мать бросила меня в детстве
«Мама бросила меня. Но я все еще жду ее»: история отвергнутой дочери
Юлии тридцать лет, у нее своя семья, муж и дочь, но она до сих пор ищет маму, которой она совсем не нужна. Психолог комментирует ее историю и дает советы, как отнестись к такой ситуации.
«Я была готова все ей простить, понять ее, но она и не думала возвращаться»
Юлия, 30 лет
«Разлука с мамой — это первое и самое болезненное воспоминание из моей жизни. Помню, я была еще малышкой, и мама всякий раз пыталась оставить меня с бабушкой. Она родила меня очень рано, ей хотелось погулять, насладиться жизнью.
Однажды я сильно ударилась, когда мама уходила со светловолосым молодым человеком, а я рванулась к ней и выпала из коляски. Но эти расставания были каплей в море, незначительными, но очень явными знаками — я совсем не нужна самому родному и любимому человеку, моей мамочке.
Впервые она бросила меня по-настоящему, надолго, когда мне было 10 лет. Семья планировала переезжать, и мы с бабушкой уехали первыми. Мама должна была приехать вслед за нами, но ее все не было и не было. Переживала я этот эпизод очень тяжело, было больно. Как раз начинался переходный возраст, так хотелось рассказать маме про мальчика, который мне нравился, поделиться своими секретиками. Помню, как хотелось, чтобы она наконец-то приехала, обняла, поцеловала и просто была рядом.
Когда мне только исполнилось пятнадцать лет, через два месяца после моего дня рождения умер мой папа. И тут мама, как говорится, «пошла вразнос»
Папа был единственным человеком, который мог сдерживать ее от бесшабашной, разгульной жизни. С этого самого момента мужчины в нашем доме начали меняться, как стеклышки в калейдоскопе. Один, второй, третий… Я даже не запоминала их имена и никогда бы не узнала на улице, если бы встретила кого-то из них. Самым страшным воспоминанием этого времени остался мамин любовник, который бил и меня, и ее.
Продлилось это недолго. Однажды я проснулась от того, что в квартире было пусто: мама уехала в другой город, забрала свою одежду, некоторые вещи из дома. А я осталась снова одна, в семнадцать лет! В тот момент мама была мне так нужна, я была готова все ей простить, понять ее, но она и не думала возвращаться. Она всегда с такой легкостью от меня отказывалась, как будто я просто ей не нужна.
Мы не общались несколько лет, я чувствовала себя чужой. Сейчас мне 30, мама жива и, надеюсь, здорова, но не проявляет ко мне никакого интереса. Я вышла замуж, у нас родилась дочка Ксюша. Но мама ее до сих пор не видела. Говорит, что скоро приедет к нам погостить, поздравить внучку с трехлетием. Я жду и надеюсь. Тяжело, больно.
Я понимаю, что сейчас у нее другая жизнь, другой мужчина, другой ребенок. И родила мама его уже в тридцать с небольшим, относится к нему совсем по-другому, чем ко мне в детстве: встречает из школы, выкладывает фотографии в социальных сетях. А мне до сих пор тяжело и больно обнаруживать эти следы другой жизни, и наверное, счастливой семьи».
«Когда мама уходит — мир рушится»
Юлия Романова, психолог
«Когда ребенок рождается, мама представляет для него целый мир. Она не только дает тепло и еду, но обеспечивает безопасность и психологический комфорт. Эти глубокие эмоциональные связи называют привязанностью. Именно они формируют базовое доверие или недоверие к миру.
Существует несколько типов мам, и отсутствующая мама — один из самых частых образов. При этом мама так же, как у автора письма, может находиться в одном пространстве с ребенком, но быть сфокусирована на мужчинах или алкоголе. А когда мама уходит — мир рушится. Но остается надежда, как в песне: «Пусть мама услышит, пусть мама придет, пусть мама меня непременно найдет».
Вырастая, такие дети продолжают верить и надеяться, что мама вернется, что она заметит и однажды оценит их. Так же они ищут маму в других: в партнере, друзьях, коллегах или в собственных детях. Словно мотыльки, летящие на свет, они откликаются на тепло и одобрение.
