не называй меня штолем
◇ со своей собственной персоной ａｍａｔｅｒａｓｕ.
ʻ наслаждайся этим моментом, я тебе помогу. ʼ
Еще тесты:
Ты новый персонаж Наруто
Твоя судьба в атаке титанов
Кто твой парень из аниме «Туалетный мальчик Ханако Кун»»
Красивые авы с анимешками.
Комментариев: 8
Господи как это прекрасно! Я читала это ночью и у меня аж мурашки по коже. Спасибо большое автору за такой прекрасный тест! Тут надо 10 звёзд ставить!
— @jwks22789
— — вы так думаете? я старался сделать игривую и кокетливую особу, но если у вас такое мнение, то что то пошло не так. я постараюсь над созданием своих собственных персонажей в будущем, спасибо, что оставили комментарий.
За тест огромное спасибо, но девушка немного скверного характера в ответах к вопросам(причём в двух).(это уже придирка автора комментария, так что извините)
Не люблю подобные тесты, но этот мне очень даже зашёл в силу своей романтичности
Снимаю шляпу перед автором
Не называй меня «сэр»
 | TV Tropes Для англоязычных и желающих ещё глубже ознакомиться с темой в проекте TV Tropes есть статья Don’t Call Me «Sir». Вы также можете помочь нашему проекту и перенести ценную информацию оттуда в эту статью. |
У этого персонажа высокий статус или авторитет, так что те, кто стоит ниже, должны уважать его и повиноваться. Однако он по какой-то причине отказывается пользоваться ситуацией. Он настаивает на том, чтобы его называли по имени, а не по титулу или должности, останавливает людей, которые хотят ему поклониться, поправляет тех, кто не хочет смотреть ему в глаза. Прекрасно осознавая своё положение и гордясь им, он пытается минимализировать дистанцию между собой и низшими классами.
Причины? Возможно, он ненавидит смотреть, как перед ним унижаются. Возможно, он сам происходит из низшего класса или является консортом, так что почести доставляют ему только неудобства, или он боится, что его высмеют за это более влиятельные личности. Может быть, он намеренно пытается угодить низшим классам, чтобы казаться респектабельнее. Или он может считать почести утомительными и непрактичными, реагируя на них фразой «формальности — простая трата времени».
В редких случаях троп может встречаться в армии. Распространённый способ поиграть с этим тропом — один просит другого не называть его «сэр», в ответ неизменно получая «да, сэр!» А ещё конкретно в американских вооруженных силах сержантам обращение «сэр» не положено, из-за чего им часто приходится прибегать к тропу в общении с новобранцами или гражданскими.
Также нередко встречается в формулировке «Мистером был мой отец» — обычно, когда молодой наследник пытается продемонстрировать свою демократичность или просто стесняется подобострастного отношения со стороны ровесников отца.
Содержание
Примеры [ править ]
Литература [ править ]
Русскоязычная [ править ]
Следующим был посол Мардахая. Длиннорукий зеленокожий гоблин бухнулся на колени ещё в дверях и с удивительной ловкостью прополз на четвереньках до подножия трона. Ударившись головой об пол, он принялся громко восхвалять Бельзедора, заверяя в своей вечной преданности и сокрушаясь о том, что он, такой мелкий и ничтожный, смеет отнимать бесценные минуты Властелина.
— Прекратите это, пожалуйста, — попросил Бельзедор. — Я не люблю, когда передо мной унижаются.
— Вообще-то любите, — шепнул ему на ухо управляющий.
— Разве? — приподнял бровь Бельзедор.
— Конечно. Вы же Тёмный Властелин. Вам положено это любить.
— Тогда унижайтесь дальше, — кивнул озадаченному гоблину Бельзедор. — Извините, что прервал.
На других языках [ править ]
— Вы помните, что мы сегодня занимаемся невербальными заклинаниями, Поттер? — Да, — сдавленно ответил Гарри. — Да, сэр. — Совсем необязательно называть меня «сэр», профессор.
— Понял, молокосос? — Никак нет, сэр. — А ты меня не сэрь! — И добавляйте «сэр», когда не сэрите, — распорядился майор Меткаф.
Не называй меня штолем
Своим бывшим коллегам — российским ментам.
Если мы не за себя, то кто за нас? А, если мы только за себя, кто мы? И, если не сейчас, то когда?
Звонок о начавшейся у платформы уголовной разборке поступил в дежурку в начале третьего ночи. Звонила торгашка одной из коммерческих палаток с привокзальной площади. У них там работали всю ночь.
