мать таскала меня за волосы
«Таскала меня за волосы, кричала, что я свинья»
Девочка-подросток боится, что не выдержит домашнего насилия от матери
Выслушав горький рассказ девочки-подростка, мы попросили совета у семейного психолога.
15-летняя Влада то плачет, то злится. Ей жалко и себя, и маму. Как разумная девочка, она понимает: у ее матери просто шалят нервы. Но гордость и обида не дают ей смириться с ситуацией – «молча схавать», как выражаются ее сверстники.
Влада рассказывает, что живет вдвоем с матерью в двухкомнатной квартире. До самоизоляции они почти не ругались – некогда было. Мать на двух работах, дочь в школе и на тренировках, занимается дзюдо. Но карантин все изменил.
Первый раз, по словам Влады, у матери «сорвало крышу» еще на Пасху, 19 апреля.
Влада признается, что больше всего боялась потерять контроль над собой и дать матери сдачи:
— Я же спортом занимаюсь, могу двинуть так, что мало не покажется! Тем более, я выше матери на голову. Я очень разозлилась! Хотя и понимала, что это моя мать, пусть она и психует. Поэтому просто оттолкнула ее, не сильно. Она ушла на кухню и стала там плакать. Я тоже разревелась.
Девочка признается, что заперлась в своей комнате и проплакала почти до утра:
— Понимаете, раньше никогда такого не было! Мы с мамой могли повздорить, но руки она никогда не распускала.
Наутро мать и дочь, не сговариваясь, предпочли сделать вид, что ничего не произошло. Позавтракали, как обычно, даже о чем-то поговорили.
По словам подростка, постепенно инцидент подзабылся: царапина зажила, а неприятный осадок дочь постаралась выкинуть из головы. Но на майские праздники ужас вернулся.
— За праздники она уже дважды распускала руки, и мне страшно подумать, что мне предстоит сидеть с ней нос к носу до конца мая! Самое ужасное, что я не могу предвидеть, когда именно у нее сорвет планку. Один раз она ударила меня прямо в магазине, куда мы пошли вдвоем. Я всего-то потянулась за бутылкой колы рукой без перчатки, а она за это своей рукой в перчатке влепила мне пощечину. А недавно она пыталась отхлестать меня по лицу своей мокрой блузкой, которую достала из стиральной машины. Из-за того, что я положила в стирку что-то цветное и якобы испортила ей вещи. Но тут уже я не выдержала: применила силу, схватила ее в охапку и заперла в ванной. Она там рыдала, пока я ее не выпустила. А я рыдала в своей комнате. Как мне надоел этот дурдом!
Влада рассказывает, что не знала, как ей себя вести, и стала искать совета.
— Бабушка по телефону сказала, что это я сама во всем виновата, довожу мать тем, что не помогаю ей по дому и целыми днями «болтаю с парнями». Мой парень сказал, что я должна уйти из дома. Потом я зашла на один юридический сайт, где дают советы. Написала там: «Меня избивает мать, что мне делать?». А там онлайн-юрист отвечает, что надо обращаться в полицию. Но все эти советы мне не подходят. Почему я должна уходить неизвестно куда из собственного дома?! И мать родную в полицию сдать не могу. Тем более, я не дитя малое, которое не может за себя постоять. Физически я намного сильнее матери, но не драться же мне с ней?! Но сносить молча ее тумаки я не намерена!
Оба этих типа могут срываться на близких, только у первых агрессия носит регулярный и хладнокровный характер. Они не пытаются ее в себе подавить, стараясь лишь запугать близких, чтобы они не вздумали жаловаться. С такими тиранами уместно бороться с помощью общества – не бояться обращаться на горячие линии и в правоохранительные органы.