Став взрослыми, очень стараются быть успешными, хорошими, могут преуспевать в карьере и социальной жизни. Но это все для нее, для мамы, которая никогда не придет
Что делать, если мамы нет в вашей жизни или ваши радости и невзгоды ей малоинтересны? Хорошим терапевтическим решением будет согласиться с судьбой матери. Скажите себе: «Мама любила меня так, как умела. Она хотела быть счастливой». Скорее всего, у вашей мамы тоже был нарушен контакт с собственной матерью, и в детстве она тоже выживала.
Если у вас нет возможности поговорить с мамой в реальности, то представьте себе ее образ или напишите ей письмо, даже если вам некуда его отправить. О чем можно написать или сказать? Например, это могут быть такие слова: «Мама, мне тебя не хватало тогда и не хватает сейчас. Но я понимаю и принимаю тебя и всю твою непростую жизнь. Я вижу в тебе женщину. Обычную земную женщину. И я больше не буду ждать. Я соглашаюсь со своей судьбой. Спасибо, мама…» Не сдерживайте эмоции, которые на вас нахлынут, слезы. Вслед за ними придет облегчение».
«Меня били в детстве»: как отпустить старые обиды?
Некоторые родители уверены, что телесные наказания необходимы, чтобы вырастить воспитанного, благородного и угодного обществу ребенка. Как правило, рукоприкладство сопровождается словами «Меня в детстве били — и ничего, вырос нормальным» и «по-хорошему дети не понимают, их нужно бить».
Тем не менее основная задача родителей — создать комфортные условия, в которых дети будут ощущать себя спокойно и безопасно. Второстепенная — воспитывать не ребенка, а себя, потому что дети все равно будут брать пример с мамы и папы. Ведь они как губки впитывают и повторяют все, что видят и слышат: звуки, слова, действия, модель поведения, ценности.
Что происходит с ребенком, когда его бьют?
Удар, шлепок, подзатыльник — признаки родительской слабости, которые оставляют негативный след на всю жизнь, разрушают чувство безопасности ребенка, личные и эмоциональные границы, а также влияют на его сексуальность.
Если ребенка регулярно наказывают физически, он бесконтрольно начинает поджимать ягодицы, при этом выводя вперед таз и создавая стрессовое напряжение внизу спины. Он ходит в таком положении ежедневно, не контролируя этого. А область таза, в свою очередь, связана с сексуальностью человека.
Зажим в этой области приводит к одной из двух проблем: либо человек начинает безразлично относиться к сексу и вообще отказывается от него во взрослом возрасте, либо, наоборот, человек вступает в беспорядочные половые связи.
Такой взрослый не умеет самостоятельно выстраивать личные границы и позволяет другим их нарушать. Ему сложно создавать полноценные и гармоничные отношения с людьми, ощущать себя счастливым и успешным. Его понимание любви тесно переплетено с болью.
Как быть, если вы выросли, а обиды остались?
Чтобы избавиться от обид на родителей, обратитесь к психологу
Нас ждет долгий тернистый путь к принятию себя, построению крепкой внутренней опоры, восстановлению своей целостности как независимой от родителей личности. Мы выходим на другой уровень понимания себя, отца и матери, взаимоотношений с ними.
Важно принять жизненные выборы наших родителей, их судьбу, поступки по отношению к нам и то, что, вероятно, они тоже были травмированы своими мамой и папой. Когда мы делаем этот шаг, мы останавливаем цикл насилия.
Любить и прощать их не обязательно, важно лишь принять поступки, которые они совершали. Мы не обязаны быть такими же, как наши родители, мы вольны выбирать иную жизнь: комфортную, счастливую, гармоничную и безопасную.
Четыре монолога о материнских срывах
«Когда сын бросился на асфальт и начал истерить, мои нервы не выдержали»
Инна, 41 год
У меня двое сыновей, сейчас им 22 и 16 лет. Я была категорической противницей физических наказаний по отношению к детям и оставалась ею до рождения второго ребенка. Считала, что люди, которые поднимают руку на собственных детей, — изверги и к тому же глупые, потому что не умеют разговаривать с детьми. Меня саму в детстве практически не наказывали: максимум, что мама могла себе позволить, — шлепнуть полотенцем по шее, но до этого ее реально надо было довести. Отца у меня не было, только отчим. Он, к счастью, никогда не лез в разборки со мной, предпочитая все оставлять на усмотрение мамы.
