,
Чужда и, наверное, горше лука!»
В любви он был зол, а в делах хитер,
И в мае, в самый момент критический
Он, чтоб до конца не испить позор,
Вымолил отпуск академический.
Лето прошло, и семестр прошел.
Но он не простил ее, не смирился.
И, больше того, в довершение зол
Ранней зимой, как лихой орел,
Взял и на новой любви женился.
Пир был такой, что качался зал.
Невеста была из семьи богатой,
И пили, и лопали так ребята,
Что каждый буквально по швам трещал!
И вдруг, словно ветер в разгаре бала
От столика к столику пробежал.
Это она вдруг шагнула в зал.
Вошла и бесстрашно прошла по залу…
Ей протянули фужер с вином.
Она чуть кивнула в ответ достойно
И, став пред невестою с женихом,
Сказала приветливо и спокойно:
«Судьба человеческая всегда
Строится в зареве звездной пыли
Из воли, из творческого труда,
Ну, а еще, чтоб чрез все года
Любил человек и его любили.
И я пожелать вам хочу сейчас,
А радости только ведь начинаются,
Пусть будет счастливою жизнь у вас
И все непременно мечты сбываются!
И все-таки, главное, вновь и вновь
Хочу я вас искренне попросить:
Умейте, умейте всю жизнь ценить
И сердце надежное, и любовь!
Гуляйте ж и празднуйте до утра!
И слов моих добрых не забывайте.
А я уезжаю. А мне – пора…
Билет уже куплен. Ну все… Прощайте».
Магнетизм
О, как же мы странно с тобой прощаемся:
Твердим: «До свиданья», твердим: «Пока».
Но только все время в руке рука,
И мы их так слабо разнять пытаемся.
Ужасное время – пора разлуки…
Но, кажется, силы у нас нашлись.
Однако, едва лишь разжались руки,
Как губы вдруг взяли да и слились.
А губы слились – значит, смолкли речи.
Но чуть только мы их смогли обуздать,
Как тут устремились друг к другу плечи
И руки уже обнялись опять.
О, Господи! Что же творит любовь?!
Все планы практически рассыпаются:
То руки мгновенно опять смыкаются,
То губы встречаются вновь и вновь…
А чуть распрощаемся до конца,
Как все будто снова летит по кругу:
То ноги несут нас опять друг к другу,
То тянутся руки, то вновь сердца.
О, люди! Запомните мой совет:
Коль вдруг вот такое у вас случится,
Не мучьтесь, а мчитесь бегом жениться.
Другого решения просто нет!
На осеннем пороге
В саду деревья стынут на рассвете,
А ветер, по-напористому злой,
Столбом взвивает листьев разноцветье
И сыплет сверху белою крупой.
А ты сейчас печалишься о днях,
Что улетели птицами на юг.
Глядишь в окно, и у тебя в глазах
Не то морозец, а не то испуг.
Но я прошу: не надо, улыбнись!
Неужто ждать нам лета и весны?!
Ведь климат в сердце, и настрой, и жизнь
Во многом все же нам подчинены.
И, Господи! Ведь это ж в нашей власти
Шагать сквозь все на свете холода
И твердо знать о том, что наше счастье,
Какие б вдруг ни грянули напасти,
Уже остыть не сможет никогда!
Давай же вместе вместо вьюг и зим
Мы вечный май любовью создадим!
Права и слова
Сижу за решеткой в темнице сырой…
Нет, в тюрьме я, конечно, вовек не сидел,
Полагая, пожалуй, не без резона,
Что сидеть за решеткой – всегда удел
Либо тех, кто за истину потерпел,
Либо тех, кто, напротив, попрал законы.
Только жизнь – это жизнь. И святой наив
Разлетается, словно туман под ветром:
Я – в солдатской шинели. Я весь – порыв!
Я шагаю сквозь дымные километры.
Цель прекрасна! Но доля порой горька,
Ибо в армии вечно свои порядки
И права у солдата не выше пятки,
А точней, командирского каблука.
Ведь солдат – что комар в кулаке командира!
Его можно легко в порошок стереть,
Наказать, преспокойно послать на смерть
И надолго отрезать порой от мира.
Но отслужит солдат и придет домой.