Но, судя по рассказу девочки, ее мать относится ко второму типу: она не в силах совладать с собственным стрессом, срывается на дочери, а потом каждый раз сама плачет и раскаивается в своей несдержанности. В этом случае самая большая ошибка для обеих – после каждой вспышки делать вид, что ничего особенного не произошло. Тиран, даже невольный, должен понимать, что перешел грань, так ему легче будет взять себя в руки.
Я бы посоветовал девочке выбрать время, когда обе будут спокойны, и вызвать мать на откровенный доверительный разговор. Донести до нее, что рукоприкладство ее обижает и унижает, и терпеть такое она не станет. И если такое повторится, дочь будет вынуждена обратиться на специально организованную для таких случаев горячую линию. И предложить матери в ответ спокойно, а не в режиме скандала, высказать свои претензии и пожелания к дочери.
Кстати, горячие линии существуют не только для того, чтобы жаловаться друг на друга: психологи помогут восстановить душевное равновесие каждому, кто не в силах сделать это самостоятельно. На такую линию поняв, что не в силах сдерживаться, могут позвонить и мать, и дочь. И обеим я бы порекомендовал успокоительные травяные сборы, которые есть в каждой аптеке.
«Мама таскала меня за волосы»: Светлана Лобода об инциденте в детстве
Певица отличалась неординарным поведением.
Певица Светлана Лобода, которая сейчас выглядит всегда сексуально, элегантно и со вкусом, в детстве отличалась неординарными выходками. Такое поведение мать артистки не одобряла, на почве чего у них возникали конфликты. Однажды родительница даже приложила физическую силу.
«Я выкрасила часть волос в зеленый цвет. И вот прихожу я такая пьяненькая, мама видит меня, хватает за волосы и тащит в ванну смывать краску», — вспомнила певица.
Лобода с мамой
Светлана уточнила, что такая ситуация была единственной. Тогда ей исполнилось 17 лет, она называла себя тинейджером и, выкрасив прядь волос в яркий цвет, хотела показать некий протест. При этом артистка подчеркнула, что отношения с мамой у неё всегда были хорошими и доверительными. Сейчас между ними нет недопониманий. Родительница помогает Лободе в заботе о детях и поддерживает во время концертов. Также мать и дочь совместно отдыхают и путешествуют.
«Моя мама — уникальный человек. Она очень добрая, отзывчивая. Мы практически никогда не ссоримся», — заявила Светлана в шоу «Вечерний Ургант».
Отметим, что, помимо записи песен, Лобода является наставником в шоу «Голос.Дети». Ранее она уже принимала там участие, но переживала из-за высокой ответственности за детей, потому что, работая с ними, нужно учитывать их «тонкую психику». Однако на очередное предложение решила согласиться.
Недавно Светлана оказалась в центре скандала на одной из музыкальных церемоний. Финал «Золотого граммофона», съемки которого проходили 12 декабря 2020 года, был под угрозой срыва из-за певицы. «Суперзвезда» отказалась выходить на сцену за час до выступления. Причиной тому стал одинаковый реквизит (ванна) на сцене вместе с Мари Краймбрери. За это поклонники обвинили Лободу в мании величия и раскритиковали в комментариях.
В июне 2020 года произошел ещё один конфликт. Его спровоцировал певец Сергей Лазарев на премии «Муз-ТВ». По словам очевидцев, он с наездом спросил у артистки что-то вроде: «Ты что, о. ла? Типа самая крутая?». Причиной агрессии у Лазарева стали особые привилегии певицы. На концерте ей позволили исполнить целых 6 композиций, в то время как Сергей вообще не смог выступить и показать свой номер с «Евровидения-2019» из-за технических неполадок.
Ксения
«Мое воспитание напоминало дрессировку»
Когда я родилась, моей маме было 18 лет, а папе — 17. Я была незапланированным ребенком: они еще учились в университете и жили в общежитии. У обоих был взрывной характер, и поэтому ссоры между ними случались часто. Иногда дело доходило даже до физического насилия: в порыве гнева они, например, могли разорвать друг на друге одежду или подраться. Я с самого детства наблюдала их ругань, поэтому рано начала не только впитывать культуру насилия, но и ощущать ее на себе.