Своего первого ребенка я растила без отца. Жила с мамой, отчимом и двумя братьями-школьниками. Материально мне помогала мама. Все остальное было на мне: ребенок, братья, хозяйство. На работу я пойти не могла — в садик не пробьешься. До 5 лет я так и просидела дома, потом мама пошла на уступки и разрешила мне поработать. Когда сын пошел в школу, она сказала: «Увольняйся, надо с ребенком делать уроки, я не собираюсь этим заниматься». Пришлось уйти, хотя денег катастрофически не хватало.
Сына я вообще никогда не трогала, но он и ребенок был сам по себе понимающий. Хотя случалось, что и утюг включал, утащил втихаря кипятильник и диван поджег, но это я недоглядела. Сыну достаточно было просто объяснить, почему нельзя так было делать и чем это может кончиться. Когда в 11 лет я застала сына в курящей компании (сам он не курил), для профилактики показала ему ремень и сказала: если поймаю с сигаретой, попу в полосочку сделаю. Вот и все.
Когда мы вышли из магазина на улицу, младший кинулся на асфальт и стал колотить руками-ногами. Успокоить его не получалось
Со вторым ребенком все было гораздо хуже. Его я родила, уже будучи замужем. Муж с ребенком мне совсем не помогал, пропадал с друзьями и приносил домой копейки. Дети были исключительно на мне и в материальном, и в физическом, и в эмоциональном плане. Второй сын родился гиперактивным и очень мало спал по сравнению с обычными младенцами. Он рос агрессивным и совершенно ничего не хотел понимать, его невозможно было заинтересовать или отвлечь. Если что-то шло не так, как ему хотелось, он начинал драться или истерить. Успокоить его было просто нереально. Отец пару раз порывался отлупить ребенка, но я его останавливала. Я перепробовала все — от хороших слов до игнорирования (так он мог и час, и два орать).
Мы ходили к невропатологу и психологу — не помогло. В результате я попала в больницу с нервным истощением. Младшему тогда было три с небольшим года. После моего возвращения домой сын целую неделю вел себя хорошо — соскучился очень. Потом мы пошли в магазин, старшего в школу собрать. Младшего оставить было не с кем, пришлось взять с собой. Пока я помогала старшему примерять брюки и пиджак, младший полез в складское помещение. Естественно, ребенка оттуда вывели, а он закатил такую истерику, что нам пришлось бросить все и ехать домой. Когда мы вышли из магазина на улицу, младший кинулся на асфальт и стал колотить руками-ногами. Успокоить его не получалось. С большим трудом я привезла его домой. Вот тут мои нервы и сдали: я взяла отцовский ремень и отшлепала сына раза три. Он — в крик. У меня сердце кровью обливалось, еле сдерживалась, чтобы не подойти и не пожалеть его. Потом вижу, он уже на публику истерит. Подошла и спокойно сказала: «Я жалеть тебя не буду, ты себя очень плохо вел, и я больше с тобой не разговариваю». Он замолчал, удивленно на меня посмотрел, что-то спрашивать начал, а я не отвечала. Когда он заплакал и попросил прощения, я объяснила, что он сделал не так и почему я так поступила. Это был первый раз, когда сын меня слушал. Мы с ним обнялись, поплакали вместе, договорились, что так делать больше не будем. Истерики прекратились. И, если сын вел себя плохо, я просто объясняла ему, почему так делать нельзя и что либо он успокаивается, либо я с ним не разговариваю. Срабатывало как по волшебству! И это самое тяжелое наказание до сих пор. Ремнем с тех пор мы больше не пользовались, но он лет до десяти всегда висел на видном месте.
«Я всегда была “злым полицейским”»
Наталья, 36 лет
Мы с мужем и двумя сыновьями 5 и 15 лет живем со свекром. Дедушка не принимает участия в воспитании внуков. Муж не имеет представления, как воспитывать детей, и придерживается роли «папа-друг». Мне хотелось бы, чтобы его было больше в жизни детей. Мы с мужем долгое время играли для детей в злого и доброго полицейского, «злым» была я. Со временем контраст сгладился, но роль верховного судьи по-прежнему исполняю я. К нам часто приезжает моя мама, которая всегда помогает мне с детьми. Правда, мне не всегда нравятся ее методы: она по старинке пугает бабайкой, полицейским, чтобы добиться от ребенка послушания (я против воспитания страхом), и запрещает лазить на площадке, пачкаться, тогда как я к этому отношусь спокойно.
