не все облака похожи на заячьи яйца
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Правда, мы будем всегда?
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
«Правда, мы будем всегда?»
x x x
– Ты когда-нибудь слушал тишину, Ежик?
– Слушал.
– И что?
– А ничего. Тихо.
– А я люблю, когда в тишине что-нибудь шевелится.
– Приведи пример, – попросил Ежик.
– Ну, например, гром, – сказал Медвежонок.
На горе стоял дом – с трубой и с крыльцом, с печкой для коти, с шестком для петуха, с хлевом для коровы, с конурой для собаки и с новыми тесовыми воротами.
Вечером из трубы пошел дым, на крыльцо вышла бабка, на печку влез кот, на шесток взгромоздился петух, в хлеву захрустела сеном корова, у конуры уселась собака – и все стали ждать ночи.
А когда наступила ночь, из-под лопуха вылез маленький лягушонок. Он увидел синий колокольчик, сорвал его и побежал по двору. И над двором повис голубой звон.
– Кто это звонит? – спросила бабка. – Это ты, кот? Это ты, петух? Это ты, корова.
А лягушонок бегал и бегал, и голубой звон поднимался все выше и выше, и скоро он повис не только над двором, но и над всей деревней.
– Кто это, кто это так звонит? – спрашивали люди. И повыбегали на улицу, и стали смотреть в звездное небо и слушать голубой звон.
– Это звенят звезды, – сказал мальчик.
– Нет, это ветер, – сказала девочка.
– Это просто звенит тишина, – сказал глухой дед.
А лягушонок бегал без устали, и голубой звон поднялся уже так высоко, что его слушала вся земля.
– Зачем ты звенишь? – спросил у лягушонка кузнечик. – Это не я звеню, – ответил лягушонок. – Это синий колокольчик звенит.
– А зачем ты звонишь? – не унимался кузнечик.
– Как зачем? – удивился лягушонок. – Не всем же спать на печи и жевать сено. Кто-то ведь должен звонить в колокольчик…
* ЧИСТЫЕ ПТИЦЫ *
– А вот и ты! – сказал Медвежонок, однажды проснувшись и увидев на своем крыльце Ежика.
– Где же ты был?
– Меня очень долго не было, – сказал Ежик.
– Когда пропадаешь, надо заранее предупреждать своих друзей.
ДОБРЫЙ СЛОН
В феврале стояли такие морозы, что Ежик целыми днями топил печь и все равно по утрам не мог вылезти из постели – так было в доме холодно.
«Что же это за наказание? – бормотал Ежик, всовывая лапы в валенки и слезая с постели. – Еще неделю постоят такие морозы – и у меня ни одной дровишки не останется!»
И он зашаркал к печке, отодвинул заслонку и развел огонь.
Огонь весело загудел, и Ежик стал обдумывать свое бедственное положение.
«В лесу теперь снегу – видимо-невидимо! – думал он. – И все тоненькие елочки занесло. А толстую одному не спилить… Хорошо, кабы Медвежонок наведался: у него и топор острый, и пила есть, и специальные саночки, чтобы дрова возить… Вот пришли бы они с Осликом и сказали: „Ежик, у тебя, наверное, дрова кончились? Пойдем напилим и наколем новых!“ А я бы их напоил чаем, и мы бы все трое пошли в лес, и тогда бы я ни за что не замерз. А теперь… Медвежонок, наверное, крепко спит и совсем забыл обо мне…»
И Ежику стало так грустно, что он подкинул еще две дровишки и, уже ни о чем не думая, стал смотреть на пламя.
Печь разгорелась, и теперь в доме было тепло, и Ежику уже не верилось, что дровишки могут кончиться и он замерзнет. И он, незаметно для себя размечтался…
‘Вот, – мечтал Ежик, – кончатся у меня дровишки, и совсем станет холодно, и начну я замерзать… И об этом узнает Слон в зоопарке. Он притворится спящим, а когда сторожа уснут, прибежит в лес, найдет мой домик, всунет хобот в трубу и станет тепло дышать. А я скажу: «Спасибо, Слон. Мне очень тепло. Пойди теперь погрей Медвежонка – у него, наверное, тоже кончились дрова… И Слон будет каждую ночь убегать из зоопарка и дышать в трубу мне. Медвежонку и Ослику – и мы не замерзнем. »
А морозы все лютели и лютели. И действительно, скоро у Ежика совсем кончились дровишки. Он в последний раз хорошо протопил печь, сложил на постель все одеяла, а сверху положил полушубок и валенки. Потом залез под эту гору и стал ждать.