Когда мне исполнилось четыре года, они развелись, и я осталась жить с мамой. С самого детства я проявляла интерес к учебе и в школе практически сразу стала отличницей. Заметив это, моя мама решила проявить строгость и решительность во всех вопросах, связанных с моим образованием. Например, я не могла самостоятельно делать домашнее задание: после школы я писала его на черновик и только после того, как мама его проверит, переписывала в школьную тетрадь. Мне это жутко не нравилось: я могла прийти из школы еще до обеда, сделать все за час и пойти гулять до вечера, но в итоге ждала маму с работы и потом переписывала все проверенное. Если я плохо переписывала домашнее задание в чистовик, то мама начинала кричать на меня и рвать мои тетради. Тогда мне приходилось заводить новые и заново писать в них не только последнее задание, но и все предыдущие, включая классные работы. Злясь, она никогда не стеснялась в выражениях. Она могла говорить мне гадкие и страшные вещи, а я их впитывала, думая, что заслужила их.
Из‑за этого с самого детства я очень боялась маму. Мне было страшно, что она меня шлепнет, ударит, разорвет мою тетрадь и накажет. Порой страх по-настоящему мной руководил. Например, я любила делать уроки, сидя на полу, и маме это очень не нравилось. Как только я слышала поворот ключа в дверном замке, я со всей скорости бежала к письменному столу и перекидывала туда все тетради, чтобы она думала, что я занималась там. Я понимала: если она увидит, что я сижу на полу с домашним заданием, она меня просто прибьет.
Мое воспитание напоминало дрессировку: мама общалась со мной по методу кнута и пряника и в большинстве случаев отдавала предпочтение первому. Хотя она старалась быть идеальной в материальном плане и обеспечивала меня всем, чем было нужно, в духовном, моральном аспекте она меня упустила, заложив во мне множество страхов. Худшие эпизоды происходили, когда мама выходила из себя: она могла таскать меня за волосы по дому, кричать на меня матом, если я нарушала ее правила. Из‑за таких моментов мне хотелось уйти к отцу.
«Мне некуда было деть злость и обиду внутри себя, поэтому я причиняла себе боль»
Отношения между моими родителями всегда были плохими. Папа не был ни хорошим мужем, ни хорошим отцом: контакт с ним мне удалось наладить уже в более взрослом возрасте. Тем не менее он пытался мне помочь. Помню, как, когда мне было семь-восемь лет, мы в очередной раз поругались с мамой. В ходе ссоры между нами была драка, и папа решил забрать меня. Я хотела собрать свои вещи до прихода мамы и уехать к нему. Но она вернулась с работы раньше, чем мы ожидали. Увидев, как я пакую сумки, она начала истерику: держа меня у дверного проема, она кричала соседям: «Вызовите полицию, ее похищают!» Потом она посмотрела мне в глаза, все еще не давая двигаться, и сказала: «Если ты сейчас переступишь этот порог, ты больше никогда меня не увидишь, даже не смей сюда возвращаться». Я испугалась: несмотря на все желание переехать к отцу, я боялась потерять маму. Папа не стал вмешиваться — пойди он с ней на конфликт, она сделала бы все, чтобы он потерял со мной любую связь.
«Наши отношения напоминали американские горки»
Постоянные конфликты с мамой привели к тому, что я все время ощущаю себя виноватой во всем, что происходит в моей жизни. После скандалов мы могли не общаться несколько недель: мама просто ходила обиженная и ждала, пока я на коленях приползу извиняться. Я делала это большую часть своей жизни, хотя далеко не всегда я действительно была виноватой.
