он сказал что выстрелил в меня случайно
сразу вспоминается отрывок из мемуаров Юджина Следжа «Со старой гвардией: на Пелелиу и Окинаве».
Внезапно две фигуры вынырнули из неглубокой канавы за дорогой прямо напротив меня. Бешено размахивая руками, издавая хриплые бессвязные вопли, они приближались. Моё сердце замерло, а затем застучало, словно барабан. Я скинул карабин с предохранителя. Один из вражеских солдат свернул вправо от меня, промчался несколько шагов по дороге, пересёк её и исчез в одной из ячеек на позициях роты у правого фланга. Я сосредоточился на втором. Размахивая над головой штыком, он направлялся ко мне.
С диким воплем японец прыгнул в ячейку, где ночевали двое морпехов. Началась неистовая, отчаянная рукопашная схватка, сопровождаемая самыми гнусными ругательствами, дикими криками, звериным рычанием и хрипом. Из ячейки раздавались звуки ударов и падающих тел.
Справа от меня, где японец проник на фланг роты, раздавались долгие, жуткие крики, их невозможно описать. Эти дикие, первобытные, зверские вопли напугали меня больше, чем то, что происходило в поле моего зрения.
Наконец, винтовочный выстрел прогремел яз ячейки передо мной, и я услышал слова Сэма: «Я его прикончил».
— Я не знаю, я видел только двух японцев, и я совершенно уверен,- сказал я твёрдо, с упорством, которое придало мне душевного спокойствия на все годы с тех пор.
Морпех из ячейки рядом с нами сказал: «Я пойду разберусь». Все замерли, пока он подползал к стонущему человеку в тени. Раздался выстрел из пистолета 45-го калибра. Стоны прекратились, и морпех вернулся к своей ячейке.
Через несколько часов предметы вокруг стали смутно различимыми в рассвете, и я заметил, что неподвижное тело, лежащее слева от меня, не кажется японским. Это был либо японец, одетый в форму морского пехотинца, либо морской пехотинец. Я подошёл поглядеть, кто это.
Офицер и сержант поспешили ко мне с командного пункта.
Я не ответил, а лишь посмотрел на него пустым взглядом, мне вдруг стало нехорошо. Я поглядел на морпеха, который лазил разобраться со стонущим человеком в темноте. Он выстрелил Биллу в висок, ошибочно приняв его за японца. Билл никому из нас не сказал, что собирается покинуть ячейку.
Когда осознание страшной ошибки начало доходить до морпеха, его лицо стало пепельно-серым, губы задрожали, и похоже, он готов был расплакаться. Однако, он повёл себя, как мужчина и направился прямиком к командному пункту, где доложил о происшествии. А.А. вызвал к себе и опросил нескольких человек из ближайших ячеек, в том числе и меня, чтобы точно установить, что произошло.
А.А. сидел у себя один.
Я ответил, что знаю очень хорошо.
— Расскажи мне подробно, что ты видел.
Я рассказал, подчеркнув, что видел двоих, ровно двоих японцев, и сообщил об этом вовремя. Я также сказал ему, где я заметил японских солдат и куда они направились.
Тут он сказал мне, что произошла трагическая ошибка, которую при определённых обстоятельствах мог бы совершить каждый, и чтобы мы не обсуждали этот случай и не упоминали имени морпеха. Затем он отпустил меня.
По общему рассуждению, виноватым в трагедии оказался Сэм. Во время происшествия Сэм должен был стоять на вахте, пока Билл мог получить свою порцию долгожданного сна. Было заведено, что в условленное время тот, кто стоял на вахте будил своего напарника, и, передав ему все, что видел или слышал, самому лечь спать.
Эта стандартная процедура в боевых условиях основывалась на фундаментальном принципе доверия. Мы могли положиться на своего напарника, он мог положиться на вас. Принцип действовал и за пределами ячейки. Мы чувствовали себя безопаснее, зная, что в каждой ячейке один человек стоит на вахте всю ночь.
Сэм нарушил уговор доверия и совершил непростительное вероломство. Он лег спать на вахте, находясь на боевых позициях. В результате его напарник погиб, а другому человеку придётся тащить тяжелую ношу осознания, что он нажал на спуск, хоть это и была случайная ошибка.
Сэм признал, что мог отключиться. После того, что случилось, бойцы были чрезмерно суровы по отношению к нему. Он явно раскаивался, но это ничего не значило для остальных, которые открыто проклинали его. Он плакал и говорил, что был слишком уставшим, чтобы бодрствовать на вахте, но слышал лишь ругательства от бойцов, которые устали так же, как он, но не подвели.