Сначала ему было жарко, а потом, когда печь остыла, стало холодно. И с каждым часом становилось все холоднее.
‘С-с-скорее бы п-п-пришел С-с-слон. – шептал Ежик, свернувшись калачиком под одеялами. Он так замерз, что у него давно уже не попадал зуб на зуб. А Слон все не приходил… – С-с-слон! – звал Ежик. – Я з-з-замерзаю… П-п-приди, п-п-по–жалуйста, Слон!
Ежик звал Слона три дня и две ночи.
А на третью ночь ему стало так тепло, что он даже сбросил с себя полушубок и валенки.
Это в лес пришла оттепель. А Ежику казалось, что это огромный добрый Слон ходит меж сосен и дышит ему в трубу.
ЛЕСНАЯ ОТТЕПЕЛЬ
Ах, какая это была мягкая, теплая оттепель. Кружились снежинки, и в лесу пахло весной. Ежик сидел на крылечке своего домика, нюхал воздух и улыбался.
«Не может быть, – думал он, – что еще вчера в лесу трещали деревья и сердитый Дед-Мороз скрипел под окнами своими большими валенками, а сегодня его совсем нет! Где же он?»
Народные присказки, сравнения, поговорки.
Все записи сделаны 11 сентября 2010 года, в селе Шаталовка, Родинского района, Алтайского края.
Моей редакции материал не подвергался. Я только позволил себе вставить некоторые пояснения.
Народные присказки, сравнения, поговорки.
Испугал ежа голой жопою.
Возьми кружало, где говно лежало.
(Кружало- это место, где лежала коровья лепёшка. Выражение по смыслу напоминает:». принеси то, не знаю что.»)
Если хочешь есть говно- носи с собой свою ложку.
Спасибо тому, кто поел, а сготовить и дурак может.
Жизнь прожила, как за гадким пнём высралась.
(Применительно к несчастливому браку).
Семь вёрст до небес, и те пёхом.
Пердь людям, а мы и так побудем.
Тот же назём, только издалека привезём.
Наша невестка всё треска
(Невестка всё ест.)
Вари, срака, борщ! А я пойду погуляю.
Применительно к ситуации, когда хозяйка включает что либо варить, а сама про это забывает.)
Сорока прямо летает, да мало дома бывает.
Не путай северное сияние с бараньими яйцами.
Нужна она тебе, как собаке пята лапа.
Будь другом, насери кругом.
Будь братом, насери квадратом.
Будь сестрой, насери звездой.
Мастера: один серит, другой растира.
Не срачка, так болячка.
Не понос, так золотуха.
Как у козушки на мандушке.
(Сравнение применительно к редковолосой бороде).
Своим боком, как мешком.
Голой жопой по печи.
Ест, как силосорезка.
Вырядилась и гуляет, как пердя по ярмарке.
Глухопердя.
(Человек недослышавший.)
Наш петух-трататух на завалинке протух.
Только вышел на крылечко
И в свидетели попал.
Наш петух чужую курку,
Да к завалинке прижал.
А это стихотворение рассказано Александрой Еремеевной Полынцевой, 1918 года рождения:
Раз прислал мне барин чаю
И велел его сварить,
А я отроду не знаю
Как проклятый чай варить.
Тут я взял пол фунта чаю,
Весь я высыпал в горшок,
На добавку луку, перцу
И петрушки корешок.
— Чай готов, извольте кушать!
Щас на стол его подам.
— Если будешь всегда слушать
Пять рублей за чай отдам.
Слышу барин расходился,
Меня в горницу позвал,
В волоса мои вцепился
И таскал меня, таскал.
— Ах ты, сукин сын, разбойник!
Ты чего мне наварил?!
Тут попалась ему палка,
Он на кухню проводил.
Долго думать я старался
Чем же мог не угодить?
Наконец, я догадался:
Забыл чаю посолить!
Ну пока и всё. Надеюсь постепенно пополнять свою копилку народных высказываний! Милости прошу, к нашему шалашу!
Куда конь с копытом,
Туда и лягуша с лапом. (16.11.12года)
Полегчало,
Как собаке после дрына. (18.11.12года)
Не все облака похожи на заячьи яйца
Опрокинутая лоханка —
Осеннее небо.
Хмурые люди —
Объедки картофеля,
Корки арбуза и огурцов,
Мокрые носы и усы.