Хотя признание «болезни» не означало молниеносного излечения, мне стало понятно, над чем работать
Со временем срывы стали чаще. Регулярно орать на ребенка стало для меня нормой. Иногда я позволяла себе шлепнуть его или дать подзатыльник. Поначалу я оправдывала себя тем, что воспитываю сына. Позже я научилась извиняться за свои действия перед ребенком: это тоже не приносило успокоения, но так правильнее по отношению к сыну. Ужаснее всего, что ребенок не перестает тебя любить, он принимает все с покорностью и, как бы ему ни было обидно, прощает тебя. К слову, при всей моей истеричности старший сын сейчас ближе ко мне, чем к кому-либо. Он знает, что я могу наорать, но, к счастью, не боится меня. Я понимала, что физические наказания вырабатывают у ребенка страх, и старалась, чтобы этого не произошло.
Когда сыну было около четырех лет, срывы стали для меня проблемой. Ухудшали ситуацию непростые отношения с мужем из-за его алкоголизма, я была постоянно на взводе. Тогда же я осознала свою проблему и стала искать информацию в интернете.
И, хотя признание «болезни» не означало молниеносного излечения, мне стало понятно, над чем работать. Я наткнулась на лекцию психолога Ирины Млодик, которая стала первой ступенькой к моему исправлению. Банальное просвещение по поводу особенностей психического и физического развития детей, разбор своего психического состояния позволили мне не доходить до грани. Со вторым ребенком я была спокойна, как удав, и только пару раз срывалась на крик.
«Когда чувствую, что на грани, стараюсь уйти из дома»
Елена, 47 лет
Сейчас моему единственному сыну 24 года. Всю его жизнь нам очень помогает моя мама — его бабушка. Своего ребенка я никогда не била. Я знаю о родительском ремне не понаслышке и к телесным наказаниям отношусь крайне отрицательно: по себе знаю — не поможет, даже хуже будет. Родители били меня в подростковом возрасте за друзей, за сложный возраст, за вранье, и кончилось это тем, что я просто рассказывала родителям еще меньше правды.
Я стараюсь не срываться, но я человек импульсивный: могу накричать, правда, злобы не держу. Обычно, если чувствую, что я на грани, стараюсь выйти из комнаты или даже из квартиры, остыть, переключиться на что-то другое и как-то этим отвлечься. Что касается извинений… Тут ситуации разные. В семье меня не считают авторитетом, и никто никогда не извиняется передо мной. Я стараюсь сгладить моменты, если не права, если права — извинений не требую. Веду себя по ситуации.
«Когда на меня поднимали руку, я чувствовала только ненависть»
Лет до 10–11 родители время от времени били меня с братом-погодкой за непослушание: папа отвешивал подзатыльники или бил ремнем, мама лупила тонкой деревянной палкой, скакалкой или просто трясла, впиваясь в кожу ногтями, так что потом долго оставались следы. При этом мать защищала нас от отца, даже если до этого сама жаловалась на нас и просила наказать. Мы не делали чего-то из ряда вон выходящего, не поджигали квартиру, например, нас наказывали за то, что мы слишком шумели или дрались с братом. За непослушание на нас либо кричали, пугая ремнем или еще чем, либо поднимали руку.
Ничего, кроме ненависти, физические наказания во мне не оставляли, и в смысле воспитания толку от них было ноль
Я очень хорошо помню, что, когда меня наказывал отец за дело или просто потому, что я попалась под горячую руку, я убегала и, сжимая зубы, сквозь слезы шепотом желала ему смерти, а еще мечтала вырасти и отомстить. Когда меня била мать, я могла в отместку выпалить что-то вроде: «Мало тебя отец бил!» Ничего, кроме ненависти, физические наказания во мне не оставляли, и в смысле воспитания толку от них было ноль. Повторюсь, руку на нас поднимали не так часто. Мои родители не были какими-то монстрами: мы были желанными детьми, нас любили и старались, чтобы мы ни в чем не нуждались, хотя жили мы бедно. Они просто не умели по-другому.
Мама до сих пор вспоминает, как подняла на меня руку в первый раз: мне тогда было около года, я не хотела сидеть в кроватке и просилась на руки, у мамы было много дел по дому и взять меня из кроватки она просто не могла. Я продолжала хныкать, уговоры на меня не действовали, и тогда мать шлепнула меня. «Ты стала плакать, а у меня аж сердце сжалось, хотелось подойти, обнять, но я сдерживала себя. Ты поплакала, а потом так и уснула. Проснулась через пару часов и уже все забыла, улыбалась. У меня аж от сердца отлегло». Сейчас, когда мы с братом давно выросли, она, конечно, говорит, что детей бить нельзя. Когда я спрашиваю у нее: «А как же мы? Ты же нас била!» — мама отмахивается, что мы просто не понимали по-другому.