Я всегда плакала во время наших ссор — это было моей защитной реакцией на те ужасные слова, которые она мне говорила. До сих пор я разговариваю с родителями как маленькая девочка: даже сейчас, спустя годы, после любой перепалки с мамой я рыдаю и не могу остановиться. Когда мама видела мои слезы, то говорила, что плакать должна она, а не я, потому что у нее плохая дочь. Отчим пытался нас помирить, когда понимал, что мы игнорируем друг друга слишком долго, но на прямой конфликт с мамой он не шел, а мне постоянно напоминал, чем я ей обязана. Это только увеличивало чувство вины, которое я сегодня пытаюсь перебороть с психологом.
Отношения с мамой ненадолго наладились после рождения моего младшего брата. Когда мы не ругались, я многим могла с ней поделиться: рассказывала о своей личной жизни, просила совета. В такие моменты у нас действительно были доверительные, хорошие отношения, но как только назревала ссора или у нее менялось настроение, она направляла против меня все то хорошее, чем я с ней делилась. Наши отношения напоминали американские горки: позитивные моменты резко сменялись негативными, и казалось, что этому не будет конца.
Светлана Лобода: «Однажды я пришла домой пьяная, и мама таскала меня за волосы»
12 марта мама Светланы Лободы отметила очередной день рождения. По словам певицы, у нее сложились идеальные отношения с родительницей, но одна крупная ссора между ними все-таки состоялась.
Инцидент произошел, когда Светлане было всего 17 лет. Тогда будущая звезда бунтовала, как и многие подростки. Однажды она вернулась домой в нетрезвом состоянии, что очень не понравилось ее маме.
«Я выкрасила часть волос в зеленый цвет. И вот прихожу я такая пьяненькая, мама видит меня, хватает за волосы и тащит в ванну смывать краску. Это был единственный такой инцидент», — призналась артистка.
Сейчас Светлана и родительница очень близки. Мама помогает Лободе в заботе о дочерях и поддерживает наследницу во время концертов. Отдыхают женщины тоже вместе, ценя каждую минуту, проведенную рядом. «Моя мама — уникальный человек. Она очень добрая, отзывчивая. Мы практически никогда не ссоримся», — подчеркнула звезда в эфире шоу «Вечерний Ургант» на Первом канале.
При этом творческих советов у родительницы Лобода не спрашивает. Артистка привыкла сама решать все вопросы, касающиеся карьеры. Напомним, что сейчас Светлана успевает не только записывать новые композиции, но еще и работать над шоу «Голос. Дети». Ранее звезда уже принимала участие в съемках шестого сезона и мечтала снова стать наставницей программы.
Вот только перед съемкой новых выпусков со звездой произошел неприятный казус. Многих фанатов проекта возмутило, что Светлана появилась перед зрителями в наряде с глубоким декольте. «Изначально я должна была сниматься в очень красивом белом платье. Мы специально заказали его из Парижа. Оно пришло за день до съемок, и я просто не влезла в него. Перешить не успели, поэтому сниматься пришлось в том, что было. Но участники проекта же еще совсем маленькие. Им все равно на мое декольте», — уверена Светлана.
Артистка не сомневается, что она сможет помочь юным музыкантам развить свои таланты и добиться успеха. К тому же звезда получает удовольствие от работы над проектом, который смотрит вся страна.
Текст: Полина Яук; иллюстрации: Галина Шереметова
«Я застегивала сапоги, когда она внезапно вцепилась мне в волосы и ударила головой об стену: раз, второй, третий. Содрала с меня пальто. Силком потащила в комнату. Повалила на кровать. Начала душить. А я просто лежала, смотрела на её раскрасневшееся лицо и думала: что вообще происходит с моей жизнью?»
Корреспондент Северо-Западного информационного центра «Человек и закон» — Центра журналистских расследований «Резонанс» встретилась с петербурженкой, которая подвергалась домашнему насилию в детстве, узнала, как это отразилось на её жизни и выяснила, куда обращаться за помощью, если дома тебя никто не слышит.