Взлохмаченный я у окна
Плююсь и думаю,
Ломая руки:
— Где-то на изгибном берегу моря
Золотится песок,
Отражая солнцень.
И, может быть, ищет девушка
Ясного рыцаря
И зовёт, перебирая камушки,
Радугой из песни глаз,
Из песни четырёх крыл
На восходе гордых лебедей.
— Туда бы — туда —
Встрепенуться
К стройному берегу.
Надавить, что ли,
Умным лбом на стекло, —
Рассердиться, —
Крикнуть извозчика на вокзал.
Взять билет
Пермь — Севастополь.
А там корабли
Знают пути.
В тумане волн и брызги серебра,
И стертые эмалевые краски.
Я так люблю осенние утра
За нежную невозвратимость ласки!
И пену я люблю на берегу,
Когда она белеет беспокойно.
Я жадно здесь, покуда небо знойно
Остаток дней туманных берегу.
А где-то там мятутся средь огня
Такие ж я, без счета и названья,
И чье-то молодое за меня
Кончается в тоске существованье.
Валентин КРИВИЧ (1880 — 1936)
В каких полях меня встречала
Душа смятенная твоя.
Наш путь начертан изначала
На ветхой карте бытия.
Ты ждешь ли ярких откровений,
Иль будем вместе с этих пор
Топтать истертые ступени
И жизни выцветший ковер.
Но если тайну разгадали —
В ней нет предчувствий волшебства.
Сквозят осенние эмали,
Шуршит осенняя листва, —
И трезвый день грозит расплатой,
А ночь придет — простит опять.
В пустом саду, меж серых статуй
Больней и ярче вспоминать,
Что где-то там, за гранью были,
Лучи неведомой звезды
Для новой жизни оживили
Захолодевшие следы.
Еще длинна, длинна дорога,
Мой путь осенний так широк.
Остановилась у порога
И смятый бросила цветок.
А там, вдали от скучных зданий
И суетливых перемен,
Золотоалых отцветаний
Открыт осенний гобелен.
Иду в поля разгульной воли,
На неоглядный тот простор,
В мечту безлюдий и раздолий,
И белых рек, и синих гор.
И я пою родную землю
И тайну девичью твою.
Весь мир осенний я приемлю,
Люблю, и верю, и пою.
И уношу в мой путь осенний,
Где небо, воля и трава, —
Твоих вечерних откровений
Осенне-ясные слова.
Сквозь ветви
Осень листья темной краской метит:
Не уйти им от своей судьбы!
Но светло и нежно небо светит
Сквозь нагие черные дубы,
Что-то неземное обещает,
К тишине уводит от забот —
И опять, опять душа прощает
Промелькнувший, обманувший год!
И вот опять уж по зарям
В выси, пустынной и привольной,
Станицы птиц летат к морям,
Чернея цепью треугольной.
Ясна заря, безмолвна степь,
Закат алеет, разгораясь.
И тихо в небе эта цепь
Плывет, размеренно качаясь.
Какая даль и вышина!
Глядишь — и бездной голубою
Небес осенних глубина
Как будто тает над тобою.
И обнимает эта даль,—
Душа отдаться ей готова,
И новых, светлых дум печаль
Освобождает от земного.
***
О красном вечере задумалась дорога,
Кусты рябин туманней глубины.
Изба-старуха челюстью порога
Жует пахучий мякиш тишины.
Осенний холод ласково и кротко
Крадется мглой к овсяному двору;
Сквозь синь стекла желтоволосый отрок
Лучит глаза на галочью игру.
Обняв трубу, сверкает по повети
Зола зеленая из розовой печи.
Кого-то нет, и тонкогубый ветер
О ком-то шепчет, сгинувшем в ночи.
Кому-то пятками уже не мять по рощам
Щербленый лист и золото травы.
Тягучий вздох, ныряя звоном тощим,
Целует клюв нахохленной совы.
Все гуще хмарь, в хлеву покой и дрема,
Дорога белая узорит скользкий ров.
И нежно охает ячменная солома,
Свисая с губ кивающих коров.
Грустно мне, что август мокрый
Наших коней расседлал,
Занавешивает окна,
Запирает сеновал.
И садятся в поезд сонный,
Смутно чувствуя покой,
Кто мечтательно влюбленный,
Кто с разбитой головой.
И к Тебе, великий Боже,
Я с одной мольбой приду:
— Сделай так, чтоб было то же
Здесь и в будущем году.