«Я решила, что уйду, но не успела»: девушка лишилась глаза — пьяный жених выстрелил ей в голову из ружья
— Давай начнем сначала. Что произошло, кто был этот человек?
— С этим человеком я состояла в отношениях достаточно длительное время. Отношения были серьезные. Он сделал мне предложение, познакомил со своей семьей, представил родителям.
— Сколько тебе было лет?
— Мне было 18 лет. Когда познакомились, было 17.
— Это были твои первые серьезные отношения?
— Да. Вот так мне не повезло. В какой-то момент, когда мы начали жить вместе, он начал много выпивать. И агрессивные черты его характера начали выходить наружу. Что мы имеем по итогу — в больницу я поступила с 21 элементом побоев на руках и ногах, с проткнутой насквозь рукой от канцелярской игры и с размозженным лицом.
— То есть он тебя избивал?
— Да, он меня избивал. Потом извинялся в слезах, говорил, что никогда себе такого не позволит, что его попутал бес и это случайность. И когда ты любишь человека, тебе кажется, что ты можешь его простить — он же обещает, что такого не повторится. После второго такого раза я решила, что уйду. Но я не успела.
— Можешь описать тот день, когда все произошло?
— Как ты все это сделала: скорую вызвала, нашла телефон?
— Хочется жить. Когда хочется жить, можно сделать все. Вызвать скорую с пулей в голове, провести 4 часа без обезболивающего. Все возможно, когда очень хочется жить.
— Вы были с человеком в отношениях, он сделал тебе предложение. Что такого произошло?
— Я понимаю, что для человека, никогда не сталкивающимся с таким — это сложный вопрос. И абсолютное непонимание вызывает, как человек, сделавший предложение, может выстрелить в голову. Объяснение в одном — эмоциональные качели. Сначала тебе с человеком очень хорошо. А потом он превращается в монстра, и тебе становится очень плохо. И психика помнит, что тебе было хорошо, и возвращает тебя эмоционально в те моменты. То есть чем выше пик этих качелей, тем ниже падение. В этом заключается ужас абьюза.
— В какие моменты он становился монстром?
— Это происходит без причины. Просто потому, что ему взбрело это в голову. Я вешу 45 кг, а человек весил 130 кг. Существует ли какое-то объяснение, почему 130-килограммовый мужчина поднимает руку на 18-летнюю девочку? Я не понимаю вопросов: почему он выстрелил? Потому что захотел, потому что у этого человека не было никаких границ. Это наш русский менталитет — находить вину в жертве. Я считаю, это неправильно.
— Вопрос, который тебе чаще всего задают: почему ты не ушла раньше?
— Потому что я попала в цикл насилия, из которого выбраться очень сложно. Да, у нас в России постоянно спрашивают: почему ты не ушла, когда тебя ударили первый раз? В настоящем круге насилия человек, который издевается над жертвой, просто разгоняется. Это начинается с маленьких вещей и работает через эскалацию насилия. Какой-то толчок, легкий зажим. Потом сильнее. Изначально это нельзя назвать избиением, на это нельзя пожаловаться в полицию. Да, человек перешел границу, но не так сильно. Вы же состоите с ним в отношениях, можете решить эту проблему вдвоем. Ужас ситуации заключается в том, что жертва, попавшая в цикл насилия, не может почувствовать грань. Это как притча про лягушку и кипяток — если лягушку кинуть в кипяток, она сразу выпрыгнет, а если ее варить на медленном огне, то она останется в воде и сварится. Главное заблуждение жертвы — ей кажется, что он исправится, что станет лучше. Он мне даже сказал один раз такую вещь: «Ты все делаешь правильно, еще немного — и все наладится». А через несколько дней после этого он выстрелил мне в голову. Не наладилось.
— Когда родители когда узнали о произошедшем?
— Я попросила в скорой не сообщать родителям. У мамы слабое сердце, поэтому попросила не беспокоить ее до операции. Я боялась, что могу скончаться. Но оставила номер мамы, чтобы ей сообщили, в какой клинике я лежу, если все будет хорошо. В итоге она узнала меня в новостях.
— Почему ты не рассказывала родителям, что с тобой происходит в отношениях?
— Во-первых, я считала, что сор из избы не выносят. Во-вторых, я считала, что для меня это очень личный момент. Если меня спрашивают на счет того, что меня кто-то избил — я считала, что это постыдная часть истории.
— Ты считаешь сейчас, что близким надо говорить?
— Да, мы должны говорить им об этом. Это все равно, что пойти вечером мимо темного парка — вы же скажете родным, что идете мимо него. Для своей же безопасности близким надо рассказывать, что происходит. Мы можем не разглядеть абьюз, но родные, будучи смотрителями со стороны, помогут и подскажут.