И бесправью конец! Ни обид, ни начальства!
Если сам он себе не отыщет рабства,
А пойдет независимой в жизнь стезей!
Вот и я, возвратившись с войны когда-то,
Твердо выбрал прямой и свободный путь,
Никакой меня бурею не согнуть!
Я – упрям. И в права свои верю свято!
Но когда я в любовь распахнул окно,
Мне пришлось, как на мине, на ней взорваться:
Ибо так мне уж, видимо, суждено
Верить там, где мне надо бы сомневаться.
Есть закон: чем подлее на свете зло,
Тем пестрей оно любит всегда рядиться,
Тихим ангелом утро в мой дом вошло,
Чтоб затем (ну за что мне вот так везло!)
В превосходного дьявола превратиться!
Да, жену мне тогда подарил Господь,
Только вот за какие грехи, не знаю,
Где бесчувственно сердце, распутна плоть
И душа лицемерная и пустая.
И гуляла она, и болталась она
Где угодно и, боже мой, с кем угодно!
Возвращалась прокурена и хмельна,
Но зато независима и свободна.
И, чем больше швыряла она вранья
И встречалась со всякою шелухою,
Тем отчаянней билась за то, чтоб я
Был отрезан от мира глухой стеною.
А зачем? А чтоб жил в беспросветной лжи,
Чтобы рвал и здоровье, и душу в клочья,
И работал как лошадь и днем, и ночью
На курорты, наряды и кутежи!
Я молчал. Может, где-то был убежден,
Что воздается судьбой мне за тяжесть груза,
Иль затем, может статься, что был влюблен
В светлый образ, украсивший небосклон
И носивший прекрасное имя: Муза!
Но отдушина все же порой была:
В Доме творчества, там, где я в песню рвался,
Там, где Муза с улыбкой меня ждала,
Где я жил и писал вдалеке от зла
И где так интересно с людьми встречался!
Но едва возвращался я вновь домой,
Как кидались навстречу скандалы дома,
И опять от знакомых и незнакомых
Был отрезан я, словно глухой стеной…
Но друзья (нет, не сгинула красота!)
Не смирялись, стучась в эти злые стены,
А всех громче всегда возмущалась та,
Что стихи мои людям несла со сцены.
– Нет! – она восклицала, – ну как же так?!
Я – артистка. Бываю буквально всюду,
И везде тебя любят. Я лгать не буду!
Ты же заперт от мира, как злейший враг! –
И, смутясь, добавляла: – Когда б, любя,
Нас связала судьба, то, хитрить не буду,
Я бы шла, все преграды твои рубя,
Чтобы жизнь клокотала вокруг тебя
И чтоб люди общались с тобой повсюду! –
И Судьбу, видно, тронула эта речь,
И, чтоб кончились беды и все разлуки,
Повелела она мое зло отсечь
И затем, вместо наших нелегких встреч,
Навсегда нам сплела и сердца, и руки.
Да, две жизни, два образа – день и ночь:
Там – сплошные распутства, здесь –
вроде нежность,
Там – обманы, здесь – правда и откровенность.
Значит, прочь все сомненья и беды прочь!
Вот уж мчит по сердцам высочайший ток!
Но попробуй понять даже лучших женщин!
Есть забот океан и любви поток,
Только вот про общенье с людьми – молчок…
Да и слов о свободе все меньше… меньше…
Даже мизер: былая тропа моя
В подмосковный Дом творчества, труд, общенье,
Получили суровое запрещенье:
– Для чего тебе мир, если рядом я?!
Да, конечно, великая вещь – семья!
Но припомни Людовика, дорогая,
Что сказал: – Государство-де – это я!
– Он король, а в России свои края.
И довольно. Я диспут наш прекращаю! –
Вот и все. Но вопрос вырастает вновь:
Ты за счастье, и я всей душой за счастье,
Только будет ли истинною любовь,
Если кто-то стремится к верховной власти?
Если кто-то, все споры разя мечом,
Верит только в свое «золотое слово»?
И, уверен в себе и уме своем,
Пусть любя, но священным горя огнем,
Просто жаждет держать под замком другого?!
Но ведь вроде есть главное: жить бы и жить бы!
Кто же пишет за нас этот злой устав?