Опять аметистовый вечер.
Прозрачно-холодные ткани
Набросила осень на плечи.
О, час предзакатных мечтаний!
Мне как-то не жаль, что одна я,
Что ты — безвозвратно далёко.
Как вечер, душа умирает
Без жалоб, без слёз, без упрёка.
Я знаю, что это расплата
За всё, чего я не свершила…
Последние искры заката
Плащом своим осень закрыла.
15 сентября 1913 года
***
Не видно птиц. Покорно чахнет
Лес, опустевший и больной.
Грибы сошли, но крепко пахнет
В оврагах сыростью грибной.
Глушь стала ниже и светлее,
В кустах свалялася трава,
И, под дождём осенним тлея,
Чернеет тёмная листва.
А в поле ветер. День холодный
Угрюм и свеж — и целый день
Скитаюсь я в степи свободной,
Вдали от сёл и деревень.
Теснятся тучи небосводом,
Синеет резко даль под ним,
И бодро конь идёт по всходам,
По взмётам, вязким и сырым.
И, убаюкан шагом конным,
С отрадной грустью внемлю я,
Как ветер звоном однотонным
Гудит-поёт в стволы ружья.
Велимир ХЛЕБНИКОВ
Из антивоенной поэмы-монтажа «Война в мышеловке» (1915 — 1919 —1922)
Эта осень такая заячья,
И глазу границы не вывести
Осени робкой и зайца пугливости.
Окраскою жёлтой хитёр
Осени жёлтой житёр.
От гривы до гребли
Всюду мёртвые листья и стебли.
И глаз остановится слепо, не зная, чья —
Осени шкурка или же заячья.
В октябре есть привкус спирта.
Обведен самый дальний увал.
Твердый лес после летнего флирта
Золотые кольца сковал.
Неподвижна воздуха глыба.
Холод ошеломил поля.
Облако проплывает, как рыба,
Плавниками не шевеля.
У меня румянец тунеядца
И вязаный шарф до ушей.
И хочется вслух рассмеяться
Над серьезью речных голышей.
И воздух дрогнет, как струнка,
Расколется легче стекла,
А легкая, плоская лунка
Продавит озер зеркала.
Дни холодней и глубже. Будто клином,
Уходит кaждый в дaль полей.
И шелестится по долинaм
Листвa сгоревших тополей.
Дни иссякaют: все короче
Их серебристый перелив.
Зaто рaстут длиннее ночи,
И кaк их терем молчaлив!
Чуть тлеет месяц. Зa плетнями
Бaхчу дозорят сторожa
И жмутся перед куренями,
В овчинных кожухaх дрожa.
Сергей ЕСЕНИН. Из поэмы «Пугачёв»
Тысячу чертей, тысячу ведьм и тысячу дьяволов!
Экий дождь! Экий скверный дождь!
Скверный, скверный!
Словно вонючая моча волов
Льется с туч на поля и деревни.
Скверный дождь!
Экий скверный дождь!
О осень, осень!
Голые кусты,
Как оборванцы, мокнут у дорог.
В такую непогодь собаки, сжав хвосты,
Боятся головы просунуть за порог,
А тут вот стой, хоть сгинь,
Но тьму глазами ешь,
Чтоб не пробрался вражеский лазутчик.
Проклятый дождь!
Расправу за мятеж
Напоминают мне рыгающие тучи.
Скорей бы, скорей в побег, в побег
От этих кровью выдоенных стран.
С объятьями нас принимает всех
С Екатериною воюющий султан.
Уже стекается придушенная чернь
С озиркой, словно полевые мыши.
О солнце-колокол, твое тили-ли-день,
Быть может, здесь мы больше не услышим!
Путаница
Замяукали котята:
«Надоело нам мяукать!
Мы хотим, как поросята,
Хрюкать!»
А за ними и утята:
«Не желаем больше крякать!
Мы хотим, как лягушата,
Квакать!»
Свинки замяукали:
Мяу, мяу!
Кошечки захрюкали:
Хрю, хрю, хрю!
Уточки заквакали:
Ква, ква, ква!
Курочки закрякали:
Кря, кря, кря!
Воробышек прискакал
И коровой замычал:
Му-у-у!
Прибежал медведь
И давай реветь:
Ку-ка-ре-ку!