Согласно статистике МВД в 2020 году было совершено 90 374 преступления в отношении несовершеннолетних. Из них 50 502 уголовных деяния, то есть 65% от общего количества связаны с родителями и другими членами семьи. 80% таких преступлений – неуплата алиментов. Однако среди них есть 1050 зафиксированных случаев жестокого обращения с детьми, по факту которых были возбуждены уголовные дела. За первые два месяца текущего года зарегистрировано 255 таких деяний.
Собирай свои вещи, ты едешь в детдом
«Однажды осенью я и мама возвращались домой из гостей. Вышли, как обычно, на станции “Лиговский проспект” – мы жили в коммунальной квартире неподалеку. Мама была не в настроении, идти приходилось молча. Со скуки я начала жевать нитку от шарфа. Когда мама заметила это, то попросила ее выплюнуть. А я не выплюнула. Тогда она схватила меня за руку, встряхнула и с силой потащила вперёд. Мне было больно, я плакала. А она трясла меня и кричала: “Чего ты ревёшь?”.
Дома она сказала, что ей не нужна такая врущая и непослушная дочь. И добавила: собирай вещи, ты поедешь в детский дом. Она кричала и складывала мою одежду в пакет. Заставила меня обратно надеть колготки, которые я успела снять. В этих колготках и майке она выставила меня на лестничную площадку. Помню, я стучалась в дверь и умоляла впустить меня обратно. Я не понимала за что, но была уверена, что сейчас появится мама и отвезёт меня далеко-далеко. Я даже успела внутренне с этим смириться. На лестнице было холодно. В какой-то момент я решила уйти сама. Но на улице было еще холоднее, шел дождь, а у меня не было обуви. Я подумала, что колготки сразу намокнут.
Хорошо, что я тогда никуда не пошла: мне было 7 лет.
Сейчас я думаю: что должен был сделать ребёнок, чтобы получить столько злобы? Эта история не научила меня быть послушной. Она показала мне, что если ты жуёшь нитку, нужно делать это так, чтобы мама не увидела».
Мама была небожителем, чью реакцию я не могла предугадать
Виктория родилась в марте 1998 года в Ростове в семье экономиста и полицейского. Когда девочке было два года, они переехали в Петербург. Детство Вики проходило между коммунальной квартирой на Лиговском проспекте и круглосуточным детским садом: спустя год родители разошлись, и мама не могла уделять дочери достаточного количества времени. Порой ребёнком занималась бабушка: могла отвести в кинотеатр «Художественный» на новый мультфильм или взять с собой на «Юнону» (рынок — ред.), где она тогда работала и где была детская комната.
«Для меня было странно, когда я узнала, что в обычных семьях дети делают с родителями что-то вместе. Идут по выходным гулять или в музей. Маму было почти никуда не вытащить. Однажды я нашла фотографию из зоопарка, там мы с ней вместе. Но я не могу представить, когда она была сделана. В детстве я находилась в вечном напряжении – никогда не знала, когда мне прилетит. Однажды я разбила вазу, и мама ничего не сказала. А в другой раз уронила браслет из кварца и написала ей об этом. В ответ пришло sms-сообщение: “я скоро буду, тебе ******”. Мама была для меня небожителем, чью реакцию я не могла предугадать: то она ласковая и тискает меня, то таскает за волосы».
Несмотря на то, что согласно официальной статистике за прошлый год было выявлено только 1050 случаев жестокого обращения с детьми, настоящее число внутрисемейных конфликтов назвать сложно. Владимир Кудрявцев, криминолог и младший научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге, в своей лекции пишет, что на самом деле в России происходит примерно в 10 раз больше различных преступлений, чем фиксирует МВД. На это есть несколько причин: во-первых, правоохранители искажают уголовную статистику, т. к. она является для них отчётной. Во-вторых, многие люди просто не сообщают о событиях, которые с ними происходят. Особенно это касается жертв насилия, в том числе пострадавших от своих близких.