Неужели ж хорошее слово – женитьба
Равнозначно понятью «лишенье прав»?
Люди, люди! Родные мои, хорошие!
Мы же веруем в счастье, а не в тоску!
Почему же тогда вот такою ношею
Мы любимых сгибаем порой в дугу?!
Совместима ль, скажите, любовь с неверьем?!
Нету веры? Не надо тогда и лгать!
Ну, а если действительно есть доверие,
То зачем же нам душу друг другу рвать?!
Надо вырваться нам, наконец, из круга,
Где томится то радость, то снова зло,
Ну неужто нельзя нам понять друг друга
Без конфликтов: доверчиво и светло?!
Она уснула на плече моем
Она уснула на плече моем
И, чуть вздыхая, как ребенок дышит,
И, вешним заколдованная сном,
Ни чувств, ни слов моих уже не слышит…
И среди этой лунной тишины,
Где свет и мрак друг в друге растворяются,
Какие снятся ей сегодня сны,
Чему она так славно улыбается?
А кто сейчас приходит к ней во сне?
Я знаю. Ибо я умен и зорок!
Улыбки эти безусловно – мне,
Ведь я любим и непременно дорог!
Сквозь молодость и зрелость столько лет
Идем мы рядом, устали не зная,
Встречая бури радостей и бед
И в трудный час друг друга выручая.
Но мудрая и добрая луна
Вдруг рассмеялась: «Чур, не обижаться!
Ты прав, конечно, но она – жена,
Пусть милая, а все-таки жена,
А им мужья, как правило, не снятся!
На свете часто все наоборот:
Ты – муж прекрасный! Глупо сомневаться!
Но вот скажи мне: ты запретный плод?
Нет, я серьезно: ты запретный плод?
Ах, нет? Тогда не стоит волноваться!
Муж существует в доме для того,
Чтобы нести обязанность любую.
Он нужен для того и для сего,
Короче, абсолютно для всего,
Но только не для ласк и поцелуя…
А если сам захочешь навещать
Вдруг чьи-то сны под звездным небосводом,
То должен тоже непременно стать,
Хоть в прошлом, хоть теперь, но только стать
Вот этим самым «запрещенным плодом».
Она уснула на плече моем,
Неслышно ночь под потолком сгущается…
Любимая моя, согрета сном,
Совсем по-детски тихо улыбается…
Лезть к ближним в мысли люди не должны,
И споры ничего не достигают.
Ну что ж, пускай средь вешней тишины
Ей сладко снятся лишь такие сны,
Что дорогое что-то воскрешают…
И если мне никак не суждено
Быть тем, кто снится в дымке восхищений
Иль в тайне острых головокружений,
Я снов чужих не трону все равно!
И я ревнивых игл не устрашусь,
Ведь может статься, озарен судьбою,
Я все равно когда-нибудь явлюсь,
Вот именно, возьму да и приснюсь
Душе, готовой восхищаться мною…
Пусть сны любимой остро-хороши,
Однако может все-таки случиться,
Что ведь и я не олух из глуши
И в песне чьей-то трепетной души
Могу и я торжественно явиться!
Рабство
Все жаждут любви. Только как понять
Порой в ней нелепейшие различья:
Там чувства застыли от безразличья,
А тут за плевок могут жизнь отдать?!
Какой-нибудь старый распутный чин
Цинично с амурами лезет к молодости,
А молодость, часто без капли гордости,
Доверчиво стелется перед ним.
А здесь вдруг начальница, щуря взгляд
И сея улыбочки сквозь одышку –
Толста: не поймешь где перед, где зад? –
На лирику тянет почти мальчишку…
Распутную старость легко понять:
Ей нужно «свежатинки», как салата.
Но молодость – та, что всегда крылата,
Вот ей-то зачем этот смрад глотать?!
А там, где и сверстники. Что с того?!
Вы – молоды. Счастливы. Вот богатство!
Так нет же! Бог ведает, отчего
Один превращается в божество,
Другой чуть не сам заползает в рабство.
Какую ж дорогу в любви избрать?
Кого утверждать и к чему стремиться?
Конечно, неплохо рабу обнять,
Но сколько же счастья способна дать
Любимая, избранная царицей!