— Милиция… — Голос сорвался. — Тут страшно, что творится! Рядом со станцией…
Женщина уже бросила трубку.
Домодедовцы запрягли быстро. И ехали тоже. Но, как водится, пригнали уже к трупу.
За опорами переходного моста снег оказался полностью вытоптан. Всюду виднелись следы крови. В стороне валялась яркая трехцветная куртка…
Менты на ходу разделились. Часть тут же оцепила место происшествия и труп, остальные устремились дальше вдоль тротуара.
Было по-ночному безлюдно. Глухой милицейский час. Тускло горели огни.
Далеко бежать не пришлось.
Метрах в пятидесяти впереди виднелись отпечатки шин.
Недавно тут стояла машина.
— Не тебя же дожидаться…
Небо ещё больше потемнело — дело шло к рассвету.
Все возвратились назад, к переходному мосту через Главные пути. К осмотру не приступали — ждали эксперта со следователем прокуратуры. Руководство. Речь шла все-таки не о краже — об убийстве…
Смертельное ранение оказалось огнестрельным. Слева над соском аккуратное пулевой отверстие окружал серый ободок — след пороховых зерен и копоти.
Стреляли с близкого расстояния…
Борька Качан — коренастый, накачанный молодой мент, в кожаной куртке, в очках, похожий на школьного преподавателя физкультуры — открыл глаза, с тру-дом оторвал голову от промерзшей перронной скамьи.
Электрички уже не ходили.
Близко сбоку нависал переходной мост через пути, он был пуст. В дальнем конце платформы негромко постукивал скребком высокий мужик-уборщик, очищавший асфальт.
Стрелки часов под черным трафаретом «Домодедово» показывали конец вто-рого часа. Выходит, он пробыл в отключке не менее сорока минут.
Неистребимый густой запах креозота, оставшийся от ушедших в небытие де-ревянных шпал, стоял в воздухе.
Качан нагнулся, содрал смерзшуюся корку снега, приложил к вискам. Снег таял между пальцами — колкий, в черной ледяной копоти…
Тошнило. Виски стянула боль.
Неожиданно он коснулся куртки на груди. «Молния» была расстегнута.
«Господи! Это ещё что?!»
Полы оказались разъединены. Между тем он хорошо помнил, что ничего не доставал из карманов. Кто-то сделал это за него.
Рука с хода скользнула вверх, под мышку.
Наплечная кобура была пуста.
Пока он беспомощно лежал на скамье, кто-то расстегнул куртку и выта-щил из кобуры его табельный «макаров».
Милицейское удостоверение в верхнем кармане тоже отсутствовало…
Качан поднял голову.
Ночь стояла морозной, бездонно-ясной.
Самое страшное, что всегда подстерегало и рано или поздно должно было с ним непременно произойти, от чего Всевышний снисходительно и терпеливо его оберегал, в конце концов, все же случилось.
Неотвратимость происшедшего предстала перед Качаном со всей очевид-ностью.
Конец его недостоверной ментовской жизни, которой он жил все эти годы, которую, бывало, клял на все корки за то, что работает без выходных и проход — ных, за гроши, с утра до ночи, и с которой успел сродниться так, что другой уже не мог себе представить, теперь был предрешен.
Качан жестко со лба вниз провел рукой по лицу, черная вязаная шапка-»бандитка» легла на глаза…
«Все, Борька! Приплыли… Сливай воду!»
Старт ночной поездке дал начальника розыска, он определил и её темп. Игум-нов позвонил Качану из дежурки:
— Едешь в Домодедово. Прямо сейчас. Все оставь…
Игумнов был не только начальник. «Крестный». «Большой брат». «Пахан.» На ветер слов не бросал.
Задание оказалось несложным: проверить сообщение агента, полученное Игумновым минуту назад:
— Звонил Никола. Он видел там нескольких наркодельцов. Прошлой ночью. Возможно это была только пристрелка. Никола тоже едет. Встретишься с ним у платформы. Расспросишь, оценишь обстановку…
Место начальника отделения по борьбе с незаконным оборотом наркотиков пустовало. Качан считался одним из кандидатов. Естественным было направить именно его…
Какое-то движение у соседней скамьи привлекло внимание.
Серая, средней величины крыса подбирала куски чего-то съестного, вмер-зшего в ледяное покрытие. Вокруг было по-прежнему пустынно.