«С учетом положений действующего законодательства, статистических данных и в целом сложившейся в стране ситуации говорить о защищённости детей от насилия трудно. Сейчас многие несовершеннолетние даже не знают, куда они могут обратиться за помощью в случае применения по отношению к ним насилия. Если даже несовершеннолетние в принципе знают, кто может им помочь, они все равно боятся – боятся признаться и рассказать о факте применения по отношению к ним насилия», – считает президент благотворительного фонда «Юристы помогают детям» Виктория Дергунова.
Вырасту и отомщу
«В детстве я любила приходить к бабушке: пока взрослые общались, я часто играла с двумя мальчишками – сыновьями друга семьи. Однажды мы проводили время вместе, когда мама попросила меня отвлечься и принести с кухни еду. Я шла по длинному коридору, запнулась, не удержала равновесие и уронила яичницу на пол. Я так испугалась, что на меня будут кричать, что подняла ее и положила на тарелку обратно.
Мама это заметила. Она отозвала меня в другую комнату и несколько раз ударила по лицу тапкой. Мне было противно и больно. Еще больнее было оттого, что мои друзья все слышали. Перед ними было ужасно стыдно. Меня били якобы за враньё. Но никому из взрослых не пришло в голову спросить, почему я не сказала, что уронила еду. В тот день мне впервые пришла в голову мысль: когда вырасту, я отомщу своей маме: сдам её в дом престарелых и больше никогда не буду с ней общаться.
«Зачастую бьющий родитель – это травмированный прежде подросток. Бывает, что человек слаб морально, не может дать опор и отстоять себя в обществе, а потому отыгрывается на слабых членах семьи. Обычно таких людей воспитывали авторитарные родители», – считает она.
Бьющий родитель – травмированный в детстве ребёнок. Иллюстрация: Галина Шереметова
«Психопатия в состоянии декомпенсации может быть болезнью. Декомпенсация происходит, когда личностные особенности становятся чрезмерными во всех проявлениях. Когда человек хочет, но не может справиться с элементами своей взбудораженности, агрессии, возбужденности. Тогда это квалифицируется как декомпенсация. Это корректируется психотерапией», – отмечает специалист.
Мама не извиняется
Конфликты стали серьёзнее, когда семья Виктории переехала из центра города на север Петербурга. Её мама во второй раз вышла замуж и забеременела.
«Мама могла внезапно ворваться в комнату и накричать. Однажды она заставила меня порвать мои рисунки, висевшие на стене, и заменить их формулами по математике. Яркое воспоминание того периода – родители одноклассника сказали, что я с ним подралась. Я этого не делала, но мама не поверила и оттаскала меня за волосы. Мне было наплевать на удары – что, в первый раз, что ли? Но её неверие сильно задело. После она просто позвала меня пить чай, не извинившись. Она вообще никогда не извинялась», – вспоминает девушка.
Специалисты считают: законодательство Российской Федерации необходимо совершенствовать – расширять перечень деяний, за которые родители, ставящие под угрозу жизнь и здоровье ребенка, могут быть ограничены в своих правах. Однако проблема кроется не только в законодательстве.
«Зачастую правоохранительные органы или органы опеки и попечительства попросту не воспринимают обращения несовершеннолетних о применяемом по отношению к ним насилии, вовремя не предпринимают необходимых действий, что впоследствии может привести к эскалации конфликтной ситуации или даже к совершению преступления», – считает президент благотворительного фонда «Юристы помогают детям» Виктория Дергунова.
Женщина добавляет, что одним из вариантов решения проблемы могут стать дополнительные обучающие курсы для сотрудников правоохранительных органов, органов опеки и попечительства, которые помогут понять детскую психологию и изучить особенности работы с несовершеннолетними. Подобные курсы позволят правильно выстроить коммуникацию с ребёнком, который подвергся физическому или сексуальному насилию.