Я противник любых видов насилия. Не знаю, благодаря или вопреки воспитанию родителей, но в социальном плане мы состоялись. Правда, у меня нет своих детей. Одна из причин — я боюсь превратиться в свою мать.
Подготовила Анна Алексеева
Предыдущие материалы:
Год закону о декриминализации домашнего насилия. Мы выяснили, почему за это время не изменилось ничего
Как страшно осознавать, что тебя не любит мать (последам удаленного поста)
Однажды девочка понимает, что мама, любимая мама тебя не любит, обесценивает. Бьет. Наказывает. Ссоры, упреки, крики, придирки.
Материнская любовь дает ребенку заряд на всю жизнь, это как батарейка, от которой человек будет питаться в продвижении по жизни. Даже если у женщины в будущем что-то не будет складываться в семейной жизни или в продвижении по карьере, она не будет страдать, потому что у нее есть материнская любовь и ответная благодарность за нее.
Материнская же ненависть человечка убивает с самого детства.
Нет ничего сильнее материнской любви. Нет ничего сильнее матринской ненависти. Упреки, крики и ругань, манипулирование, доминирование. Но самое главное злость и ненависть в глазах. Особенно, когда мать лупит и распаляется во время битья. И такие молнии из глаз брызжут, такая испепеляющая ненависть.
Никогда не понять женщинам, которым повезло вырасти в любви, почему дочь не хочет ухаживать за престарелой матерью. Никогда не понять.
Бывает, что начинает жаловаться руководителям работающей дочери.
Разрушает отношения дочери с детьми, обесценивая ее перед внуками. Бывает, что уводит у дочери мужа. Клеветой, раздутыми нелицеприятными историями, насмешками и обесцениванием, выставляя ее в нехорошем свете.
Мама, родная и любимая, к которой нельзя из-за окриков и отдергиваний подойти и прижаться.
Почему так происходит?
Девочка не может нормально развиваться без эмоциональных витаминов материнской любви. И эти витамины уже никогда не восполнить в возрасте.
На фоне недостатка витаминов любви у девочки развивается состояние, сравнимое со взрослой депрессией. Для такого ребеночка, у которого нормой наказания и крик, несправедливые придики и затюкивание «все не так, руки не оттуда, ноги-крюки, морда-страхолюдина» и прочее.
Из одних недолюбленных девочек вырастают пессимистки, другие постоянно чем-то болеют, и доктора не могут поставить диагноз.
Что же делать таким недолюбленным девочкам, которых ненавидела мать.
Для начала осознать простую вещь. Каждый взрослый человек живет свою жизнь. И всю свою жизнь учится ее жить. Каждый взрослый человек несет ответственность за свою жизнь, и за жизнь, какую он будет жить в старости.
Каждый взрослый человек отвечает за качетство жизни, которую он живет и в которой будет стареть.
Отвечает.
Мне хотелось бы узнать, у девочек-профессиональных психологов. Работаете ли вы с такими недолюбленными девочками, жизнь и здоровье которых разрушили отношения с матерью. Подводите ли их к мысли, что несмотря на все обстоятельства, дочь обязана ухаживать за такой матерью.
Ксения
«Мое воспитание напоминало дрессировку»
Когда я родилась, моей маме было 18 лет, а папе — 17. Я была незапланированным ребенком: они еще учились в университете и жили в общежитии. У обоих был взрывной характер, и поэтому ссоры между ними случались часто. Иногда дело доходило даже до физического насилия: в порыве гнева они, например, могли разорвать друг на друге одежду или подраться. Я с самого детства наблюдала их ругань, поэтому рано начала не только впитывать культуру насилия, но и ощущать ее на себе.