Высокий мужик — уборщик на каширском — конце платформы закончил ска-лывать лед, взялся за лопату. По ту стороны была темень… С московского тор-ца, напротив, сияла привокзальная площадь. Светились огни коммерческих па-латок…
Качан приехал раньше — Николы на платформе ещё не было. Обычно он добирался последним электропоездом.
Палатка торговала всю ночь.
— Привет! Не спите еще?!
— Мы?! Ну ты даешь! — Охранник у двери признал Качана, успокоился: — Входи, сыщик! — При знакомстве Борька отрекомендовался им частным детективом. — Каким ветром?
— Знаем вашу службу. Все берете неверных жен на горяченьком?!
— Это как заказчик решит…
С обеими у Качана установились необременительные приятельские отно-шения.
— А неверных мужей? Их тоже ловите?! — с намеком спросила одна из «тор-фушек», побойчее.
. У неё разворачивался бурный роман с охранником, другая была свободной. Качан с начала знакомства сразу же положил на неё глаз — светленькую, с кро-шечной грудью.
— Тоже ловим. Особенно, если обижают маленьких…
— Маленькие женщины для любви! — находчиво объяснил охранник. — Боль-шие — для работы! Садись. Будь проще, братан…
— «И люди к тебе потянутся…»
Недолго поболтали ни о чем.
— Тут ты прав, конечно.
Качан и сам давно уже жил по понятиям.
Ловить бандитов. Приказывать и подчиняться. Поддавать. Снимать телок…
Привычный кодекс пристрастий. Всех новых мужиков делать приятелями. Каждую новую девчонку постараться уложить к себе в постель. Потом видно будет, зачем тебе ещё один новый приятель, ещё одна новая телка…
Не называй меня Ширли
Не называй меня Ширли
Don’t Call Me Shurley
Номер эпизода
Место действия
Сверхъестественное
Автор сценария
Режиссёр
Премьера
Эпизоды
| Предыдущий | Следующий |
|---|---|
| Трещотка | Все в семье |
Не называй меня Ширли (англ. Don’t Call Me Shurley) — двадцатый эпизод одиннадцатого сезона американского телесериала «Сверхъестественное».
Содержание
В ролях [ ]
Главные роли [ ]
Второстепенные роли [ ]
Краткое содержание [ ]
Сюжет [ ]
Метатрон роется в мусорке в поисках еды и наконец-то находит чей-то недоеденный сэндвич, но сидящий рядом пёс принимается жалобно скулить, и, скрепя сердце, Метатрон кидает мясную начинку ему, с улыбкой глядя на то, как пёс ест. Вновь нырнув в бак, он в бессильной ярости раскидывает мусорные пакеты и кричит, что сдаётся.
В этот же момент он, на пару с псом, переносится в пустующий бар, единственным посетителем в котором оказывается Чак Ширли. Сразу же признав в баре работу Бога, Метатрон принимается жаловать на то, что это, должно быть, его наказание: провести вечность в дерьмовом баре с бездарным писакой. Сбитый с толку Чак спрашивает, действительно ли он считает его бездарным, и Метатрон честно отвечает, что с трудом продался сквозь все его книги, а также не одобряет идею ввести самого себя в повествование. Чак принимает его критику, однако всё равно упрекает его в сожжении одной из его книг во время разговора с Кастиэлем на Небесах. Удивлённый Метатрон спрашивает, откуда он про это узнал, и Чак спохватывается о том, что люди не могут видеть его, пока он сам того не захочет, и, велев собеседнику надеть тёмные очки, являет ему свою истинную сущность — Божью.
Метатрон тут же падает ниц и судорожно просит прощения за всё сказанное, но Бог поднимает его и, признавшись, что коленопреклонение всегда заставляло Его чувствовать Себя неловко, просит называть Его просто Чаком. Он рассказывает о том, чем занимался в последнее время: путешествовал, завёл блог с фотографиями котиков, зарегистрировался в «Снэпчате», встречался с девушками и парнями, научился играть на гитаре и начал новую книжную серию — однако Метатрона больше волнует то, почему Он решил прикидываться Чаком. Бог признаётся, что Ему нравится смотреть на происходящее с первого ряда, актёрскую игру Он называет весёлым занятием, а талисман, который реагирует на Его присутствие, просто отключил, тем самым не позволив обнаружить Себя ни Дину, ни Кастиэлю. Чак показывает Метатрону Свою последнюю работу, — собственную автобиографию, — и просит его отредактировать её, как в старые добрые времена, чтобы понять, чего там не хватает.