«Один из самых крупных конфликтов произошел, когда она нашла у меня фанфики (жанр массовой литературы, создаваемой по мотивам художественного произведения его поклонниками), где упоминались романтические отношения, в том числе нетрадиционные. Мама сломала о мою голову ноутбук. Мой папа, который к тому моменту болел раком и лежал в больнице, отнесся к этой ситуации иначе: сказал, что все в порядке и отшутился. Я тогда удивлялась: неужели есть кто-то, кто может просто поговорить со мной? Еще я подумала, что папа клёвый. Через полгода он умер.
Папа умер, а маме всё равно
«После папиной смерти у меня случился депрессивный период, наложившийся на пубертат. Я могла легко заплакать или сделать что-то странное. Лечь посреди дороги, например. Я вступала в конфликты с преподавателями, ссорилась с друзьями. Мне не нравилось жить в реальном мире. Он казался грустным и жестоким. Мама к этому моменту почти никак не участвовала в моей жизни. Сначала я думала, что это классно и она мне доверяет. Потом я поняла, что ей просто было плевать. Как прошел мой день, с кем я общаюсь, что мне нравится? Её это не интересовало. Постепенно я все хуже контролировала свои эмоции. У меня начались панические атаки: я задыхалась и теряла сознание. Появилось чувство, что меня никто не защитит: папа умер, а маме всё равно. Казалось, что часть меня, верящая в светлое будущее, умерла тоже. Осталась Россия для грустных».
По словам врача-психотерапевта Лидии Тонконоговой, у детей, которые подвергаются насилию, часто формируется протестный, недоверчивый характер. Чрезмерная возбудимость, острая реакция на простые, на первый взгляд, указания, когда непонятно, против чего человек воюет, могут быть сигналом – ребёнка бьют. Но может быть и совершенно противоположная ситуация, когда ребёнок нерешительный, тихий, вечно сомневающийся, забитый. На все эти особенности стоит обращать внимание.
«Время шло к лету. Я подумала, что больше так не могу. После годовщины папиной смерти я думала покончить с собой. Мне не хотелось существовать. Я пришла с этим к маме. Помню, она сидела на кровати и играла в игру на телефоне. Я легла на пол и сказала: “Мама, я так больше не могу, мне очень плохо. Я физически ощущаю дыру в груди. Я хочу умереть”. В ответ мама заявила, что я нытик и мне надо устроиться на работу.
“Мама, я так больше не могу, мне очень плохо” Иллюстрация: Галина Шереметова
Дети, которые подверглись домашнему насилию, в первую очередь, могут обратиться в полицию, а в случае серьёзных травм – в медицинское учреждение. Ребёнок в любом возрасте имеет право подать жалобу в органы опеки. По достижении четырнадцатилетнего возраста подросток может самостоятельно обратиться в суд за защитой своих прав.
Несовершеннолетних, которым необходима юридическая консультация, курирует Благотворительный фонд «Юристы помогают детям». Сейчас при обращении в фонд сотрудники заключают соглашение об оказании юридической помощи в пользу третьих лиц, которые заинтересованы в благополучии подростка. Однако они планируют поднять вопрос о закреплении права несовершеннолетних самостоятельно заключать соглашение об оказании юридической помощи с адвокатом, особенно в случае, когда интересы родителей противоречат интересам самого ребенка, а представители органов опеки бездействуют. Но и сейчас в фонд может обратиться любой подросток по телефону: +7 (800) 707-28-40 или написав обращение на сайте pravohelp.ru.
«В Петербурге ребенок, подвергшийся насилию, помещается в приют для детей «Транзит», где получает комплексную психолого-социальную помощь специалистов. Сегодня в городе осуществляют свою деятельность 16 Центров социальной помощи семье и детям, 14 центров для детей-сирот, в том числе, созданные некоммерческими организациями. Кроме того, свою деятельность осуществляет уникальная детская деревня SOS-Пушкин – как альтернатива детским домам», – рассказал нам начальник отдела по связям с общественностью Уполномоченного по правам ребенка в Санкт-Петербурге Александр Попейко. Он добавил, что если ребенок не знает, куда ему обратиться, он может связаться с Уполномоченным по правам ребенка по телефону: 576-70-00.