Только заинька
Был паинька:
Не мяукал
И не хрюкал —
Под капустою лежал,
По-заячьи лопотал
И зверюшек неразумных
Уговаривал:
«Кому велено чирикать —
Не мурлыкайте!
Кому велено мурлыкать —
Не чирикайте!
Не бывать вороне коровою,
Не летать лягушатам под облаком!»
Но весёлые зверята —
Поросята, медвежата —
Пуще прежнего шалят,
Зайца слушать не хотят.
Рыбы по полю гуляют,
Жабы по небу летают,
Мыши кошку изловили,
В мышеловку посадили.
А лисички
Взяли спички,
К морю синему пошли,
Море синее зажгли.
Море пламенем горит,
Выбежал из моря кит:
«Эй, пожарные, бегите!
Помогите, помогите!»
Долго, долго крокодил
Море синее тушил
Пирогами, и блинами,
И сушёными грибами.
Прибегали два курчонка,
Поливали из бочонка.
Приплывали два ерша,
Поливали из ковша.
Прибегали лягушата,
Поливали из ушата.
Тушат, тушат — не потушат,
Заливают — не зальют.
Тут бабочка прилетала,
Крылышками помахала,
Стало море потухать —
И потухло.
Вот обрадовались звери!
Засмеялись и запели,
Ушками захлопали,
Ножками затопали.
Гуси начали опять
По-гусиному кричать:
Га-га-га!
А утята крякают:
Кря-кря-кря!
Мурочку баюкают
Милую мою:
Баюшки-баю!
Баюшки-баю!
Сергей Козлов — Заяц, Ослик, Медвеженок и чудесные облака: Сказка
У Зайца с Медвежонком сегодня с самого утра было очень много забот. Во-первых, навестить лесных пчел, во-вторых, нарвать заячьей капусты, в-третьих, искупаться в реке, в-четвертых, поваляться на травке, а в-пятых. Медвежонку — поесть меду. Зайцу — заячьей капусты, а потом, сидя на пеньке, поговорить о минувшем дне…
И поэтому они проснулись рано-рано, умылись и побежали навещать пчел.
— Эй, пчелы! — крикнул Медвежонок когда они остановились под деревом, на котором жили лесные пчелы. — Не дадите ли вы мне немножко медку?
— Как же! — сказала Главная Пчела. — Жди!
— Он и так уже целую неделю ждет, — сказал Заяц.
— Я жду… — сказал Медвежонок.
— Вот и жди! — сказала Главная Пчела и спряталась в дупле.
Заяц с Медвежонком потоптались—потоптались под деревом, а потом побежали искать заячью капусту.
— Что-то нигде не видно твоей капусты, — сказал Медвежонок.
— Я сам удивляюсь! — сказал Заяц. — Только вчера через нее надо было продираться, как сквозь кустарник, а сегодня — ни одного листика…
— Бежим купаться! — сказал Медвежонок.
И они выбежали к реке.
У самой воды сидел Ослик и задумчиво глядел на облака.
— Ослик! — закричали Заяц с Медвежонком. — Мы…
И Заяц с Медвежонком задрали головы.
Прямо над ними плыло три облака. Одно было похоже на Медвежонка, одно — на Зайца, а третье — на Ослика.
— Я плыву первым! — сказал Медвежонок, устраиваясь на травке.
— А я тебя догоняю! — сказал Заяц и сел рядом.
— Подождите меня! — попросил Ослик.
— Мы не можем, — сказал Медвежонок, — мы торопимся!
— Видишь, я тебя уже догнал! — крикнул Заяц.
— А куда вы торопитесь? — спросил Ослик.
— Щипать заячью капусту и есть мед, — сказал Медвежонок.
И тут на небо выплыло целое облако заячьей капусты и маленькое янтарное облачко меда.
Облако-Медвежонок принялось есть облачко-мед, а Облако-Заяц — щипать облако заячьей капусты.
— Оставь мне немножко заячьей капусты! – попросил Ослик.
— Я бы с удовольствием, — сказал Заяц. — Но видишь, я уже все съел.
И действительно. Облако-Заяц съело все облако заячьей капусты и на глазах растолстело.
— Как вкусно. — шептал Медвежонок, лежа на травке и глядя, как Облако-Медвежонок потихонечку ест облачко-мед. — Я никогда не ел такого вкусного меда!
— И все—таки это не по правилам, — сказал Ослик. — Разве я виноват, что я так медленно плыву?
— А ты поторопись! — сказал Медвежонок. — Может быть, я тебе еще дам лизнуть меда…