Чак в нетерпении ёрзает у Метатрона за спиной, ожидая, пока он проверит Его рукопись, и просит поделиться хотя бы первыми впечатлениями. Поначалу Метатрон лжёт о том, что всё вполне неплохо, но, когда Чак требует ответить честно, признаётся, что истории не хватает деталей: например, о том, что в начале Он был не один — с Ним была Его сестра. Услышав об Амаре, Чак тут же мрачнеет и заявляет, что она никому не интересна, но Метатрон продолжает настаивать на разговоре о Тьме, и тогда Бог раздражённо заявляет, что это Его история, а не её.
Джен возвращается домой, однако на подъезде замечает плотное облако стремительно приближающегося тумана и осведомляется у диспетчера, ожидалось ли что-то подобное по прогнозу погоды. В следующее мгновение туман поглощает её, и девушка принимается кашлять, а по рукам у неё расползаются чёрные вены.
Метатрон продолжает пытаться добиться от Чака деталей, спрашивая Его об Амаре, архангелах и его любимчике Люцифере. Чак отрицает то, что Люцифер был для Него особенным, однако также категорически не соглашается и с тем, что он был злодеем. Метатрон вновь возвращается к Его автобиографии и спрашивает, что Он хочет написать: правду или красивую историю? Чак выбирает первое, и тогда Метатрон призывает Его добавить в повествование больше откровений и объяснений насчёт того, что Он сам же и создал, — например, душ. Чак вновь пытается уйти от темы, и, разозлившись, Метатрон утверждает, что сейчас Он совсем не Бог, которого Он знал, — сейчас Он просто Чак Ширли, за маской которого Он уже долгое время прячется. Слова его пробирают Чака, и Он садится переписывать историю — так, как если бы прочесть её должен был лишь Он один.
Чак принимается творить, и Метатрон остаётся в восторге от новой, откровенной рукописи. Пользуясь тем, что Бог «в ударе», он задаёт Ему давно терзающий его вопрос: почему Он создал жизнь? Подумав немного, Чак отвечает, что Ему было одиноко, и Метатрон тут же уточняет, не было ли Ему достаточно компании сестры. Чак признаётся, что был глуп и наивен: Он надеялся, что, если Он покажет Амаре, что в этом мире существует ещё что-то помимо них, что-то лучшее, она изменится и прекратит быть «собой», но каждый раз, когда Он создавал новую Вселенную, она уничтожала её. Неожиданно Чак переносит их на берег озера и говорит, что вот Его лучшее творение — природа, а также восторгается тем, как она развивается сама по себе и прекрасно понимает, что иногда ничего уже не исправишь — следует просто начать по новой. Метатрон напоминает, что, если Амара победит, начинать будет просто нечего, так как она уничтожит всё, и Чак ошарашивает его предложением прогуляться, в таком случае, в последний раз, пока мир ещё стоит на месте.
Чак жалуется Метатрону на все ужасы, которые люди творят во имя Него, а потом к Нему же бегут за прощением, не желая брать на себя ответственность. Метатрон спрашивает, что насчёт Его ответственности, и Чак отвечает, что взял её на Себя, умыв руки. Амару Он заточил, однако Винчестеры выпустили её, и Он правда любит этих ребят, но мир бы не прекратил своё существование, если бы Дин стал демоном, — просто Сэм не смог с этим смириться, а потому освобождение Амары — никак не Его забота. Метатрон напоминает, что Он помогал Винчестерам и прежде, и Чак насмешливо отвечает, что не просто помогал, а спасал их — того же Кастиэля воскресил больше раз, чем может сосчитать, и это тоже не обернулось ничем хорошим. Он считает, что пришло время Амары править этим миром, и разозлённый Метатрон спрашивает, зачем же тогда они работают над Его «дурацкой» автобиографией, которую никто не сможет прочесть. Чак напоминает, что он сам предложил Ему писать для одного-единственного человека — Себя.
Чак переносит их обратно в бар, и Метатрон понимает, что Он начал писать в ту же секунду, как Амара освободилась, и именно поэтому так спешит поскорее закончить, именно поэтому прячется под личиной Чака в этом баре — Он скрывается от Своей сестры. Чак игнорирует его обвинения и предлагает вернуться к рукописи, однако Метатрон не собирается оставлять эту тему в покое и признаётся, что из него получился ужасный Бог, но, по крайней мере, он никогда не был трусом. Разгневанный Чак вышвыривает Метатрона из бара, и тот лишь смеётся, возвращаясь обратно и говоря, что этого Бога он знает и любит. Он вспоминает, как впервые встретился с Ним: все ангелы были в ужасе, однако он — нет, он был заворожён Его сиянием, а затем случилось невероятное — Бог выбрал его, чтобы записать для людей послание в скрижалях. Чак холодно сообщает, что Метатрон просто оказался ближе всех к двери и в нём никогда не было ничего особенного, а затем объясняет, что Он не прячется — Он просто закончил, устав смотреть на то, как Его эксперименты один за другим проваливаются.