Когда мне исполнилось четыре года, они развелись, и я осталась жить с мамой. С самого детства я проявляла интерес к учебе и в школе практически сразу стала отличницей. Заметив это, моя мама решила проявить строгость и решительность во всех вопросах, связанных с моим образованием. Например, я не могла самостоятельно делать домашнее задание: после школы я писала его на черновик и только после того, как мама его проверит, переписывала в школьную тетрадь. Мне это жутко не нравилось: я могла прийти из школы еще до обеда, сделать все за час и пойти гулять до вечера, но в итоге ждала маму с работы и потом переписывала все проверенное. Если я плохо переписывала домашнее задание в чистовик, то мама начинала кричать на меня и рвать мои тетради. Тогда мне приходилось заводить новые и заново писать в них не только последнее задание, но и все предыдущие, включая классные работы. Злясь, она никогда не стеснялась в выражениях. Она могла говорить мне гадкие и страшные вещи, а я их впитывала, думая, что заслужила их.
Из‑за этого с самого детства я очень боялась маму. Мне было страшно, что она меня шлепнет, ударит, разорвет мою тетрадь и накажет. Порой страх по-настоящему мной руководил. Например, я любила делать уроки, сидя на полу, и маме это очень не нравилось. Как только я слышала поворот ключа в дверном замке, я со всей скорости бежала к письменному столу и перекидывала туда все тетради, чтобы она думала, что я занималась там. Я понимала: если она увидит, что я сижу на полу с домашним заданием, она меня просто прибьет.
Мое воспитание напоминало дрессировку: мама общалась со мной по методу кнута и пряника и в большинстве случаев отдавала предпочтение первому. Хотя она старалась быть идеальной в материальном плане и обеспечивала меня всем, чем было нужно, в духовном, моральном аспекте она меня упустила, заложив во мне множество страхов. Худшие эпизоды происходили, когда мама выходила из себя: она могла таскать меня за волосы по дому, кричать на меня матом, если я нарушала ее правила. Из‑за таких моментов мне хотелось уйти к отцу.
«Мне некуда было деть злость и обиду внутри себя, поэтому я причиняла себе боль»
Отношения между моими родителями всегда были плохими. Папа не был ни хорошим мужем, ни хорошим отцом: контакт с ним мне удалось наладить уже в более взрослом возрасте. Тем не менее он пытался мне помочь. Помню, как, когда мне было семь-восемь лет, мы в очередной раз поругались с мамой. В ходе ссоры между нами была драка, и папа решил забрать меня. Я хотела собрать свои вещи до прихода мамы и уехать к нему. Но она вернулась с работы раньше, чем мы ожидали. Увидев, как я пакую сумки, она начала истерику: держа меня у дверного проема, она кричала соседям: «Вызовите полицию, ее похищают!» Потом она посмотрела мне в глаза, все еще не давая двигаться, и сказала: «Если ты сейчас переступишь этот порог, ты больше никогда меня не увидишь, даже не смей сюда возвращаться». Я испугалась: несмотря на все желание переехать к отцу, я боялась потерять маму. Папа не стал вмешиваться — пойди он с ней на конфликт, она сделала бы все, чтобы он потерял со мной любую связь.
«Наши отношения напоминали американские горки»
Постоянные конфликты с мамой привели к тому, что я все время ощущаю себя виноватой во всем, что происходит в моей жизни. После скандалов мы могли не общаться несколько недель: мама просто ходила обиженная и ждала, пока я на коленях приползу извиняться. Я делала это большую часть своей жизни, хотя далеко не всегда я действительно была виноватой.
Я всегда плакала во время наших ссор — это было моей защитной реакцией на те ужасные слова, которые она мне говорила. До сих пор я разговариваю с родителями как маленькая девочка: даже сейчас, спустя годы, после любой перепалки с мамой я рыдаю и не могу остановиться. Когда мама видела мои слезы, то говорила, что плакать должна она, а не я, потому что у нее плохая дочь. Отчим пытался нас помирить, когда понимал, что мы игнорируем друг друга слишком долго, но на прямой конфликт с мамой он не шел, а мне постоянно напоминал, чем я ей обязана. Это только увеличивало чувство вины, которое я сегодня пытаюсь перебороть с психологом.
Отношения с мамой ненадолго наладились после рождения моего младшего брата. Когда мы не ругались, я многим могла с ней поделиться: рассказывала о своей личной жизни, просила совета. В такие моменты у нас действительно были доверительные, хорошие отношения, но как только назревала ссора или у нее менялось настроение, она направляла против меня все то хорошее, чем я с ней делилась. Наши отношения напоминали американские горки: позитивные моменты резко сменялись негативными, и казалось, что этому не будет конца.