Язык насилия
«Когда мне исполнилось восемнадцать, я думала, что в безопасности, что мама больше не поднимет на меня руку. Я не помню, с чего все началось. Мы говорили о политике, а свелось все к “ты зажралась и ничего не делаешь в этом доме”. Тогда я впервые попыталась дать ей отпор, а не стоять, как обычно, молча. Я кричала, она кричала. А потом я решила, что с меня хватит – и решила уйти. Я застегивала сапоги, когда она внезапно вцепилась мне в волосы и ударила головой об стену: раз, второй, третий. Содрала с меня пальто. Силком потащила в комнату. Повалила на кровать. Начала душить. А я просто лежала, смотрела на ее раскрасневшееся лицо и думала: что вообще происходит с моей жизнью?
Снимать побои я не стала, хотя у меня вся шея была в синяках. Думала, что это бессмысленно. Эта ситуация окончательно убедила меня, что с моей матерью невозможно договориться. Она не знает никаких языков, кроме языка насилия. Я вновь, как и в детстве, больше не чувствовала себя в безопасности в собственном доме. Но и уйти не могла. Просто не знала как.
Дети, подростки и взрослые, желающие найти с ними контакт, могут получить психологическую помощь на «Детском телефоне доверия»: 8-800-200-01-22.
Обсудить непростую жизненную ситуацию и получить поддержку возможно у специалистов фонда «Волонтёры в помощь детям-сиротам» (+7 495 789 15 78). Для тех, кому страшно звонить по телефону, работает Центр психологической помощи «Твоя территория». Консультация проходит в режиме онлайн.
Если жертве насилия нужна не только беседа со специалистом, но и жилье, можно обратиться в шелтер (временное убежище). В Москве одинокими женщинами и женщинами с детьми занимается «Кризисный центр помощи женщинам»: +7(499)977-17-05, в Петербурге по тому же принципу работает Фонд помощи жертвам насилия «Птицы»: +7(967)967–39–29. Непосредственно только несовершеннолетним помогает вышеупомянутый приют «Транзит»:+7 (812) 576 19 33.
Я боюсь превратиться в нее
«Мне гораздо лучше, чем раньше. И все-таки я не могу не замечать последствий. Я испытываю отвращение к слову «семья», потому что в своей чувствую себя чужой. Мама говорит, что нет ничего важнее родной крови. А я думаю: какой крови? Той, что пыталась придушить, верила всем, кроме меня?
По словам психолога-сексолога Марии Павиной, у взрослых, подвергавшихся насилию в детстве, часто встречаются подавленное состояние и астения, трудности с принятием решений, неумение общаться с противоположным полом, завышенные ожидания от партнерства и низкая самооценка. Исследования показывают, что многие из них также страдают от повышенной тревожности, депрессии, симптомов посттравматического стрессового расстройства.
«Сейчас мне 23 года. Хотя мне приходится многому учиться (например, правильно выражать свои чувства), я точно знаю, что как раньше уже не будет. Я переехала от мамы и больше ее не боюсь. Получила высшее образование по специальности «Реклама и связи с общественностью», успела много где поработать. Однажды даже оказалась на производстве автомобилей. Прошлый год я прожила во Франции – учила язык. Теперь у меня есть много прекрасных друзей-иностранцев. Только сейчас я начинаю понимать, чего хочу от жизни. Планирую писать сценарии для визуальных романов. Может, займусь танцами – мне нравится танго. Если у меня когда-нибудь всё-таки будут дети, их жизнь будет иной. Насилия я не приемлю».