Сэм спешно загоняет всех людей в дома и пытается броситься на помощь уже задыхающейся в тумане паре, но Дин утягивает его в участок, где они спешно принимаются заклеивать все щели. В участок начинают ломиться заражённые люди, и братья запираются вместе с выжившими в одном из кабинетов, но изолента на вентиляции отклеивается, и туман начинает заполнять помещение. Сэм бросается закрывать брешь, однако не успевает и вдыхает отравленный газ, и Дин в ужасе смотрит, как на руках брата начинают проявляться чёрные вены. Сэм запрещает ему подходить, чтобы он тоже не заразился, и Дин запирает всех людей в соседнем кабинете, отказываясь прятаться вместе с ними и оставаясь с Сэмом в заполняемом туманом помещении.
Чак продолжает работу над автобиографией и в процессе признаётся, что никогда не ожидал превращения Метатрона в «злодея». Он спрашивает, зачем тот решил изображать Его, и Метатрон отвечает, что просто пытался вновь обратить на себя Его внимание: ему плевать, что он оказался просто ангелом, сидящим ближе всех к двери, — Бог выбрал его, озарил Своим светом, а затем покинул, как покинул все Свои творения. Метатрон говорит, что после Его исчезновения Ему молились не только люди, но и ангелы, и сам он — каждый день, и Чак отвечает, что знает. Когда Метатрон спрашивает, почему Он бросил их, Чак честно признаётся, что они Его разочаровали, и Метатрон уверяет Его, что насчёт людей Он ошибается: безусловно, они слабые, они обманывают, воруют и разрушают, но также они и отдают, творят, поют и танцуют, любят и никогда, в отличие от Него, не сдаются; они — величайшее Его творение, потому что они лучше Него. Чак надевает очки и молча возращается к работе.
В участке заражённые разбивают окно, и, пока Дин заклеивает щели между дверью и полом, не позволяя туману пробраться к выжившим, Сэм пытается закрыть оконный проём, но слабеет и падает. Дин бросается к нему в облако тумана, не заканчивая работу. Под влиянием вируса Сэм утверждает, что им не победить и Дин обязательно предпочтёт ему Амару, но брат убеждает его, что этого никогда не случится и они не должны сдаваться. В бреду Сэм извиняется, заверяя, что не имел в виду ничего подобного, и призывает Дина уходить, пока он тоже не заразился и пока сам он ему не навредил, однако Дин отказывается, заявляя, что никогда его не бросит. Туман пробирается к людям в запертом кабинете, и оттуда слышатся крики и шум, а Дин с удивлением понимает, что вирус никак на него не влияет. В ярости он обращается к Богу, прося Его остановить всё это, и в этот момент грохот в кабинете стихает — заражённые погибают. Дин умоляет Сэма посмотреть на него, повторяя, что он рядом, но тот отключается, оставляя его одного в заполненном туманом помещении.
Чак заканчивает работу и, пока подавленный Метатрон пьёт за барной стойкой, поднимается на сцену, беря в руки гитару. Он предлагает Метатрону взглянуть на рукопись, но тот отказывается, и тогда Чак начинает петь. Не устояв перед соблазном, Метатрон всё же садится читать автобиографию, а в кармане задыхающегося Сэма в это время начинает что-то светиться, и удивлённый Дин достаёт оттуда свой сияющий талисман. Туман отступает. Чёрные вены на руках Сэма исчезают, а целые и невредимые люди выходят из кабинета. Следуя за талисманом, Винчестеры идут на улицу, где также оживают все попавшие под воздействие тумана горожане — даже застреленная Джен и её убитый муж, которого она со слезами на глазах обнимает. Дочитавший рукопись Метатрон поднимает ошарашенный взгляд на по-прежнему поющего Чака. Продолжая следовать за талисманом, братья двигаются дальше по оживающей улице и видят, как Чак помогает какой-то девушке подняться, после чего оборачивается к ним и сообщает, что им нужно поговорить.